Страница 21 из 80
Говоря о первой опале, не следует принимать всерьез утверждения отдельных авторов, что в ее основе лежало сведение личных счетов Абакумова с Жуковым. Абакумов, не имея санкции Сталина, никогда бы не посмел заниматься оперативным изучением Жукова.
Константин Симонов в книге «Глазами человека моего поколения» приводит такую запись своего разговора с Жуковым: «Когда я был уже снят с должности заместителя министра и командовал округом в Свердловске, Абакумов под руководством Берии подготовил целое дело о военном заговоре. Был арестован целый ряд офицеров, встал вопрос о моем аресте. Берия и Абакумов дошли до такой наглости и подлости, что пытались изобразить меня человеком, который во главе этих арестованных офицеров готовил военный заговор против Сталина. Но, как мне потом говорили присутствовавшие при этом разговоре люди, Сталин, выслушав предложения Берии о моем аресте, сказал:
— Нет, Жукова арестовать не дам. Не верю во все это. Я его хорошо знаю. Я его за четыре года войны узнал лучше, чем самого себя.
Так мне передали этот разговор, после которого попытка Берии покончить со мной провалилась».
Возможно, такое заявление Сталина имело место. Но оно, на мой взгляд, не лишено притворства. Иначе почему Сталин не отменил слежку за Жуковым, имевшую место и после ареста Абакумовав 1951 году? В этой связи не следует переоценивать и избрание Жукова в 1952 году кандидатом в члены ЦК КПСС на XIX съезде партии. Думаю, что угроза репрессии была реальной для Жукова все годы сталинской немилости.
«Подбирать ключи» к Жукову органы начали с арестов среди генералов и офицеров, служивших вместе с маршалом и знавших его. Арестовывая близких к маршалу людей, Сталин рассчитывал руками органов МГБ добыть показания, позволяющие со временем предъявить обвинение и самому Жукову.
Вспоминаю 31 декабря 1947 года. У сотрудников предновогоднее настроение. Начальство пообещало завершить работу с таким расчетом, чтобы дать нам возможность поспеть к домашнему новогоднему столу.
Среди дня меня неожиданно вызывают к руководителю отдела. На инструктаже узнаю, что включен в оперативную группу, которой предстоит провести обыск в квартире бывшего водителя маршала Жукова. Еще две оперативные группы с этой же целью направляются по местам жительства близких к Жукову генералов — А.Ф. Менюка и И.С. Варенникова. Замечу, что самого водителя маршала Жукова наша оперативная группа не видела. Как сообщили, его арестовали раньше, в гараже военного ведомства.
Нас, сотрудников, в автомашине трое. Подъезжаем к старенькому, обшарпанному бараку в Хамовниках. Входим. Длинный коридор, слева и справа комнаты. Ощущается предпраздничная суета. Судя по движению жильцов, где-то в конце коридора коммунальная кухня. Тускло горит электрическая лампочка. В помещении полумрак. Воздух пропитан сыростью и затхлостью. Водитель Жукова занимает с семьей две маленькие смежные комнаты. Жена печет к Новому году пироги. На полу играют двое детей.
Наш нежданный приход вызвал у хозяйки растерянность. Предъявляем ордер на обыск. На буфете находим принадлежащий задержанному пистолет, о котором нас предупредили еще на инструктаже. Обыск, кроме оружия, ничего не дает. Описывать нечего. Трофейные ложки, вилки и другая утварь ценности не представляют. Завершив обыск, мы уезжаем…
О службе Жукова в Одессе мне рассказывал генерал Федор Петрович Степченко, являвшийся в те годы членом военного совета — начальником политуправления Одесского военного округа. Со слов Степченко, жители города проявляли к личности маршала заметный интерес. Почти ежедневно у штаба округа собирались одесситы, встречая Жукова приветствиями.
В то время, как вспоминал Степченко, Жукова, по указанию Москвы, не избрали делегатом на проводившееся на Украине какое-то крупное партийно-политическое мероприятие, на которое направлялись и представители армии. Это вызвало со стороны Жукова бурную реакцию. Степченко застал маршала сильно возбужденным, буквально мечущимся по своему служебному кабинету. Еле сдерживая себя, он спросил Степченко:
— Кто вам позволил таким оскорбительным образом поступать со мной? Я могу держать ответ только перед Сталиным и ни перед кем другим!
Ситуация вокруг Жукова крайне обострилась. Попытки разрядить ее с помощью руководства Украины и Главпура результатов не дали. Все боялись брать на себя ответственность. Степченко вынужден был обратиться по телефону непосредственно к Н. Булганину. На следующий день Жукова отозвали в Москву. Степченко стало известно, что после отъезда маршала на его даче произвели обыск.
Естественно, возникает вопрос: почему Сталин все же не пошел на арест Жукова? Возможно, боялся отрицательной реакции общественного мнения внутри страны и за рубежом. В таком объяснении есть свой резон. Но, мне думается, не только в нем суть. Главное в том, что маршал Жуков был кристально чист перед партией, народом и государством. Даже в годы унизительной опалы он интересы страны ставил выше личных, проявил железную выдержку и не дал Сталину серьезного повода прибегнуть к репрессиям. Также очень важно, что сослуживцы Жукова, подвергавшиеся арестам, в целом оказались порядочными и принципиальными людьми, не позволили втянуть себя в интриги против маршала.
В 1953 году опала с Георгия Константиновича Жукову была снята, но всего на четыре года. После смерти Сталина его возвратили из Свердловска в Москву, назначив первым заместителем министра обороны, а с 1955 года — и министром обороны Советского Союза. Он был избран в члены ЦК КПСС, а в период 1956–1957 годов — кандидатом в члены и членом Президиума ЦК КПСС. Жуков поднялся до самых высоких постов в армии и партии.
Несомненно, в снятии опалы с Жукова решающую роль сыграл первый секретарь ЦК КПСС Н.С. Хрущев. Без его твердого согласия столь высокие государственные и партийные назначения состояться не могли. В тех обстоятельствах Хрущев поступил мудро и благородно, реабилитировав маршала Жукова, исправив допущенную в отношении него несправедливость.
Вместе с тем в действиях Хрущева где-то просматриваются и личные интересы. С одной стороны, поднимая из опалы Жукова, он сам набирал в народе, партии и армии необходимые ему очки, а с другой — надеялся в лице Жукова обрести опору и союзника в проведении начатого им нового политического курса. Однако осуществить в полном объеме свои планы Хрущеву не удалось. Маршал, став у власти, как и в опале, оставался самим собой — Георгием Жуковым. Имея твердые принципы, продолжал действовать решительно и самостоятельно. «Приручить» его оказалось невозможным. Все это беспокоило и раздражало Хрущева.
К сказанному следует добавить, что у Жукова, несомненно, имелось свое мнение о Хрущеве как политическом и военном деятеле. Маршал хорошо знал не только его плюсы, но и минусы. В связи с этим обращает на себя внимание сдержанность Жукова в оценке Хрущева в «Воспоминаниях и размышлениях».
Упоминавшемуся выше генералу Степченко в бытность Жукова министром обороны СССР довелось работать заместителем начальника Главного политического управления Вооруженных сил СССР. Со слов Степченко, у начальника Главпура генерала А.С. Желтова не сложились с Жуковым служебные и личные отношения. Желтов считал Жукова человеком, недооценивающим значение политорганов, амбициозным, не сделавшим для себя выводов из пребывания в «ссылке». Поэтому тяготился ходить к нему на доклады, избегал встреч с ним, что задерживало решение многих служебных дел.
Однажды Желтов вместо себя направил с докладом к Жукову Степченко. Жуков принял Степченко по-деловому, заинтересованно обсудил и решил все поставленные вопросы. Этот случай явился прецедентом для последующих направлений Желтовым Степченко на доклады к Жукову. Сам Желтов считал виновником натянутых отношений Жукова, жаловался на него в Президиум ЦК КПСС, непосредственно Хрущеву.
Над Жуковым второй раз после войны стали собираться темные тучи, назревала новая гроза. За его спиной скрытно собирали компрометирующие материалы, готовили очередную расправу. Боясь авторитета и широкого признания в народе Жукова, сочли более безопасным вершить над ним суд, предварительно отправив его в октябре 1957 года с визитом в Югославию и Албанию, подальше от родины.