Самый яркий свет

Мы проехали версты три, когда Ульян сбавил ход, а потом и вовсе остановил паровоз.

— Дальше не пойдем, барышня. И пара не хватит, и стройка впереди, пути прокладывают еще. Так что теперь задом пятиться станем.

— А можно мне править? — жалобно попросила я.

— Отчего же, если барышня хочет. Сейчас объясню все. Вот тут открываете продувной клапан, чтобы выгнать всю воду из цилиндров. Теперь ручку пара… да, так… Смотрим, чтобы теперь вода перестала с паром выходить, вот, теперь клапан закрывайте. Тормоза тут убираем. И снова ручку. Поехали!

Паровоз и вправду тронулся с места. Моя душа запела, я вдруг ощутила, что Свет снова кипит, но в этот раз не обжигает, а обволакивает жилы, и, кажется, сейчас мне доступно свернуть горы одним своим повелением. Машина быстро набрала скорость. На вопрос, как быстро сейчас движется стальной экипаж, Ульян ответил, что по замерам выходило в лучшем случае за час проехать одиннадцать верст. Но новый паровоз обещает быть зверем и разгоняться куда как сильнее.

Хочу сильнее!

При подъезде к заводу машинист извинился и перехватил управление. Он плавно подъехал к воротам и остановился точно в конце перрона.

— Почему крепостной до сих пор? — спросила я его. — Такой мастак должен получать соответственно умениям.

— Помилуйте, барышня, — поклонился Ульян. — Куда ж я пойду? Здесь мне хорошо, кормят прилично. И как я вольный буду, а жинка в крепости?

— Так если она тоже моя, я всему твоему семейству вольную выпишу. А тебя на оклад поставлю. Думай, заставлять не буду. И спасибо за поездку и урок. Держи, — протянула ему пятирублевку.

Спустилась вниз, где уже поджидал Вяжницкий.

— Так все крепостных растеряете, а прибыль на зарплату спустите, — ворчал он, провожая меня к выходу. — Дадите ему вольную, он и уйдет. А мне где нового машиниста искать?

— И куда он пойдет? Где извозчики паровозов… машинисты еще нужны? Поймите, Степан Иванович, это крестьянина легко заменить, потому и труд его бесплатен почти. А ценного работника надо держать не страхом наказания и принуждения, а страхом потерять все то хорошее, что дает ему работа именно у вас. Я потому и велела подготовить отчет по заработным платам. Дешевый работник будет дешево работать. А у нас с вами — будущее Империи, никак не можем мы опростоволоситься. Вот сегодня эта дурацкая заклепка нашлась, а представьте себе, что она вылетит при скорости в одиннадцать верст? А больше? Будет же катастрофа! Поэтому призываю поразмыслить над тем, чтобы ваши люди сами рвались трудиться и благодарили вас за такую возможность. Думайте! Дураков выгнать можно, но умелого мастера заменить сложно. Дороже нового учить будет, а за то время работа стоять будет. Вот и считайте сами!

— Странные вещи говорите, Александра Платоновна, — с сомнением в голосе сказал управляющий. — Но смысл в них виден некий. Воля Ваша, я посчитаю, конечно. Прибыль и так добрая сейчас на паровых машинах, а с паровозов! Мы вообще любую цену ставить можем!

— За любую с нас спросят. И лучше ответить тем, что и расходы у нас большие, потому как работники сытно живут. Теперь скажите, когда мы построим первый паровоз, когда остальные, и когда они уже нужны?

Первый, который сейчас на стапеле, соберут менее чем за месяц. Могли бы и быстрее, но инженеры решили, что деревянная ошибка — решение неправильное и ведущее к потенциальному пожару. Поэтому заказали стальные листы. Еще недели три брали на доводку и испытания. Я подумала и выдала новое озарение — скруглить носовую часть, чтобы уменьшить противодействие воздуха. Вяжницкий сначала спорил, даже пришлось топнуть ногой, плеснув грязью из-под каблука. Яростно доказывала, что если уже сегодня почувствовала, как ветер от движения стремится остановить ход машины и вымести из будки пассажиров, а если скорость возрастет, то сопротивление будет еще больше, паровозу придется часть усилий тратить на борьбу с, казалось бы, невесомой атмосферой.

С колесопроводами дело обстояло сложнее. У меня есть доля в товариществе, но решающий голос за Министерством внутренних дел, а через него — у Государя. Поэтому строительство путей полностью в ведении чиновников, которые о своих планах говорят скупо. Пока задачу поставили одну — два паровоза и по десять простых вагонов-телег к февралю следующего года.

Вагоны уже давно начерчены — простые сараи на колесах, где даже предусмотрели печки. Почтенную публику в таких не покатаешь, но Степан Иванович согласился с предположением, что цели сейчас преследуются исключительно военные. Если такие «поезда» себя проявят хорошо, то большой заказ не заставит себя ждать. Я предложила уже сейчас подумать над разработкой достойных вагонов для взыскательных пассажиров, и Вяжницкий принял пожелание к сведению, оценив его разумность. За комфортную поездку до той же Москвы многие готовы будут отдать любые деньги, а по уставу именно товарищество с моей долей и должно оказывать подобные услуги.

— Платон Сергеевич хитро документ составил, — сказал управляющий. — Казенные перевозки осуществляются за государев кошт, мы к ним отношения как бы и не имеем. А вот частные отданы на откуп мастерским Болкошиных. То есть мы имеем право их организовать, и прибыль большей частью тоже наша. Только нужна новая контора для такого гешефта. И я не справлюсь точно.

— Об этом позже думать станем, Степан Иванович. Пока и колесопровода нет, и паровозов, и вагонов. Выполним заказ министерства, тогда и будем решать. Отчет по паровым машинам готов?

— Почти сделали, Александра Платоновна. Люди начинают ценить наш товар, заказывают все больше. И много малых машин просят.

— А будут еще больше. Есть у меня одна идея.

— Боюсь я уже Ваших идей, — буркнул Вяжницкий, но смотрел на меня весело и с воодушевлением.

Я махнула рукой охранникам, мол, готова ехать. но не домой, а в контору купца Мижуева.

Застать самого почтенного торговца я и не чаяла. После покушения на Павла Петровича в Михайловском этот выходец из Петрозаводска в построенном доме жить отказался наотрез, опасаясь, что его будут навещать призраки убиенных в замке, где он тоже был подрядчиком. Поэтому Корнилий Евтихеевич отгрохал себе имение и новый завод в Карелии, куда и уехал. Призраки так и не появились, но купец в Петербург почти и не наезжал.

Тем радостнее было заметить в конторе оживленную суету и даже панику. Объяснение тут могло быть одним — хозяин все же выполз из своей карельской берлоги и навестил столичные владения. Тем лучше.

Служки меня прекрасно знали, приказчик виделся со мной ежемесячно, лично приезжал за квартирной платой. То, что апартаменты папенька выкупил в свое время, не снимало мзды за содержание дома. Поэтому к Мижуеву меня проводили тот час же.

Купец почти не изменился с того самого времени, что я видела его в последний раз: окладистая борода скрывала возраст, от новомодного бритья Корнилий Евтихеевич отказывался принципиально, благо с иностранцами не торговал и не собирался. Меня он принял по-отечески, прилюдно обнял и трижды чмокнул в щеки.

— Совсем большая стала! И все без мужа! Приезжай ко мне в Петрозаводск, такого жениха тебе подберем, что обо всех своих бесовских богах забудешь, войдешь в лоно Церкви нашей пресвятейшей!

— Ох, соблазняете, милейший! — рассмеялась я. — Глядишь — и приеду, не жаль женишков-то?

— А чего их жалеть? Коль строптивиться будешь, на конюшне вожжами отхлещет муженек. А коль не сможет, то так ему и надо, будешь, бестия, крутить им. С чем пожаловала ко мне, благородие?

— Светлость уже, Корнилий Евтиххевич. Волею Государя стала графиней.

— Э как… так я тебе мужа точно не подберу. Дело годное, Император просто так кого попало не одарует. Значит, заслужила. Так что хотела-то? — вновь перешел к делам купец.

— Вопрос у меня, дядя Корней, на пять тысяч серебром.

— Если с меня, то плохо. Если мне — хорошо!

— Это как посмотреть. Сейчас можно пять заплатить, а завтра десять получить.

— Гладко стелешь, — ответил Мижуев и откинулся в кресле.