Страница 84 из 85
Гарри и Зейн так тепло относились к Рубеусу, что тот с младенчества ощутил их любовь и пронес ответное чувство сквозь годы. Чем старше он становился, тем крепче и пламенней росла в нём любовь к дяде Зейну и дяде Гарри. Дедушку Соломона Хагрид любил чуточку по-другому, с уважением, так сказать. Дистанционно. Обожание к зверушкам у Хагрида развилось само собой, это было у него в крови.
А видя работу рождественских дедов, Хагрид загорелся и захотел тоже летать в Рождество и носить подарки детям. К его желанию отнеслись с уважением, костюмчик Санты ему пошили, трансгрессии тщательно обучили, порталами снабдили по самую маковку… Как ни высоки фестралы, трехметрового мужчину поднять им оказалось всё же не под силу. Проблема, однако… Хагрид-то хотел быть как все: летать на фестрале и точно знать, о чем мечтают дети.
Гарри честно поломал голову над проблемой. Посетил лондонский зоопарк — посмотреть, какого роста слон. Обмерил хоботного зверя и потом с сантиметром покружил вокруг Хагрида, обмеривая уже его. Хагрид покорно стоял на месте, послушно поворачивался-поднимал руки и кротко моргал на сосредоточенного дядю Гарри. Наконец высчитав что-то на пальцах, Гарри остался доволен расчетами и свернул мерную ленту. И сказал:
— Собирайся, Хагрид, прогуляемся в Солихолл, присмотрим тебе лошадку.
Вспомнил он, что абраксанские крылатые кони размером как раз со слона, а слон с Хагридом сочетался, вот и было решено попробовать посадить полувеликана на гигантского летуна. Но увы, гладко было на бумаге, да забыли про овраги… Испугался Хагрид летунов. Как увидел гиганта красноглазого с размахом крыл метров в девять, так и струхнул, задрожал-затрясся, сделался таким робким-робким. Гарри не поверил, велел сесть. А когда Хагрид побелел до цвета сметаны, испугался за него и кинулся утешать. Но не тут-то было… упустил Хагрид свой шанс, завыл с горя, запричитал:
— Никуда не годный я… Не выйдет из меня Санта!
— Перестань, Хагрид, ну почему не выйдет? Ведь можно же по-другому… — нашелся Гарри. — Ты знаешь, как у магглов деды Морозы работают?
— Как? — хлюпнул носом трехметровый детка.
— Ножками от двери к двери ходят. И отлично справляются! Радуют малышей своими огромным ростом, гулким басом и чудесными подарками.
— А почему ножками? — утер со щек слезы Хагрид.
— Потому что магглы. Представь себе мир без волшебства. Скучный унылый мир, где нет ни волшебников, ни Санты с оленями, но детей-то хочется порадовать, вот родители-магглы и придумали создать агентство новогодних услуг, где заказывают специального человека, наряженного Сантой, и тот за плату разносит подарки, купленные самими родителями.
— А что, так было, да? — ужаснулся Хагрид.
— Могло быть, — кивнул Гарри. — Если Статут секретности утвердился бы, так бы всё и стало. Необязательно летать, Хагрид, ты добрый волшебник, тебе не нужны крылья, чтобы осчастливить детей. Заведи себе, ну, к примеру, мотоцикл и попробуй на нём.
Ну, мотоцикл не мотоцикл, а квадрик Хагрид приобрел, мощный, с высоченными колесами, спецвыпуск для таких, как он, полувеликанов, многочисленных дядь Степ, рассекающих на них по улицам крупных мегаполисов.
А кони те и вправду страшные, не только Хагрида пугали, но и Гарри от них не по себе сделалось. Шутки ли, жеребец-каланча, у которого холка на четыре метра от земли улетает, а с затылком и на все пять, крыло в размахе метров десять с лишним, так ещё и глаза не конские, а красные, как у нетопыря какого… Фестрал-то ладно, ему природой положено иметь молочно-белые очи, но если лошадь выглядит лошадью, то с глазами-то зачем так мудрить?
То ли дело Землеройка. Смешной жеребёнок-землекоп вырос в статную лошадку оленьей масти, когда шкура вроде как мышастая, но с бурым отливом, цвета какао, если быть точнее, с мышиными оттенками, ремнём по хребту и черными ногами. Вот у неё были нормальные лошадиные глаза, карие, влажно-глянцевые, с густыми ресничками, в этих глазах, как в зеркальцах, отражался весь мир. Свою детскую привычку Землеройка не оставила, она выросла вместе с ней, молодая лошадь по-прежнему любила копать. Причем не столько землю, а всё, что окажется под ногой: кочка ли, лужок, бережок, всё годилось под рытье. Особенно вода. Зайдет Землеройка в лужу там или омут и давай дубасить копытом по воде, только брызги во все стороны.
Братья Прюэтты, Гидеон и Фабиан, нежно дружившие с Артуром Уизли, отличились в игре в волшебные фанты, поставив другу условие — поцеловать Молли. Не желая получить ответку от магии за невыполнение задания, Артур приложил максимум усилий, чтобы воплотить волшебное желание неуемных близнецов. Молли была выслежена, зажата в угол и чмокнута в полную щечку. А поцеловав девушку, Артур внезапно понял, что рыжая красотка ему нравится. И в дополнение к фанту предложил ей свидание. Надо было видеть скисшие рожи братьев Прюэттов, когда было объявлено о помолвке Артура Уизли и Молли Прюэтт.
— Фаб, кажется, мы…
— Перестарались, Ги.
Подытожив случившееся, шалунишки горестно обнялись, оплакивая чистую кровь рода Прюэтт. И свою свободу, в частности, ведь Уизли славились своей плодовитостью… Равно как и Прюэтты, впрочем, обладая богатым воображением, они так и представили, как Молли год за годом рожает по паре близнецов, и их количество растет и растет в геометрической прогрессии.
Северус, чье детство пришлось как раз на шестидесятые-семидесятые годы, оказался в гуще всех этих событий. Гоняя взапуски с однокашниками по школе, он периодически натыкался на Молли и её очередных карапузов: Билли, Чарли, Перси… Параллельно Северус и его ватага сталкивались с прочими семьями, которые надолго не задерживались в стенах Хогвартса — Блэки, Нотты, Малфои и всякие прочие, промелькнувшие в жизни, как мимолетные искорки. Зато внимание его современников было прочно и верно приковано к старожилам, составляющим костяк замка. Их имена стали притчей во языцех: Найджел Блэк, Брайан Дамблдор, Рам Никум, Армандо Диппет, Джон Дервент, Моран Мракс, Гарри де Нели и их не менее знаменитые члены семей. Каждый из них был окружен уважением и ореолом таинственности, уходящими вглубь веков. Будучи любопытным, Северус старательно изучал историю Хогвартса и его обитателей.
Копаясь в генеалогии каждого, Северус тщательно выцеживал малейшие крупицы их жизнедеятельности. Все подвиги, все действия, изречения, кои бережно собирали и хранили историки-хронисты Батильда Бэгшот и Абрахам Марчбенкс, который помимо преподавания Трансфигурации пописывал мемуары, коих набралось приличное количество толщенных талмудов. Кстати, о трансфигурации, кроме Марчбенкса и его дочери, сей предмет преподавали ещё трое: Кендра Дамблдор — среднее звено, а прирожденные анимаги Марволо Мракс с Минервой де Нели выявляли и обучали студентов, способных к анимагии.
Самое интересное, как выяснил Северус, происходило в начале девятнадцатого века. Особый упор делался на то, как ранней осенью в двери замка постучался Гарри, величайший волшебник всех времен и народов. Провидец и воитель, спаситель и друг угнетенных, молодой друид положил начало новой эпохе, благодаря которой изменился мир… Следуя за строками хроник, Северус с изумлением узнавал, как великий друид разбудил и поговорил с Хогвартсом, совершил паломничество к Мерлину, у которого выпросил долголетие себе и друзьям, подружился с Земляной кошкой, как благодаря дару предвидения увидел и предотвратил последнее гоблинское восстание и спас много жизней. Прошерстив же хроники до событий, Северус узнал, что раньше о Гарри ничего не было. Видимо, он иностранец или пришел из другой школы.
Отложив талмуд, студент Снейп сложил руки перед собой и задумался. Насколько помнил он сам, Гарри де Нели равен со всеми, любил детей и никогда не отказывал в помощи тому, кто нуждался. Ещё Гарри не чурался дружбы с подростками, и те чувствовали себя своими в его компании, несмотря на то, что ему уже под две сотни лет. Сам Северус с Гарри пока общался мало, потому что как ребёнку он был интересен постольку-поскольку. А вот сейчас, когда ему пятнадцать, и он заинтересовался этой загадочной личностью…