Знак бесконечности

— Знаю, — кивнул Тони. — И что муж ей изменял, тоже знаю. Помнишь Элизабет, которую ты выгнала? Горничную? Вот и с ней тоже. Причем именно лорду Роберту принадлежала историческая фраза: «Это порядочный замок, а не бордель». Надеюсь, у графини с Фицем все будет хорошо.

— Так что ты подумай, — подытожила Люси. — За месяц я успею уволить Хардинга. Во вдовьем доме вам с Мэгги места вполне хватит. Если графиня не заберет в Стэмфорд свою Бриджет, будет кому тебе по хозяйству помогать. Или еще кого-нибудь найдем. Будешь привозить Мэгги с собой, Уиллер за обоими присмотрит. И собаки тоже. Обязанности у тебя останутся те же, зарплату могу добавить. Вот только… боюсь, придется тебе еще помогать Эшли с бухгалтерией, она в ней слаба.

— Нет! — отрезал Тони. — Прости, Люси, дружба дружбой, но это — нет. Питер давным-давно собирался нанять в помощь Джонсону бухгалтера, но тот и сам справлялся неплохо. Так что… или бухгалтер, или извини.

Люси с подозрением посмотрела на него, выпятив губу.

— Так-так… — сказала она. — Сдается мне, Каттнер, что в старом мире вы со Светой расстались не на пустом месте. Не мисс Ирландия ли была тому причиной?

— Нет, причина была другая, — ушел от ответа Тони. — Хотя она этого очень хотела. Эшли. Поэтому никаких дел с ней я иметь не желаю. В принципе.

— Хорошо, — вздохнула Люси. — Будет бухгалтер. Значит, по рукам?

— Договорились. Через месяц. Ну что, выведем детей на прогулку?

— Дождь пошел. Я, пожалуй, пойду вздремну немного. Найдешь себе занятие?

— Почитаю в библиотеке.

Они встали и пошли к выходу из столовой, и вдруг Тони остановился, как будто наткнулся на что-то.

— Что за хрень? — пробормотал он.

— Что такое? — испугалась Люси.

— А я ведь знал, но никакого значения не придал. И только когда ты сказала, что у Агнес и Фица роман уже семь лет, с тех пор как она приехала в Скайхилл…

— Да что ты знал-то?

— Сейчас 2018-ый год.

— Ну да, — кивнула Люси. — И что?

— Когда точно ты отобрала у Хлои кольцо в Лестере? Какого числа?

— Подожди, сейчас вспомню, — Люси присела на мягкую банкетку в коридоре. — Шестого ноября я приехала в Скайхилл. Седьмого, восьмого… Да, это было девятого ноября.

— Прошлого года.

— Ну да.

— Смотри. Мы со Светой отвезли кольцо ювелиру семнадцатого июня. Позапрошлого года. 2016-го. Петля времени составляет… сейчас сосчитаю… один год, четыре месяца и двадцать три дня. На столько этот мир опережает тот, где теперь Света. А теперь смотри. Там мы с ней должны были умереть в один день и даже примерно в одно время. Рано утром девятого марта. 2017-го года!

— Ничего не понимаю, — покачала головой Люси.

— Я тоже. Когда миров было еще только два, новый сначала тоже опережал старый где-то на год, но потом старый его как-то догнал. Поэтому если ты попадал из одного в другой, неважно с какой стороны, это всегда был один и тот же день. И там, и там. Когда миры снова раздвоились, новые опять ушли вперед, а старые остались синхронными. Мы с Питером приехали в гостиницу двадцать восьмого октября 2016-го, на следующий день открылся проход. Там тоже было двадцать девятое октября 2016-го года. В тот же день мы вернулись. И снова попали в двадцать девятое октября.

— Действительно странно, — согласилась Люси. — По идее, ты должен был попасть сюда в прошлом году. Если там умер девятого марта 2017-го, значит, и здесь должен был оказаться в этот день, а не на год позже.

— Нет. Между каждым старым и каждым новым миром сейчас больше года разницы. Наверно, потом она тоже исчезнет, но не так скоро. Поэтому я должен был попасть сюда где-то первого августа. 2018-го. Позже настолько, насколько новый мир опережает старый.

— Подожди! Ты при любом раскладе не мог попасть сюда девятого марта прошлого года, — сообразила Люси. — Ведь в тот же день здесь должна была умереть Света. Но если бы это произошло, Мэгги бы не родилась. И вы не попали бы в прошлое. И не вернулись бы спасти кольцо. И мир не раздвоился бы. Черт, что я несу?

— Я сейчас с ума сойду, — простонал Тони. — Никогда не любил читать хронофантастику со всеми этим временными завихрениями. Хорошо, но почему тогда все-таки в марте, а не в августе?

— Ты меня спрашиваешь? — хмыкнула Люси. — Наверняка этому тоже есть какое-то объяснение. Просто мы его не знаем. И вообще, как говорила одна моя знакомая писательница, зверь Обоснуй — тварь вредная, не дозовешься.

17. Шелковая пижама

Новый мир

Федька был стопроцентно прав. Какая там любовь — сон дороже бриллиантов.

Словно наверстывая упущенное, Витя развивал легкие день и ночь. Проще говоря, орал. Орал, когда был голоден, когда ему было мокро или неудобно, больно или скучно. Орал, когда хотел спать и когда просыпался. Когда-то в прошлой жизни мы с Люськой обсуждали, как будем кормить своих детей.

«Наши мамки были правы, — утверждала Люська. — Нужен режим. Нечего давать сиську по первому писку. Дети от этого вырастают наглые и избалованные, привыкшие получать все, что захотят».

«Люсь, ну ты уж не перегибай, — возражала я. — Согласна, по первому писку не надо, но не по часам же».

В результате я и рада была бы кормить Витю по будильнику, но увы. Первый месяц дома приходилось это делать постоянно. Он быстро уставал, засыпал, но спал недолго и просыпался таким же голодным. Я только и делала, что кормила и сцеживала остатки молока, которого было хоть залейся.

Выматывалась я так, что вырубалась, стоило почувствовать под собой горизонтальную поверхность. Сидя тоже засыпала — за столом над тарелкой, в туалете, в ванной, когда сцеживала молоко. Больше всего боялась уснуть, когда кормила Витю, но он, видимо, что-то чувствовал и сразу начинал хныкать, как только я начинала дремать. А еще боялась уснуть на прогулке. Казалось, что ребенка украдут прямо из коляски, у меня из-под носа. Поэтому наматывала круги по скверу, видя сны с открытыми глазами. Как же я теперь полюбила дождь! Можно было выставить Витю в коляске на лоджию, открыть окна и прикорнуть часок с радионяней под ухом.

Мне трудно было представить, как со всем управляются одинокие мамаши, которым некому помочь. Федька был образцово-показательным мужем: ходил по магазинам, готовил, убирал квартиру. Правда, мы почти не разговаривали — у меня не было ни сил, ни желания. И спали по-прежнему в разных комнатах.

Во всем этом «дне сурка» был только один плюс.

У меня не оставалось времени думать о Тони. То есть мысли, конечно, приходили, но шли фоном. Зато добавилось кое-что другое.

Однажды я сидела в качалке и кормила Витю и вдруг поняла: это уже было со мной. Это не было привычное дежавю прошлого года. Но и не воспоминание. Во всяком случае, не картинка. Ощущение — поза, живая теплая тяжесть на руке, беззубые десны, теребящие сосок, маленькие губки, тянущие, чмокающие, высасывающие молоко так, словно это сама жизнь. Маргарет, отправляя Тони ко мне в Отражение, сказала: возможно, потом я вспомню то, что происходило с моим телом, пока душа находилась в прошлом. И это действительно случилось. Но от этого стало еще больнее.

Единственным моим настоящим воспоминанием о Мэгги — не о животе с шевелящимся обитателем, а о настоящем ребенке — были те несколько минут после родов, когда она открыла глаза и посмотрела на меня. Я разглядывала личико Вити, пытаясь уловить сходство с Тони и с Мэгги. Он не был похож ни на него, ни на меня. Но у него были такие же большие темно-голубые, почти синие глаза с длинными ресницами, как у сестры. Как у Маргарет…

К концу третьего месяца внезапно стало легче. Нет, Витя по-прежнему орал, но уже не так часто. И ел больше, и спал дольше. Я вынырнула из вечного сна с открытыми глазами и внезапно обнаружила, что на подходе лето. В конце мая выдалось несколько жарких дней, и фитнес-девочки выволокли в скверик подстилки, что позагорать на травке, сэкономив на солярии. Проходя мимо с коляской, я подумала, что выгляжу, наверно, как Витина бабушка. В начале июня мне должно было исполниться тридцать три.