Одержимый

Обычный поцелуй, который, я рассчитываю, утолит ту нестерпимую жажду, что иссушает нутро, превращая его в знойную пустыню.

Я закрываю глаза и выдыхаю тихий стон, когда горячие пальцы Гилла, забравшись под кофту, касаются кожи. Он с нажимом скользит ими по спине, вынуждает меня прогнуться и шепчет в шею:

— Ну же, ведьма. Отдай мне долг.

Я сглатываю сухость и смело выдыхаю:

— Забери его сам.

Гилл замирает на мгновение, а затем, тяжело выдохнув, что-то вроде «стерва», вытаскивает одну руку из-под кофты и обхватывает пальцами хвост моих волос. Тянет вниз, а сам подаётся вперёд. Жар влажных губ жалит кожу. Тяжёлое и шумное дыхание кружит голову. Пьянит…

— Ну же, Гилл, — произношу я, как в бреду. — Забери свой долг…

— Я… не остановлюсь… на одном поцелуе, ведьма.

— Тебе придётся, — нахожу я силы не согласиться.

— Что так? — горячо шепчет он. — Бейсбольная форма — обязательное условие?

Меня бросает в холод от его слов. Напоминает о том, какого Гилл на самом деле мнения обо мне. Остужает пыл и возвращает на место рассудок.

Я стискиваю зубы и отталкиваю Гилла от себя. Нахожу рычаг открывания дверцы и бросаю, прежде чем вырваться под дождь:

— Пошёл ты!

Слышу, как он, чертыхнувшись, бросается за мной:

— Проклятье, стой!

Холодные капли дождя остужают горящее лицо, дорожками скользят за шиворот, в считаные секунды утяжеляют вес одежды.

Я стремительно направляюсь к остановочному павильону, но на полпути Гилл ловит рукав моей кофты и резко разворачивает к себе лицом. Рычит:

— Что не так, ведьма?

— Меня зовут — Сабрина! — рявкаю я.

— Вернись в машину, Сабрина, — цедит он сквозь зубы.

Струйки дождя скатываются по его рассерженному лицу, цепляются мерцающими в свете луны каплями за красивые губы, которые я ещё секунду назад жаждала ощутить на своих. Футболка липнет к телу, как вторая кожа. Я могу разглядеть каждый чёртов изгиб его мускулистого торса.

Чёрт, ну почему меня так нестерпимо к нему тянет?

Я стискиваю зубы и сжимаю кулаки, а затем шиплю:

— С чего ты взял, что знаешь обо мне хоть что-то? Кто дал тебе право меня судить? Унижать? И оскорблять? Кто ты, Гилл? Чёртов Бог?!

— Не надо, Сабрина, — жёстко усмехается он. — Не строй из себя святую. Ты ни чёрта не святая!

— А кто вообще святой? Может быть, ты, Гилл? — тоже усмехаюсь я. — Очнись, этот мир давно погряз в грехах! Тщеславие — ни о чём тебе не говорит?

— Считаешь меня тщеславным? — взлетают брови. Он усмехается в сторону и вновь смотрит на меня: — Тогда какое название у твоей слабости, Сабрина?

Я вспыхиваю, но сдерживаю клокочущую в груди злость. Делаю глубокий вздох и выдыхаю:

— Убирайся. Садись в свою крутую тачку и упивайся собственным величием. У тебя это хорошо получается.

— Да, и мне нужны зрители.

С этими словами этот кретин резко склоняется и закидывает меня на своё плечо. Мир переворачивается. Я дергаюсь, но безуспешно — у парня стальная хватка. Он стремительно идёт к машине, затем открывает дверцу и бросает меня на сидение, как мешок картошки. Я пытаюсь отпихнуть от себя его руки, пытаюсь извернуться, но он пригвождает меня к месту одной рукой, а второй защёлкивает ремень безопасности. Рычит, не обращая внимания на мои проклятья:

— Ещё скажи, что умеешь варить ведьмовские отвары от простуды.

Оторопев, я перестаю сопротивляться:

— Что-что?

— Или у тебя особый ведьмовский иммунитет? — бросает он и захлопывает дверцу.

Не могу поверить… Этот эгоист, что, переживает о том, что я могу простудиться? С ума сойти.

— Ладно, — бросаю я, когда он занимает соседнее сидение. — Буду премного благодарна, если ты подбросишь меня до дома.

Щёлкает блокировка, заводится двигатель, машина сдаёт назад, а Гилл равнодушно замечает:

— Ко мне ближе.

Мои брови ползут вверх, внезапное волнение только подливает масла в огонь моей злости. Я смотрю прямо перед собой, скрещиваю руки на груди и говорю сквозь зубы:

— Ты сильно ошибаешься, если думаешь, что я сделаю хотя бы шаг в твой дом.

— То есть теперь ты испугалась? — усмехается он. — Не переживай. Примешь горячий душ, высушим твою одежду, я накормлю тебя и отвезу домой.

— С чего вдруг такое благородство? — зябко ёжусь я, представив ощущение сухой и тёплой одежды.

— Ты тоже знаешь обо мне далеко не всё, — глухо отвечает он.

Я поджимаю губы, потому что мне нечего на это ответить, и отворачиваюсь к окну.

Больше мы не произносим ни слова, и лишь мягкое шуршание шин по асфальту, проносящийся смазанным пятном пейзаж снаружи да косые струйки дождя по стеклу разбавляют наше тяжёлое молчание.

Но вскоре дождь остаётся позади. Мы врываемся в район с высотками, а дождя как будто и не было. Я оборачиваюсь за спину и вижу редкое явление: отдаляющуюся стену из дождя. Улыбаюсь. И, разворачиваясь обратно, ловлю на себе изучающий взгляд серых глаз. Гилл тут же смотрит на дорогу и глухо, скорее самому себе, замечает:

— Начинаю понимать этих кретинов. Проклятые ямочки…

Он снова о Хейге и Фрейзере? Неужели… Неужели я действительно нравлюсь Дереку в том самом плане?..

Плохо, если так. Очень-очень плохо.

Гилл въезжает в подземный гараж одной из высоток и паркуется в месте, где написано белой краской слово «Пентхаус».

Я хмыкаю — ну ещё бы.

Гилл смотрит на меня некоторое время, я не шевелюсь, и тогда он насмешливо спрашивает:

— Мне снова закинуть тебя себе на плечо, ведьма?

— Ты живёшь один?

Не знаю, зачем мне эта информация, но мне интересно узнать об этом кретино-красавчике больше.

Его губы растягивает лукавая улыбка.

— Совершенно, — кивает он и выходит из машины.

Я наблюдаю за тем, как он направляется к лифту, который находится прямо перед элитным парковочным местом, как его большой палец жмёт на кнопку вызова, как металлические, сверкающие чистотой и дороговизной двери разъезжаются в стороны, как Гилл заходит внутрь и его высокая и стройная фигура отражается в зеркалах.

В серых глазах горит вызов.

Сердце тревожно ускоряет бег, когда я его принимаю.

Я быстро отстёгиваю ремень, выбираюсь из машины и захожу в лифт к Гиллу. Почему я спешу? Боюсь передумать, потому так будет правильно, но я слишком заинтригована, чтобы поступать правильно.

Все мы иногда отказываемся слушать доводы рассудка, повинуясь зову сердца.

Блестящие двери закрываются.

В голове мгновенно рождается сцена: Гилл толкает меня спиной на зеркала, а следом набрасывается, как голодный зверь на свою добычу. Сексуальное напряжение между нами находит выход. Мы сплетаемся телами так тесно, что трудно дышать…

Но Гилл, к счастью или к сожалению, ничего такого не делает.

Лишь стоит рядом и сводит с ума жаром своего тела, который я ощущаю даже сквозь мокрую одежду.

Минуты превращаются в часы, а напряжение всё нарастает и нарастает.

Когда уже мы поднимемся на этот чёртов последний этаж?!

Я дёргано срываюсь с места и буквально вываливаюсь на площадку, когда чёртовы двери открываются, и, разинув рот, разглядываю дорогущую обстановку в квартире, в которую, оказывается, попадаю.

Гилл усмехается и проходит мимо меня.

Я поражена блеском металла и стекла в панорамных окнах. Поражена ощущением огромного пространства и свободы, которое оно даёт. Мне нравится современная мебель и разнообразие всяческой техники. И мерцание воды в бассейне за стеклянной стеной.

Боже, а эти огни раскинувшегося внизу города?..

С ума сойти…

Я вздрагиваю, когда тишину пространства разрывает мистическая мелодия в стиле тяжёлого рока. Меня немного удивляет, что телефон не промок вместе с одеждой. Ощущаю досаду и отвечаю на вызов Тины:

— Да?

— Ты куда пропала, Саби? — на фоне её голоса слышен глухой шум дождя. — Чёртов ливень всё испортил! Где ты? Промокла, наверное, уже до нитки…

— Со мной… всё в порядке. Езжай домой, я тебе потом всё расскажу.