Моя фиктивная жена

В палате сразу же сделалось многолюдно: хлопнула дверь, вбежали какие-то господа с осанкой сотрудников секретной службы, и я не сразу узнал Максима Вернье. Снаружи кто-то подпрыгивал, пытаясь заглянуть внутрь, и я услышал разъяренный голос Хельги:

— Да пустите же меня! Анарен! Анарен, ты жив?

— Я жив, все в порядке! — откликнулся я, надеясь, что Хельга услышит меня через весь этот шум и топот. Наемник стонал, по его посеревшему лицу струились капли пота, и в палате повис густой запах крови. Кто-то из службистов поднял меня, помог сесть — нахлынувшая слабость наполнила голову звоном, тошнота скрутила желудок.

Нет, геройствовать мне еще нельзя. Завтра исправлю артефакт его величества и буду отдыхать. Никакой работы, ну разве что какой-нибудь пустяк. Или что-то, что сможет спасти ребенка. Или артефакт для усиления лекарств, они почти не отнимают сил.

Но больше никакой работы.

Максим склонился над наемником, похлопал его по щекам и недовольно бросил через плечо:

— Что, орлы, спим? Запахов не чувствуем?

Орлы сконфуженно отвели глаза. В палате пахло зеленым чаем так, что хотелось чихнуть.

— В палате их было не посадить, — продолжал Максим. — Дитмар бы понял, что дело нечисто, но они должны были появиться до того, как он начал бить, — он одарил наемника еще одной пощечиной, тот кашлянул, и из его рта потекли струйки крови. Максим поднялся, брезгливо отряхивая ладони, и распорядился: — Кантуйте родимого, будем выбивать из него имя заказчика.

Дитмара выволокли в коридор, и тогда в палату наконец-то ворвалась Хельга. Мы обнялись, и я подумал, что давно так никому не радовался. Это была какая-то светлая, почти юношеская радость — рядом с тобой тот, кто по-настоящему нужен, и я даже удивился тому, что за какие-то два дня эта девушка стала мне так близка.

Наверно, все дело было в ее доброте и искренности — редкой штуке в любые времена. Душа тянется к ней, словно к источнику живой воды.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила Хельга, и я увидел, что она старается быть сильной, но готова расплакаться от страха. — Он кидал заклинания? Что с подушкой? Ты ранен? Куда ранен? Больно?

Я не успел ответить — вернулся Максим и поинтересовался:

— Анарен, живы? Он вас не задел?

На всякий случай я пробежался по себе сканирующим заклинанием: нет, больше никакого вреда. В палату зашла медсестра — недовольно покачала головой, увидев прожженную подушку, протянула мне стаканчик с сиреневым густым сиропом. Хельга смотрела с заботой и тревогой — и это было приятно. Это было правильным: о заболевшем заботятся, о нем переживают — и это было необычным. Не-эльфийским.

— Все в порядке, — ответил я. — Вы вовремя появились.

Мы пересекались с Максимом пару раз — вся деятельность артефакторов контролируется особым отделом, вот он мне и пригодился.

— Теперь можно вздохнуть с облегчением, — сказал Максим, и Хельга недоверчиво посмотрела на него. — Мы вытряхнем из Каллениуса имя заказчика, так что можете отдыхать и приходить в себя.

На том и распрощались. Когда за Максимом закрылась дверь, то Хельга призналась:

— Ты даже не представляешь, как я испугалась.

Когда она так говорила, то на душе снова разливалось тепло. Хельга искренне переживала за меня — а это было бесконечной редкостью, и я ценил ее чувства. Как было не ценить? Мне было хорошо с ней рядом — с этой гномкой, которая едва доставала головой до середины моей груди.

— Ну, теперь все в порядке, — ободряюще произнес я. — Нашего любителя зеленого чая взяли. Завтра я вернусь домой и отлажу артефакт. И да, у нас с тобой впереди самое интересное — наша свадьба понарошку.

Хельга посмотрела на меня так, словно только сейчас вспомнила о том, что мы договорились пожениться. Я улыбнулся.

— Все должно быть на высшем уровне. Если мы просто пойдем в управу, то мои родители заподозрят, что дело нечисто. Так что завтра бери деньги и выбирай платье. Самое лучшее.

— Уже сегодня, — вздохнула Хельга. Я помолчал и признался:

— Это, конечно, прозвучит невероятно, но я очень рад, что ты здесь. Со мной.

Некоторое время Хельга смотрела на меня, а потом рассмеялась и ответила:

— Это и правда невероятно. Эльф радуется, что рядом с ним гномка!

— Что насчет того, что друг радуется своему другу? — поинтересовался я. Нет, на Хельгу нельзя было смотреть без улыбки, до того она была славная и милая. Сейчас мне нравилось в ней все — и растрепанные рыжие косы, и наряд, такой чопорный и строгий сначала, а теперь измятый, и усталый взгляд карих глаз, в которых плещутся искры веселья.

— На это я согласна! — Хельга улыбнулась в ответ и распорядилась: — А теперь спать.

И я не стал спорить.

Глава 7

Хельга

Друг радуется своему другу, видали? Кто-нибудь вообще видал такое на всем белом свете?

Утром все казалось каким-то ненастоящим, словно и взрыв, и Максим Вернье, и преступник, который проник прямо в палату, просто мне приснились. После скудного больничного завтрака — я прекрасно понимала, что в больницах не подают разносолов, но плохо сваренная каша на воде и ломтик черствого хлеба с таким же видавшим виды сыром выглядели полным издевательством — врач осмотрел Анарена и сказал, что господин артефактор может возвращаться домой.

— Вот и слава Богу, — вздохнула с облегчением я, когда мы вышли за больничные ворота, и Анарен махнул рукой, подзывая экипаж. Кучер посмотрел на нас вроде бы безразлично, но за этим безразличием просвечивала та цепкость, которая дала понять, что это человек Максима, и нас оберегают на всякий случай. — Сейчас приготовлю яичницу с овощами и колбасками, а то эта больничная стряпня просто пытка.

Анарен мечтательно улыбнулся.

— Завтрак придется отложить, — чуть ли не извиняясь, произнес он. — Нас с тобой ждет артефакт, и мне понадобится помощь.

Я знала, как выглядят артефакты — серебряная или золотая пластинка, на которую нанесены узоры и руны. Когда мы вошли в лабораторию, просторную, стерильно чистую и заставленную коробками, банками и склянками, то Анарен показал мне то, что прислали от короля: причудливые цветочные завитки, которые превращали артефакт в оригинальное украшение, были покрыты глубокими царапинами, словно кто-то взял гвоздь и принялся наносить удары по золоту.

— И что нужно сделать? — спросила я.

Встав за рабочий стол, Анарен открыл металлический ларчик, и я увидела прозрачную жижу, в которой лежали золотые пластинки. Осторожно подцепив одну из них пинцетом, эльф уложил ее на подставку и указал куда-то в сторону, распорядившись:

— Большую банку с инструментами.

Я растерянно осмотрелась: так, кажется, это она. Схватив серебристую банку, из которой торчали инструменты, похожие на живодерское добро зубного врача, я протянула ее Анарену — тот, не глядя, выхватил тонкий стек с причудливо выгнутым носиком и принялся водить им по пластинке, что-то бормоча под нос.

Я едва не раскрыла рот от удивления. По золотой глади легли листья — изящные, воздушные, в лаборатории даже повеяло свежестью рощи после дождя. И я заметила еще, что Анарен побледнел — ух, как он побледнел! Его занятие выглядело легким, этакой живописью и капризом джентльмена, но сил отнимало немерено.

— Коробку с тампонами.

Это я сразу поняла: большая картонная коробка с зеленым крестом. Каждый ватный тампон в ней был упакован отдельно; сорвав хрустящую бумагу, я извлекла плотный ватный диск, Анарен обернулся ко мне, подставив лоб, и я осторожно провела тампоном, стирая выступившие горошины пота.

— Отлично, — отрывисто произнес он. — А то в глаза попадает.

— Что-то еще? — спросила я. Мной овладело волнение, почти как на выпускном экзамене. Мы вдвоем делали важное и нужное дело, и Анарену была нужна моя помощь.

Почему-то сейчас это казалось бесконечно важным. Мы были не гномкой и эльфом, а друзьями, которые работали вместе, занимаясь серьезным делом. Вот сейчас закончим с этим артефактом, я пойду на кухню и приготовлю такой обед, что вся усталость умчится без оглядки.