Страница 15 из 85
— Ларри, Нейл, — встрял Дэнни. — Хватит обо мне, давайте про ангелов для Зейна.
— А мы не про тебя, — озорно улыбнулся Ларри. — Мы о Патронусах. Но ты прав, Дэнни, давайте про ангелов. Итак, мы высказались, кто ещё знает? — он обвел взглядом остальных ребят, плотной кучей сидевших вокруг. Кивнул одному, покрытому цыпками: — Давай ты, Дейви.
— Ну… — начал тот, яростно почесываясь. — Ангелы — это слуги Господа, которых Он посылает нам на помощь в самые трудные минуты.
— А как они помогают? Почему их не видно? — посыпались вопросы со всех сторон. Зейн с надеждой уставился на Дейви: а вдруг он и вправду знает ответ? Дейви прекратил чесать шею и набросился на ногу, начав её остервенело скрести. Заговорил прерывисто, пыхтя от усердия:
— Так они ж невидимы и неосязаемы!.. Пых-пых… И помогают… пых… через других, кто материален и может оказать как физическую помощь, так и моральную поддержку… пых… Советом там, утешением… пых-пых…
Точно! Внутри у Зейна всё так и зазвенело от осознания истины. Ведь точно же! Кто, как не Господь, прислал ему Гарри в самый тяжелый час одиночества, когда он похоронил своего создателя, умершего в каюте капитана Уолтона на борту «Маргарет Сэйвилл», поставил крест и остался совсем один, страшась неведомого Грядущего, которое ему обещала ледяная безлюдная Арктика. Иначе как объяснить появление Гарри посреди торосов и льдов после того, как ушла «Маргарет»? Откуда Гарри взялся там? Каким чудом он оказался на его пути и заставил помочь себе?.. Не это ли промысел Господа, не в этом ли заключается помощь невидимки-ангела?
— Зейн, ты нашел ответ?! — обрадовались дети, всё поняв по лицу гиганта. Зейн медленно кивнул, сияющими глазами обвел маленькие искренние детские личики и тепло проговорил:
— Да, я нашел ответ. Это ангелы свели нас вместе, меня и Гарри. Мы пришли разными путями в самое странное место на земле, но, несмотря на это, встретились в самый трудный час, помогли и даже спасли жизни друг другу.
Этот самый первый, насыщенный, полный открытий и ценных познаний день закончился поездкой на конеферму в Даффтаун, где были приобретены четыре прекрасные лошади, в том числе и его собственный брабантский великан Маффин Браун, теплого шоколадного оттенка, с черными ногами и пышными гривой и хвостом, такой уютно-плюшевый, как… как… да как тот же маффин, воздушный кекс! Для него был приготовлен роскошный денник, соседом оказался Мышь, он, кстати, совсем не обиделся на кличку, отнесся к ней с обычным лошадиным пофигизмом.
С ярмарки они выехали засветло и к Хогвартсу прибыли как раз в полдень, к обеду, на котором Зейна и Гарри наконец-то представили школе. Холл с лестницами и картинами на стенах Зейн уже видел ночью и утром, зато Большой зал явился для него сюрпризом. Таких поразительных помещений Зейн ещё не видывал! Казалось, он вошел в неохватный собор с заоблачным сводом, настолько высоким, что при строительстве внутри остался кусочек неба с облаками, и оно, это плененное небо, теперь мягко заливало всё это колоссальное пространство дневным рассеянным светом.
От невероятного волшебства у Зейна сердце такое огромное сделалось, что прямо в груди потеснело. Учащенно дыша, он смотрел, смотрел, смотрел и смотрел, не в силах остановиться и как-то усмирить рвущееся наружу счастье. Дом. Господи, это дом! Вот куда его Гарри привел — в самый замечательный дом на свете! Спасибо тебе, Господи! И не только дом, а целый волшебный мир подарил Зейну папочка Гарри (ведь его можно так называть, хотя бы мысленно?..), целый мир с его чудесами и детьми. Эти маленькие маги… Искренние, добрые, преданные… Таким счастьем сияют детские глаза, когда они ловят улыбки взрослых, как тянутся они к ласковым ладоням воспитателей…
Глаза Зейна тоже сияют счастьем, когда он смотрит с профессорского подиума в огромный зал. Сколько их здесь!.. И все они такие же, как Дейви, Дэнни, Ларри и Нейл, открытые сердцем и душой, готовые подарить ему толику своей любви и доброго расположения. А сам Зейн теперь тоже знает, для чего он здесь появился. Он будет защищать детей и их чудесный дом.
Каждый из них уникален, у каждого свои горести и беды в семье, и всем им нужен Хогвартс, в котором они обретают свободу от неволи своей эпохи. Викторианская эпоха — это время просвещения и научных открытий, время создания фотографии и электрической лампочки. Время первых поездов, которые пока были только в планах и на чертежах, для которых только-только начали строить первые железные дороги… И время строгих ограничений.
Дети всегда дети, и в эпоху неолита, и в Средние века, и во времена королевы Виктории, и потом, во времена Гарри Поттера. Но это время, что описывается сейчас — особенное. Волшебники и Гарри, а тем более Зейн, знали эту особенность и пуще глаза берегли детей. Ведь это время синдрома внезапной смерти. То время, когда смерть настолько обычна, что родители не регистрируют ребёнка после рождения, а выжидают первые его годы жизни, чтобы он хотя бы семь лет прожил гарантированно. И только потом выдается детский паспорт. Паспорт живому ребёнку. Конечно, в викторианскую эпоху основной причиной смертей была инфекция при родах, инфекции в первый год жизни, различные болезни инфекционного характера и тому подобное. И это не считая голода в царской и военной России.
Отношение к детям было соответствующим. Трепетным. Беременные женщины до последнего мига не знали, родится ли у них живой, долгожданный и такой желанный малыш и выживут ли при этом они сами? Суровые отцы тайком от жен прокрадывались в спаленку, прикрывая ладонью огонек свечи, благоговейно замирали над люлькой со спящим младенцем и ловили каждый вдох своего нежного солнышка…
Именно в викторианскую эпоху родилось самое жуткое изобретение человечества — посмертная детская фотография. Фотография, на которой запечатлен мертвый ребёнок, как живой, в окружении родственников и игрушек. Фотография, от которой будет бросать в дрожь человека двадцатого века, но которая была необходима тем, чей малыш стал ангелом, ведь этот кусочек картона зачастую становился единственной памятью об умершем члене семьи.
Этот день оказался очень насыщенным. С визитом соседей-гномов и известием об оборотне, которого уничтожили на окраине какого-то Литтл Хэнглтона. После этого, увы, плохо стало директору, что-то там Гарри страшное ляпнул, отчего Найджела срочно увели из зала, а сам Гарри тоже расстроился и куда-то ушел. Беспокоясь за Гарри, Зейн незаметно проследил за ним, виртуозно прячась в кустах и тени деревьев, и невольно стал свидетелем препотешной встречи со странными зелеными собаками. Особенно позабавила Зейна сучка, так явственно выразившая возмущение, что ему пришлось подавить смешок.
А Гарри не смешно, он очень грустный. Отмахнувшись от собак, он поплелся обратно к замку, у калитки притормозил, понаблюдал за тайной встречей мальчика и гнома и повеселел. Зейн обрадовался и с облегчением вышел из укрытия, нагнал… Интересно, а осмелится ли он назвать Гарри вслух папочкой? Или лучше не надо?.. Нагнав папочку, он пошел рядом, ломая голову, хватит ли храбрости? Не слишком ли это по-детски? Но мне же нужен папа — начал он себя уговаривать, преданно топая огромным слоном следом за тоненьким стройненьким юношей.
Гарри, не подозревая о хотелках Зейна (и хорошо, наверное, а то испотыкался бы), приметил низкое строение на опушке леса, там, где в будущем встанет хижина Хагрида, заинтересовался и свернул к нему. Зейн индийским преданным слоником повернул за ним. Дом оказался вотчиной магозоолога Морана Мракса. Встав у забора, Гарри задумчиво уставился на худого мужчину, занятого ощипыванием кого-то похожего на гиппогрифа. Во всяком случае, у пернатого существа были четыре ноги и крылья…
— Простите, а разве гиппогрифов едят? — робко уточнил Гарри.
— Ну а куда ещё эту конину с курятиной? — беззлобно отозвался Мракс. — Только хорей зря переводит, вредитель драный… А хорьки, дорогой мой, свою нишу в природе занимают.
Гарри виновато поежился, вспомнив о гордом Клювокрыле, и срочно переключился на другую тему, а так как перед ним на лавочке сидел Мракс, то о нём он и завел речь.