Страница 50 из 85
— А раньше вы на ком летали? — чуточку удивился Гарри.
— На Стеллмаре и летал, просто отпустил на полвека. Сегодня я его опять призвал. Отрок, я уходил из Хогвартса навсегда, и скажи, зачем мне на гражданке рабочий фестрал? Естественно, я отпустил его, чтобы он был на своем месте, там, где нужен. И я знаю, о чем ты думаешь, Гарри… Фокус в том, что фестралы не обижаются, они слишком совершенны для таких мелочных чувств. Тем более, что он знал — я его помню, мы все эти годы мысленно были вместе.
— А чего же вы тогда у него имя спрашивали? — припешил Гарри.
— По традиции, отрок. Между прочим, фестралы не кланяются волшебнику. То, что ты видел на дворе, не что иное, как дань встрече после долгой разлуки. Запомни: только перед другом фестрал склоняет голову. Будешь выбирать себе фестрала — учти это!
— Учту. Спасибо… — только и смог выговорить офигевший Гарри. Винкль глянул на него через плечо и вдруг улыбнулся.
— Прав Соломон, ты действительно учишься, малец. Правильные вопросы задаешь! Иные-то ребятки только одним и озабочены: побольше узнать о том, чего и как детям дарить, а ты не такой — тебе другое интересно. И это очень хорошо, Гарри, именно о таком ученике я мечтал.
Гарри от смущения не знал, куда смотреть, и потому опустил голову, наткнувшись взглядом на Елочку, тихо моргавшую на него с мешка. Встрепенулся, вспомнив ещё один важный вопрос.
— Сколько лет живут совы, дядя Барри?
— Обычные в благоприятных условиях могут до семи десятков протянуть. А магические письмоносцы и того дольше. Но если птица для тебя друг, то её век будет долог, вплоть до бесконечности, и её жизнь прервется только с твоей.
Лицу Гарри стало горячо, и он чуть ли не со слезами провел дрожащей рукой по пестрой спинке родной Елочки — всё хорошо, девочка, мы всегда будем вместе… Растроганная сова ласково теребнула клювиком пальцы хозяина, согласная с его чувствами.
— Это магия, да? — сипло спросил он, пожирая благодарным взглядом затылок Барри Винкля.
— Наверное, — нехотя пробурчал тот. — По крайней мере, это так же необъяснимо, как и то, с каким упорством охотники везде находят беорнингов… Это прямо мистика какая-то: где ни поселятся, в момент обнаруживают и берут на вилы… Майрон в конце концов и прятаться перестал — без толку. Им уже без разницы, где жить: в городе ли, в деревне ли, в самой глухой лесной чащобе или в горах, всё равно находят. Надеюсь, хоть в Запретный лес егеря не заявятся?
В последнем предложении прозвучал юморной подтекст, и Гарри, уловив приглашение, вежливо посмеялся. Стало понятно, что медведи не нарочно селятся на виду у людей, напротив, это люди их постоянно беспокоят.
Стеллмар нашел ещё сорок детишек, и норма тандема напарников Винкля де Нели была выполнена. Возвращались они уставшими, но очень довольными.
— Отлично, Гарри! В следующий полёт уже ты будешь Сантой и возьмешь себе напарника.
— Это… любой новичок? — уточнил Гарри.
— Не обязательно новичок. В замке есть и те, кто вечно носит костюм эльфа. Это может быть и просто твой друг, которому интересно работать с тобой в паре и радовать малышей.
— Придется поискать, — улыбнулся Гарри. — Рам — Санта, он не может быть моим эльфом.
— Ну и поищешь, — фыркнул Барри. — Делов-то…
На замковом дворе к Гарри подкатилась Фелина, умильно заглядывая в глаза. Тот, деланно не замечая её, обогнул по дуге и направился к крыльцу. Кошка встопорщила зеленую шерсть, от чего стала похожа на огромный лохматый куст папоротника, развернулась и подцепила лапой Гарри за ногу, нагло опрокидывая его на плиты двора. Нависла над упавшим парнем и упрямо вонзилась в его глаза.
— Чего тебе, Филигранная моя? — Гарри тихонько подул в кошкин нос.
«М-мурк, чхи, это имя? — затаила та дыхание, дождалась кивка и воспрянула. — Ух ты, а что оно означает?»
— Тонкая, изящная, филигранная! — ласково сообщил Гарри, с улыбкой наблюдая, как кошка раздувается от гордости и тает от любви к самой себе. Села прямо-прямо, восхищенно оглядела себя и страстно лизнула лапку. Гарри встал, осторожно обошел хвост и наконец-то пошел к себе. Но в коридоре его снова остановили. На сей раз к его ногам подкатился клубок, переплетенный из двух тел — шестилетнего Марволо и трехмесячного щенка. Стукнувшись о ноги Гарри, клубок распался, потерев лоб, Марволо на всякий случай хныкнул. Щенок, очередной отпрыск Бати и Алтеи, той самой сучки, которой не повезло стать соломкой, уселся на толстый задик, раскорячив передние лапки, и задрал на Гарри курносую мордаху.
— Чего не спишь, Марволо? — поинтересовался Гарри, подразумевая раннее утро Рождества.
— Разбудили, — философски ответил ребёнок. — Под одеялом скачут, тык-пыкаются…
— Горюшко ты мое, — Гарри протянул руку. — Пойдем, что ли, к нам, доспишь.
Марволо согласно зевнул, и Гарри взял его на руки. Нес мальчика и тихо посмеивался чудакам Мраксам, Монти и Стефании, которым не пришло в голову заглушку поставить, прежде чем заняться своим «тыкпыканьем» при ребёнке. Щенок уныло покосолапил следом — увы, закончились веселые утренние игры…
Соломон при виде мальчика только брови поднял, подошел к Гарри и осторожно забрал ребёнка.
— Опять? — тихо буркнул Зейн, выглянув из своей комнаты. Гарри стянул с себя тулупчик и пробурчал в ответ:
— Да пусть себе развлекаются, глядишь, и братишку Марволо народят. А то помню я его у себя в прошлобудущем — одинокого и дикого…
Рухнул в кресло и с тоской уставился на узкие полусапожки. Ну блин… ещё и их стягивать… Однако не успел Гарри распереживаться, как Зейн подошел, присел перед ним на пол и сноровисто снял с папы сапоги. Отставил в сторонку и, взяв в большие теплые ладони озябшие ступни, принялся нежно массировать. Ой-ей… Гарри аж растекся в кресле от невероятного облегчения — как же мало для кайфа усталому человеку надо. А тут и запах умопомрачительный донесся — Соломон принес сыну чашку горячего шоколада с ванилью и корицей.
Кружку в руки, большую, глубокую, горячую, ароматно-пахучую, с коричной посыпкой, толстый пушистый плед на плечи, и Гарри как заново рожден. Родные лица папы и сына перед ним, пытливо-внимательно заглядывают ему в глаза: тепло-карие — Соломона, и синие-синие — Зейна.
— С Рождеством!.. — тихо выдохнул Гарри.
— С Рождеством, папа, — улыбнулся Зейн.
— С Рождеством вас, мои мальчики, — обнял их обоих Соломон.
Спал в постели Соломона чудесный Марволо, подложив ладошки под пухлую щечку, приткнулся под бочок крупный щенок, размером с самого Марволо, набегавшийся и наигравшийся с мальчиком, и снилось им обоим теплое лето, почему-то припорошенное пушистым снежком, не тающим под жарким июньским солнышком. Забавный, милый сон, Марволо тихо засмеялся, шевельнулся, нашарил сонной рукой щенка, придвинулся к нему потеснее и, обняв, шепнул спросонок:
— Снежок. Я назову тебя Снежком…
Умиротворенно вздохнул щенок, не просыпаясь, лизнул в нос маленького друга и затих, зная, что у него теперь есть имя. Был он черный с рыжими пятнами, но разве это кому-то помешает назвать его в честь приснившегося летнего снега?..
Глава 23. Один сложный год
Полз по миру семьдесят восьмой год, изредка встряхиваемый жиденькими скандалами тут-там по поводу хаотичного перемещения автобуса «Ночной рыцарь», который вместо прямого наказа доставить пассажира из Лондона в Уэльс, сначала за каким-то надом скакал в Абердин, чтобы подобрать-высадить мадам Марш… Зеленые пассажиры, выползшие из недр автобуса, обняв и поцеловав родненькую матушку-землю, с чувством убеждали всех, кто слушал:
— Прав был Гарри де Нели, когда говорил, что незачем внедрять в магмир маггловский транспорт!
Чиновники, получив очередную тонну писем с возмущениями, в свою очередь отфутболивали их идиоту Дугалду Макфейлу, бывшему Министру, которому и пришла в голову идиотская идея внедрить относительно новое «автобусное сообщение» магглов, благодаря чему долбанный прыгун таки появился на дорогах в шестьдесят пятом году. Макфейл с ругательствами выбирался из-под бумажного завала и бежал жаловаться своему преемнику, Министру магии Фэрису Спэвину. Тот вяло выслушивал своего предшественника, теребя дырявый собственный нос, проткнутый когда-то стрелой кентавра, дожидался конца слезного спича и мрачно отрубал: