Самый яркий свет

— Найди, но чтобы никого там не было ближайший… час.

— Извольте в мою квартиру, на третьем этаже напротив разгромленной. Убытки-то какие!

— Серж, пойдемте!

Корнет кивнул и взял меня под руку. Дверь оказалась открыта, я заперла ее за собой и огляделась. Бедная обстановка, но хотя бы чисто. Гусар не успел ничего сказать, как его губы оказались заняты моими, а пуговицы доломана едва не отрывались от судорожных движений женских пальцев. Поняв, что сейчас просто взорвусь, потащила Сержа в комнату, представляющую собой какую-то смесь кухни и столовой, спихнула со стола посуду и хотела было усесться на него, но никак не могла стянуть с себя панталоны. Фатов попытался помочь, однако я в нетерпении встала, развернулась, упершись руками в скатерть, и Серж, поняв требуемое, задрал юбки и вошел в меня.

— Быстрее, Сережа! Сильнее!

Боль стала стихать, уступая место удовольствию, а главное, что в голове прояснилось. Руки гусара нащупали грудь, он хотел залезть под жакет и блузу, но бросил это занятие, просто сжав ее сквозь одежду. Внезапно нагрянула благодать, так что я истошно закричала.

В чужую кровать я ложиться не рискнула, поэтому страсть продолжили на том же столе, пока и Серж обессилено не выдохнул.

— Спасибо, милый мой, — прошептала ему и получила нежный поцелуй.

Привести себя в порядок оказалось той еще проблемой. Корнет с сомнением посмотрел на имеющиеся тряпки и рушники, развешанные возле умывальника, в итоге достал собственный платок, который после выкинул в поганое ведро. Теперь можно было возвращаться к остальным. Я поправила Сержу помятый доломан, он же внимательно оценил мой внешний вид и кивнул — мол, все в порядке, урона чести нет.

На лестнице два полицейских посмотрели на нас, и один из них понимающе ухмыльнулся. Ну да, мои крики должны были перебудить и тех, кто умудрился проспать целое сражение. Я в изрядном раздражении только собралась приложить хама талантом, но меня успел опередить даже не корнет, а сам Макаров.

— Тебе заняться нечем?! — рыкнул он. — Хочешь в городовые пойти?! А ну пошел вход в парадную охранять!!!

И зыркнул на меня с немой просьбой пощадить дурака. Я лишь с благодарностью кивнула. Сержа Александр Семенович по-отечески обнял.

— Что-нибудь нашли там, — показала рукой на двери, — пока мы лечились?

Макаров улыбнулся с пониманием, похлопал гусара по плечу и пригласил пройти.

— Пока не многое, но что-то интересное есть. Например, калькуттские рупии.

Это подтверждало уже известную нам связь отступников с англичанами, но было мало. В квартире пахло сгоревшим порохом и жженым мясом, и все окна раскрыли настежь. Несколько молчаливых полицейских переворачивали вещи, вскрывали сундуки, прощупывали одежду. Но никаких значимых документов еще никто не увидел.

Подошедший Спиридонов молча обозрел обыск, затем куда-то вышел и вернулся с тем типом, который встречал нас на лестнице в самом начале.

— Семен по прозвищу Нетуга[1]. Любить и жаловать не прошу, ибо того он не достоин. Давай-ка, Сема, посмотри тут своим глазом опытным, что и где злодеи спрятать могли.

Вор кивнул и мягким шагом двинулся по квартире. Глядя на канцелярских, только презрительно хмыкнул. Подошел к одному сундуку, приоткрыл его, но больше интереса не проявил. А вот кожаный шабадан[2] привлек внимание Нетуги, так что он присел перед ним и достал нож. Поддел острием шов изнутри и спорым движением вскрыл подкладку, открывая взору стопку бумаг. Поклонился и двинул дальше.

— Не тем Вы, Николай Порфирьевич, в этой жизни занимаетесь, — хмыкнул Макаров. — Из Вас получился бы чудесный предводитель разбойников. Вон как Вы ими командуете!

— С кем поведешься, — буркнул пристав. — Терпеть не могу эту братию, но если для пользы дела, то почему не привлечь.

— Это да, вашему Михайле хоть орден давай за задержание опасного преступника.

— Обойдется. Что там в документах?

— О, тут интересно.

Начальник особого отдела показал несколько паспортов на разные имена, в которых по описанию можно было бы опознать Вереницкого и Ульма. Тонкая пачка векселей гамбургского банка говорила о некоем благосостоянии преступников, но сумма не была какой-то уж заоблачной. Хватило бы на скромную жизнь, но на пару лет, не больше. Прав Макаров — интересно. Но не более.

Вернулся Нетуга, неся в руках еще листы.

— В сюртуке зашиты были. Еще бабки в ассигнациях припрятаны глупо были, брать не стал, — он покосился на Спиридонова, — положил там на кровати. Большего так на первый взгляд не нашел. Недолго они тут проживали, не успели обрасти ухоронками. И съезжать готовы были: вещички собраны уже. Пойду я?

— Ступай, — махнул рукой пристав, вглядываясь в бумаги. — Не по-нашему тут все.

Макаров глянул, но тоже не понял ни слова. Он, конечно, прекрасно говорит по-французски, а здесь английские слова. Я забрала документы у него и едва сдержала брань.

Первый лист был исписан почерком Дюпре, и этот ублюдок обещался выплатить господам Вереницкому и Ульму сумму в двадцать тысяч фунтов стерлингов за полное уничтожение мануфактуры Александры Болкошиной. Дешево же Компания оценила мой завод. Но и это было бы возмутительно, но не так преступно, как то, что следовало из следующего документа.

В нем Ульм расписался за получение аванса в пять тысяч фунтов за помощь в убийстве Его Императорского Величества, за успех в сим мероприятии ему было обещано уже девяносто тысяч в любом номинале по установленному лажу. И главное — в расписке было полностью указано имя Александра Дюпре, графа Каледонского, оставившего и свою аккуратную подпись.

— Дела, — пробормотал Макаров. — Это же… война!

— Не соглашусь, — задумчиво ответила я. — Подписалась Компания под этой бумажкой, англичане скажут, что дело это — частное.

— Но теперь Дюпре наш, — продолжил мысль Александр Семенович. — Никакие грозные письма не вызволят его.

— Если поймаем, — засомневался Спиридонов. — Ежли он уже уехал, то не отдадут нам его.

— А вот если не отдадут, то это и в самом деле повод для войны, — сказала я. — Одно дело завод частный сжечь, но тут на Государя покушение проплатили. Такое не прощается, и, если Георг откажет Павлу Петровичу, то это будет равносильно признанию в соучастии.

— Вязать его надо! — начал горячиться пристав. — Дюпре практически не появлялся последние дни нигде, мог уже и в стрем податься.

— Что?

— Сбежать! Пусть тут заканчивают, а нам надо в Компанию мчать и арестовывать там всех!

Спорить с этим было глупо, но я потребовала сначала заглянуть в мастерские, которые тут в двух шагах. Время уже рабочее, инженеры должны быть на месте, а меня интересовали припасы для револьвера. Отстреляла все и чувствую сейчас себя словно голой.

Представительную делегацию у входа встретил сам Вяжницкий. Управляющий поинтересовался причинами переполоха на соседней улице, а когда узнал, то побледнел и принялся охать. Пришлось прикрикнуть на Степана Ивановича, велев усилить охрану пусть даже городовыми, о чем Макаров даже черкнул бумагу для квартального надзирателя с грозным приказом.

Мне же нужен был Кутасов, и, к счастью, он был на месте. Инженер споро отсыпал снаряженные патроны и тихонько поведал, что почти готов новый револьвер, для управления которым довольно будет и одной руки.

— И спуск не тугой, Ваше Сиятельство! Подпружинили поворот барабана. Еще экспериментируем с гильзами из металла, пока сходимся в том, что латунные нужны. Железные уж очень распирает, не подойдут.

— Управляющий не ворчит, что не тем занимаетесь?

— Как с Вами поработали, так и проект паровоза завершили раньше всех сроков. Остается ждать постройки и испытаний, так что есть время. Тем более что приезжали от самого Аракчеева, Степан Иванович после этого даже поторапливать с оружием стал.

Я кивнула, давая понять, что сюрпризом активность графа для меня не стала.

— Есть готовые револьверы еще?

— Есть четыре, для Аракчеева стали делать.