Страница 26 из 66
Раздался звон стекла, откуда-то издали донесся звук торопливых шагов, срывающихся на бег. Первым в окно выпрыгнул Тони, за ним Питер, последним Ирвин. Приземлившись на четвереньки, Питер почувствовал резкую боль в ноге и сдавленно выругался. Тони помог ему подняться и буквально потащил за собой. Остановились они только в самой глубине старинного квартала, в темных закоулках, где не было ни одного фонаря и ни одного светящегося окна.
— Давай посмотрим, что там у тебя, — сказал Ирвин. — Сядь.
Питер опустился прямо на булыжную мостовую, и он ощупал его ногу, подсвечивая телефоном. Почему-то Питер ожидал увидеть пропитанную кровью штанину, но Ирвин сказал:
— Ушиб или растяжение. Ничего страшного. Идти можешь?
— Потихоньку могу.
Прихрамывая и опираясь на Тони, Питер ковылял за Ирвином к гостинице и почему-то думал о Джереми. О том, как осенью дракон обнял его и посмотрел в глаза. С чего вдруг всплыло это воспоминание?
Обратная дорога заняла больше времени. Одна за другой несколько тяжелых аварий на трассе, которые пришлось объезжать, потом пробило колесо. Несмотря на то, что задуманное удалось выполнить без особого труда, настроение было нерадужным, разговор не клеился. Выбралось из темного угла дурное предчувствие, холодное и скользкое, как болотная гадина. Ирвин вполголоса ругал неосторожных водителей, пробки, разбитую дорогу. Тони смотрел в окно и думал о своем.
— Если проход сегодня открывался, все равно уже должен был захлопнуться, — сказал Ирвин, когда они миновали развилку на Рэтби. — Но лучше не рисковать.
Он свернул в поле и объехал дорогу по широкой дуге.
— Надо будет выкопать на дороге огромную яму ближе к развилке, — сказал он. — Чтобы никто случайно не заблудился между мирами. Возьму в деревне бобкэт[7] и накатаю новую — через поле.
Вечером, когда уехала няня, Питер, Тони и Локхиды пошли к Джереми спрятать третье кольцо. Дракон выглядел обеспокоенным, пристально смотрел на Питера, как будто пытался что-то сказать.
— Он сегодня весь день такой, — вздохнула Лора. — Что-то его тревожит. Даже про шапку забыл. Не заболел бы.
— Что с тобой, дружок? — ласково спросил Питер.
Но Джереми только посмотрел на него печально и отошел в сторону. Питер достал кольцо. Камень казался почти черным, было в нем что-то зловещее.
— Кольцо Жизни, — задумчиво сказал Тони.
— Почему? — удивился Питер.
— Не знаю. Что-то такое вдруг пришло в голову. Хотя выглядит оно, скорее, как кольцо Смерти. Мрачное и уродливое. Но почему-то на него хочется смотреть, смотреть…
— Давай лучше побыстрее его спрячем! — поежился Питер. — Что-то мне не по себе.
Он вошел в пещеру, откопал банку с двумя другими кольцами и добавил к ним третье. Закопал обратно, разровнял землю. Стоило ему выйти, Джереми сразу забрался в свое логово, и Питер отчетливо услышал его тяжелый вздох.
Ночью он никак не мог уснуть. Тревога, которая грызла его по пути из Франции, стала просто нестерпимой. Снова показалось, что подобное чувство ему хорошо знакомо. Как будто время уходит, как будто его катастрофически не хватает.
— Тони, ты спишь? — спросил он.
— Сплю, — отозвался тот.
— Послушай, я хотел сказать… Все так глупо вышло — между нами, между вами со Светой. Я…
— Питер, давай не будем сейчас, — скрипнули пружины, Тони сел на кровати. — Я очень хочу, чтобы все наладилось. И буду очень стараться. Света — само собой. Но мне и вас с Люси очень не хватало все это время. Знаешь… — тут он замолчал и прислушался. — Что там такое? Слышишь? Кто-то ходит.
Лязгнула калитка низенькой ограды между садом и лужайкой Джереми. Собака заливалась свирепым лаем. В доме загорелось окно, открылась дверь. Тони быстро натянул брюки, накинул рубашку и вышел наружу. Питер никак не мог найти в темноте свою одежду, наконец быстро оделся и выскочил из пристройки. Чуть поодаль он увидел два темных силуэта и еще один — дракона. А потом одна из фигур упала на землю, и по глазам ударила яркая вспышка пламени, в которой растворилась другая…
11. Между Светом и Тьмой
— Миледи, — сказала старуха Бесси противным скрипучим голосом, — не стоит разговаривать с ним. Вы же понимаете, что вашего ребенка отдадут на воспитание?
— Разве тебе есть до этого дело? — горько усмехнулась Маргарет, придерживая рукой огромный тяжелый живот.
— Ни малейшего. Спокойной ночи.
Дверь за ней захлопнулась, в замке повернулся ключ. Свеча догорела и погасла, другой не было. Только поленья в камине давали немного света, такого тусклого, что едва можно было разглядеть свои руки. Несмотря на теплые майские дни, ночью в спальне было холодно, как зимой.
Из мрака в дальнем углу, где было темнее всего, бесшумно отделилась черная тень — словно капля от лужицы чернил.
— Кто здесь? — вскрикнула Маргарет.
— Не бойся, — прошептал по-французски бесполый, лишенный интонаций голос, наводящий ужас и мертвенную тоску. — Время пришло.
Ярко вспыхнула и рассыпалась искрами головешка, отблеск упал на полускрытое черным капюшоном морщинистое лицо. Один глаз черный, другой — затянутый голубоватым бельмом. Сверкнула звезда астерикса…
Я проснулась и поняла, что не могу дышать. Ноги и руки онемели, в ушах звенело, лицо словно иголками кололо. Сердце не билось — дрожало, мелко и часто. Витя беспокойно ворочался в животе. С трудом дотянувшись до стены, я нажала кнопку вызова медсестры.
Что-то спросила Наташа — я не разбирала слов, не могла пошевелить языком. Вошла ночная сестра, нащупала мой пульс и тут же выбежала из палаты. Прошло то ли несколько секунд, то ли несколько часов, и она вернулась с дежурным врачом. Со мной что-то делали («шестьдесят на сорок пять» — сказал чей-то голос), звякнуло стекло, укол в сгиб руки — как будто комар укусил. Наконец я смогла вдохнуть, глубоко, а не краешком.
И вдруг…Это было похоже на волну, которая родилась в пояснице и прокатилась по животу. Волна мучительной тянущей боли, сначала слабой, потом сильнее, еще сильнее. Она схлынула, оставив соленый привкус во рту, а в крестце уже зарождалась новая — пульсирующей точкой, стремительно набирающей силу.
— Да у нее схватки, — услышала я сквозь стену из толстого войлока. — Какой срок?
— Тридцать четыре. Звонить в родилку?
— Подожди, лоток давай.
Тело снова стало резиново тугим, непослушным. Меня что-то спрашивали, но я не могла ответить. И опять что-то делали, но я не чувствовала ничего, кроме боли, которая накатывала и отступала, снова и снова. Сердце настоятельно искало выход — через рот, через нос, через уши, все было заполнено мелкой противной дрожью.
— Поздно. Уже на два пальца. В операционную звони, пусть кесарево готовят. Срочно.
— Общий или эпидуралку?
— Черт! Нельзя эпидуралку с таким низким давлением. И общий плохо. Не успеем поднять. Значит, все-таки общий.
Меня везли на каталке по длинному коридору, и я мысленно разговаривала с Витей, уговаривая его быть молодцом и ничего не бояться. А потом, когда уже лежала на столе и игла вошла в вену, позвала Тони — словно он мог услышать меня за тысячи километров и ответить…
Я сидела на голой земле, закутавшись в простыню. Кроме нее, моей единственной одеждой была голубая шапочка, под которую перед операцией убрали волосы. Место показалось смутно знакомым, словно я уже была тут когда-то. Только раньше это был знойный полдень — небо, похожее на застиранные джинсы, и яростно пылающее солнце в зените. Сейчас с одной стороны сгущалась тьма, с другой разливалось малиновое сияние — то ли закат, то ли наоборот рассвет. А на горизонте, ровно посередине между западом и востоком — каменные руины.
Привычным жестом я коснулась живота, но он был пустым, почти плоским и вместо приветственного толчка отозвался терпкой, вяжущей болью. По простыне расплывалось кровавое пятно.
7
Мини-погрузчик или мини-эскаватор производства компании Bobcat