Моя фиктивная жена

И снова здравствуйте, как говорится.

Дом погрузился в темноту. Ранняя осень — еще почти лето, в каждом уголке мире еще есть его приметы. Цветы уверенно поднимают головы, небо наполнено хрустальной синевой, в теплом воздухе плывет запах яблок, но вечера уже утопают в бархатной тьме. Скоро пойдут дожди, потом все укутается в снежный плед и, замерев в гостиной и бездумно глядя в окно, на сонную громаду сада, я вдруг обрадовался, что встречу зиму не один.

В столовой горела маленькая лампа, и я точно ее не зажигал. Бесшумно скользнув к дверям, я заглянул внутрь и увидел Хельгу за столом. Набросив шаль поверх домашнего платья, она сидела над тетрадью и что-то торопливо записывала изящной золотистой ручкой. Рядом стояла хрустальная чернильница. Казалось, гномка сейчас не здесь, не в моем доме, а где-то совсем в другом месте, там, куда ее привело воображение. Я всмотрелся и увидел, как над ее головой проступила картинка: северные пираты в жутких масках бросались в бой, сталь гремела о сталь, торжествующие крики и возгласы умирающих сливались в песню боя. Впереди уверенно двигалась девушка — высокая, беловолосая, наполненная жуткой красотой богини войны. Принцесса-воительница привела армию, чтобы забрать дом, который принадлежал ей по праву.

Это было то истинное творчество, которое умело открывать врата в новые миры. И я смотрел и понимал, что мне очень повезло прикоснуться к нему сегодня.

Хельга шевельнулась, потерла глаз и вздрогнула, поняв, что уже не одна. Пираты и их предводительница растаяли. Хельга порывисто попыталась закрыть тетрадь и спрятать ее, и я ободряюще улыбнулся.

— Все хорошо, работайте. Не нужно ничего прятать.

Хельга раскрыла тетрадь и вдруг рассмеялась. Я тоже улыбнулся — нельзя было не улыбнуться, настолько трогательно и мило она сейчас выглядела.

— Вы знаете, я всегда тетрадки прятала. Потому что если видели, что я пишу, то принимались бранить, — призналась она и сказала уже другим тоном, явно пародируя матушку или тетушку: — Хельга, вот тебе нечего делать! Ты должна думать о том, как выйти замуж, а не как писюльки свои выписюкивать!

Я не удержался от смеха, надеясь, что он не обидит мою помощницу.

— Примерно то же самое мне говорили мои родители, — сказал я. — Эльфу из благородного и достойного семейства не следует думать о магии. Раз уж она есть, то ее надо запереть поглубже, а не лепить артефакты на коленке. В эльфах, видите ли, слишком мало магии, чтобы извлекать из нее деньги. А раз нельзя на чем-то заработать, то лучше от этого вообще отказаться.

Хельга подперла щеку ладонью и посмотрела на меня так, словно увидела в первый раз — и ей понравилось то, что она увидела.

— Получается, мы с вами похожи. Вы эльф-бунтарь… ну потому что только бунтарь гномку в дом впустит. А я гномка-не-такая-как-все.

— Поэтому и поладили, — улыбнулся я. — Как вы себя чувствуете, Хельга? Вам бы лучше полежать сейчас, бервенунский змей коварная отрава.

Хельга пожала плечами. Я ни с того ни с сего вспомнил, что нести ее было совсем легко.

— Я как-то не привыкла бока наминать, — призналась она. — Есть минутка — иду писать книгу.

— Это правильно, — одобрил я и, в последний раз проведя ладонями по ловцу ядов, мягким движением отправил его к люстре. Хельга завороженно уставилась на искры в хризолитах и сделалась похожа на ребенка, который не может оторвать глаз от новогодней елки.

— Красота какая, — восхищенно промолвила она. — Что это?

— Ловец ядов, — объяснил я. Надо же, утром я получил заказ на артефакт, и все шло, как всегда, своим чередом — а вечером стало ясно, что моя жизнь изменилась, потому что в ней появился кто-то новый и очень хороший. — Теперь никто нас не отравит.

Хельга машинально провела пальцами по губам, и в ее глазах мелькнуло какое-то очень далекое чувство, которого я не смог распознать.

— Вам пора спать, — сказал я: что-то шевельнулось глубоко в груди, и я торопливо решил оттолкнуть его, пока оно не стало выбираться к свету. — Завтра у нас большой день.

Глава 3

Хельга

Утро началось с того, что я услышала шелест и негромкий голос:

— Гномка! Гномка в эльфийском доме! Вот так дела!

Открыв глаза, я обнаружила, что за окном сереет рассвет, а на ковре перед моей кроватью сидит некто, похожий на кота — серый, пушистый, с круглыми золотыми глазами и широкой пастью. Домовой! Гномы не заводят домовых для уборки, так что я никогда их не видела, только читала в книгах.

— Гномка! — повторил домовой. — А ну, держи ответ: ты чего это тут делаешь? Ты откуда это тут такая завелась?

— Ух ты, домовой! — обрадовалась я. Он был такой жирненький, с такой лоснящейся шерстью, что устоять было невозможно: я схватила его, как нашего домашнего кота, и принялась тискать и гладить.

— Ну тебя! Хватит! Перестань! — домовой извивался в моих руках, но было видно, что он не против ласканий и чесаний. — Ладно, пузо еще почеши. И уши не трогай, укушу!

— Ладно, — сказала я, оставив уши в покое. — Что ж ты хороший такой! Ты здесь живешь?

— Живу, — решив, что с него довольно объятий, домовой вывернулся у меня из рук и сел на одеяле. — А ты кто такая?

— Я Хельга Густавсдоттир, — представилась я. — Помощница господина Анарена.

Домовой принюхался и спросил:

— Так это ты давеча мясо в духовке запекала?

— Я. Сейчас пойду завтрак готовить, яичницу с колбасками и овощами. Будешь?

Домовой довольно мурлыкнул и растянулся на одеяле кверху пушистым брюшком.

— Буду, все буду. Чудеса, конечно, творятся: эльф впустил в дом гномку, а она ничего не сломала в радость древней дружбы.

— Чудеса, — согласилась я и вынырнула из-под одеяла. Рассиживаться нечего: надо готовить завтрак, потом делать дела, которые для меня подготовит Анарен, а там и до обеда недалеко. — То ли еще будет!

— Это точно, — согласился домовой, скатился с кровати и исчез.

Приведя себя в порядок и переодевшись в темно-синее платье с вышитым воротником, я спустилась на первый этаж. Дом еще спал — да и вся улица спала, выглянув в окно, я не увидела ни единого огонька в соседних домах. Выходной день — сегодня все будут валяться в кровати до обеда. Осень самое сонное время — и самое книжное!

Надо же, этот эльф не смеется и не издевается над тем, что я пишу книги. Я не переставала этому удивляться после всех дразнилок, которыми меня щедро осыпали брат и сестры, и всей ругани, которую мать с отцом выливали мне на голову. И теперь можно сидеть над тетрадью и не бояться, что кто-то подбежит, выхватит ее и издевательски зачтет: «…принцесса оказалась опытной противницей, и впервые в жизни генерал понял, что может и проиграть…»

А теперь издеваться некому. Я буду писать книгу и не прятаться.

Купленные колбаски оказались диво как хороши: не слишком пресные, не слишком наперченные и жиру как раз столько, сколько нужно для веселого шипения на сковороде. Ловец ядов молчал: с остальной едой, которую я вчера купила, все было в порядке. Зеленые кольца перца и красные дольки помидоров вытекали из-под ножа; интересно, пойдет ли Анарен в полицию? Да даже если и пойдет, вряд ли тот торговец останется сидеть на прежнем месте. Не будет он ждать полицейских, которые сцапают его за тощую задницу.

Так, теперь яйца. Они были как раз такими, как я люблю: крупные, с оранжевыми желтками. Пир снова получался на весь мир. Гномы всегда говорят: завтракать надо плотно, чтобы во рту не было скучно — это от работы отвлекает.

— Кому это столько?

Я обернулась: Анарен стоял в дверях, сонный и взлохмаченный. Темно-красный домашний халат был так пышно расшит золотом, что вполне сгодился бы на мантию для гномьего князя.

— Завтрак! — ответила я. — Присаживайтесь, пожалуйста, осталась минутка.

— Вообще, эльфы не едят так много, — сообщил Анарен, устраиваясь за столом. Я расторопно придвинула ему чашку кофе; он сделал глоток и добавил: — Но у вас тут все так пахнет, что я невольно превращусь в обжору. В обжору и толстяка.