Страница 45 из 47
— Ты такая красивая, — слышу я тихий голос Дани и поворачиваюсь к нему. — Можно картину писать.
— Скажешь тоже, — смеюсь я, поправляя растрёпанные волосы и закинув их на одно плечо.
Он потягивается и встаёт, совсем не беспокоясь о своей наготе. Обнимает меня сзади и целует в изгиб шеи.
— Доброе утро, Карамелька, — ласково говорит он.
— Доброе утро, любимый.
— М-м. Словно бальзам на израненное сердце, — шутливо отвечает и целует снова в шею, а я закрываю глаза от удовольствия. — Пойду умоюсь и приму душ.
Я киваю и остаюсь смотреть в окно на городскую суету. Вскоре Даня возвращается уже в спортивных штанах, без футболки, а я направляюсь в ванну.
— Твой халатик там на вешалке, — он перехватывает меня по дороге и прижимает к себе, снова поцеловав в шею и шумно вдохнув мой запах. — М-м. Твой запах меня пьянит. Беги скорее, а то я тебя снова затащу в койку.
— У тебя ещё есть силы? — улыбаюсь я.
— Хочешь проверить? — смеётся он.
Через десять минут я выхожу в шёлковом пеньюаре-кимоно, которое почти ничего не скрывает и при любом движении норовит распахнуться.
— Это трудно назвать одеждой, — смеюсь я.
Даня потирает подбородок и смотрит глазами нашкодившего ребёнка.
— Прости, но сорочка испорчена безвозвратно.
Я вздыхаю и иду в гостиную собирать разбросанную там вчера одежду. Надеваю его рубашку и подворачиваю длинные рукава. Захожу в спальню и кладу наши вещи в кресло.
— Давай бельё на постели помогу поменять? — обращаюсь к Дане.
Застилаем свежую простынь, накрываем тёмно-синим покрывалом и расправляем подушки. Я беру его костюм, но он меня останавливает:
— Оставь, я отдам в химчистку, которая у нас в доме, там почистят и разгладят.
— Я смотрю, у тебя всё продумано. Любишь порядок? Он кивает.
— Я тоже. А холодильник опять пустой? Я очень проголодалась.
Он опять кивает, а я вздыхаю.
— Знал, что я приду и на утро мы будем страшно голодные, — смеюсь я.
— Прости, я не подумал. Буду исправляться, — опять сводит бровки, как ребёнок и улыбается. — Я тоже голодный как волк. Кое-что есть, конечно. Но если хочешь, можем сходить куда-нибудь.
— Нет. Хочу побыть дома. Даня обнимает меня.
— Ты сказала "дома"?
— Не мечтай. Я имела ввиду у тебя дома, — улыбаюсь я, ткнув в него пальчиком. — Пойду посмотрю, что у тебя есть в холодильнике. А за остальным можно спуститься в магазин или заказать с доставкой. Он меня останавливает, притягивая к себе.
— М-м. Карамелька, ты такая сексуальная в моей рубашке, — он опускает глаза на расстёгнутые пуговки и проводит руками по моей талии, прижав к себе.
Мы снова целуемся.
— Ты мне шагу ступить не даёшь, — говорю я, улыбаясь.
Смотрю в его красивые серо-зелёные глаза с пушистыми ресницами, и меня охватывают нежные чувства. — У тебя очень красивые глаза. Цвета горного озера с чистой водой и серыми камешками на дне, в которой искрятся лучики солнца, когда ты смеёшься.
Он отрицательно машет головой, немного смущённо.
— Нет. Это у тебя красивые. Они как пасмурное небо перед дождём. А когда ты возбуждена или злишься, они темнеют, как грозовые тучи. И молнии, так же в них сверкают, как во время грозы. И мне они ужасно нравятся, — говорит своим бархатным баритоном и целует меня в нос.
Эпилог
Я стою в коридоре клиники перед белыми дверьми и не решаюсь никак войти. Даня берёт меня за руку, и я чувствую прилив сил и уверенность. Мы с ним обмениваемся молчаливыми взглядами и лёгкими улыбками. Он крепче сжимает мои пальцы и заводит в палату. Подведя ближе к отцу, Даня отпускает мою руку и сжимает мои плечи подбадривая.
Мама стоит с другой стороны и улыбается мне. Она навещает отца уже второй раз за приезд, а я вот только решилась.
Больничная кровать вокруг оснащена кучей современных аппаратов, контролирующих и поддерживающих жизнедеятельность человека с отсутствующим разумом. «Интересно, где он в это время находится? Разум?» — задумываюсь я на секунду. Я не увлекалась всякими мистическими и изотерическими штучками, но я понимаю, что, если не изучено наукой и не доказано, не значит, что это невозможно. У отца не было сильных травм после аварии, только закрытая черепно-мозговая травма, из-за которой он и находился в атонической коме. Ещё был не сложный перелом берцовой кости, который уже давно сросся. Даня сказал, что очень быстро после аварии была оказана профессиональная медицинская помощь, сделана нужная операция. Вдобавок правильный уход и лечение, позволили максимально снизить повреждение продолговатого мозга. Это означает, что при случае выхода из комы 3-й степени реабилитация возможна с минимальными последствиями. Такая кома по симптомам схожа с клинической смертью и имеет сходство со сном без сновидений.
Даня снова сжимает мою ладонь сильнее, и я подхожу ближе. Вглядываясь в его лицо, я узнаю мужчину со старой фотографии: его подбородок с ямочкой, его скулы, каштановые волосы, уже тронутые сединой, которое только сильно похудело и было бледным из-за его состояния.
— Привет, пап, — тихо говорю я.
Я очень аккуратно провожу пальцами по его щеке, с лёгкой щетиной. Тихие слёзы проступают на мои глаза и горло сжимается от волнения. Провожу пальцами по его руке, беру его кисть в свою и слегка сжимаю его пальцы. Они тёплые очень. «Странно. Я думала, они будут прохладнее», — мысли в моей голове путаются. Ведь в таком состоянии всё замедляется, давление и температура падают, потому что организм сохраняет ресурсы для поддержания жизни. Я вспоминаю фото, где они с мамой были молодыми и счастливыми и сердце сдавливает от тоски. Предательская слезинка с моих глаз капает не его руку. Я наклоняюсь и прижимаюсь к его руке мокрой щекой, а потом целую. На миг мне кажется, что папа слегка пошевелил пальцами. Внезапно на мониторах что-то запикало и в палату тут же входят врачи и персонал в голубых костюмах.
Даня протягивает мне салфетку и обнимает за плечи.
— Пойдёмте, пусть делают свою работу, — тихо говорит он и выводит нас мамой из палаты.
Спустя три месяца.
Я иду по коротко стриженному газону сада загородного дома. Тихо ступаю по мягкому зелёному ковру ногами в белых босоножках на тонкой подошве и тёплый ветерок раздувает лёгкую ткань моего белого сарафана, так приятно и нежно обхватывая обнаженные ноги. В августе только рано утром и можно ощутить прохладу, потому что уже к десяти утра будет невероятный зной. Приближаясь к беседке, я вижу мамину голову, склонившуюся над книгой. «Странно, я думала, что она с папой», — думаю я. На лужайке между бассейном и беседкой резвятся мои племянники. Подхожу ближе и слышу, что мама читает вслух. Зайдя в беседку, вижуа, что она сидит на деревянной скамейке с подушками, а папа лежит рядом, положив голову на её бёдра и сложив руки на груди. Мама, заметив меня, отрывает взгляд от книги.
— Полина пришла, — улыбается она, а папа медленно встаёт и садится на скамейке.
— Я пришла позвать вас на завтрак, — улыбаюсь я.
— Доброе утро, дочь, — ласково говорит папа.
Я подхожу к нему и целую в щёку, а потом маму.
— Доброе утро, пап. Тебе уже лучше? — спрашиваю я, потому что вчера у него сильно болела голова.
— Да, — он берёт трость и, оперевшись на неё, встаёт.
Когда папа вышел из комы, ему предстоял длинный путь реабилитации, поэтому мама уволилась с работы и осталась с ним в Германии. Но отец быстро шёл на поправку, что сильно удивляло врачей. У него даже память не пострадала. Только по началу он путался во времени и думал, что сейчас 1994-й год, но это прошло меньше уже через месяц. А уже через два месяца, когда ему стало намного лучше, он твёрдо решил вернуться в Россию в родной город. Даня подыскал им этот красивый загородный дом, где родители проводят счастливые дни вместе. Я с Даней и Оля с Денисом и близнецами приезжаем к ним каждую неделю. У нас здесь свои комнаты, поэтому мы часто приезжаем в пятницу и остаёмся на выходные.