Знак бесконечности

Пятого декабря Люси сама позвонила Джонсону.

— Ну, как… там? — мрачно поинтересовалась она.

— Нет, — лаконично ответил личный шпион, прекрасно понимающий, что ее светлость имеет в виду.

— Точно?

— Вы же знаете, миледи, я должен был быть его свидетелем. Если бы они где-то встретились и помирились, думаю, я бы об этом знал.

Люси сидела в гостиной, смотрела в окно на редкие снежинки, срывающиеся с темного неба, и не могла принять решение. Хоть монетку бросай. И вдруг телефон ожил в ее руке, испугав так, что она его чуть не уронила.

— Что случилось? — спросила Люси, замерев от ужаса.

И все-таки, рассказывая Свете о том, что произошло в прошлую субботу, она кое-что опустила. Свою роль во всей этой истории. Просто сказала, что Эшли узнала и об их отношениях, и о том, что Света ждет ребенка.

— А что, она до сих пор не знала? — как-то вяло удивилась та. — Ты же говорила, что слуги знают все.

— Слуги знают. А Эшли, похоже, не знала. Видимо, не нашлось желающих ее просветить.

— Не вижу логики. Если ее так не любили, наоборот должны были гореть желанием открыть ей глаза.

— Света, какая логика? — хмыкнула Люси. — Там, наверно, тотализатор был, женится он на ней или нет. Не забывай, она не из их стаи, к тому же ирландка и католичка. Не говоря уже о том, что просто зараза. Мы, конечно, до последнего момента не знали, но сегодня я разговаривала с Джонсоном, и он сказал, что Тони весь день просидел в конторе.

— Сегодня? — переспросила Света. — Ты хочешь сказать…

— Да, Свет, — покаянно вздохнула Люси. — Я тебе не говорила, но да. Они сегодня должны были пожениться. Расписаться в деревне.

— Как мило…

— Свет, — неожиданно для себя решилась Люси. — Вот как хочешь, но он тебя все-таки любит. Он говорил Питеру…

— Даже так? — Люси представила, как высокомерно взлетели Светкины брови. — Впрочем… теперь это уже неважно.

— Почему? — испугалась Люси. — Почему теперь неважно? Все-таки что-то случилось?

— Люсь, да что могло случиться? — с досадой сказала Света. — Какая разница, женился он или нет? Что изменилось? Ты правда думаешь, что я порвала с ним из-за того, что он обнимался с этой дурой? Или из-за того, что не сказал: «Я люблю тебя, Света, выходи за меня замуж»? Люсь, это все поводы. А причина — совсем другая.

— Да едрить твою налево! — рассвирепела Люси. — Опять ваша магия. Задолбало уже! Не хотела тебе говорить, но, похоже, придется. Что ему сказала, то и тебе повторю, — и она дословно повторила все то, что сказала Тони, когда тот изливал душу портрету Маргарет.

— Все правильно, Люсь, — помолчав, сказала Света. — И я с тобой согласна. Про труп, про окопы — все так.

— Тогда что?

— Я не знаю, что тогда произошло. Наверно, и не узнаю. Но уверена, что это связано с ребенком. С нашим ребенком. Раньше подозревала, теперь уверена. Ты правда считаешь, что мужчина и женщина, которые согласились убить своего ребенка, могут быть вместе?

— Свет, ну что ты несешь-то? — возмутилась Люси.

— Помнишь, ты спросила, не думаю ли я, что все это как-то связано с кольцом, а я сказала, что не хочу об этом говорить? Так вот, сначала я действительно не думала, а потом… В общем, все равно думалось. Много думалось, и знаешь… — она сказала что-то в сторону. — Извини, Люсь, я сейчас не могу. Потом перезвоню.

— Света! — крикнула Люси, но экран телефона уже равнодушно демонстрировал лавандовые поля Прованса на заставке.

Она сидела на диване и ждала звонка, но прошло полчаса, час — Света так и не перезвонила. Люси набрала номер сама, противный механический голос сообщил, что абонент временно недоступен.

— Мужчины каждый божий день отправляют своих женщин делать аборты, — сказала она в пространство, словно пытаясь спорить с подругой. — И ничего, живут себе дальше вместе. Как ни в чем ни бывало. Так что…

Закончить фразу Люси не смогла, потому что прекрасно понимала: это не то. Совсем не то.

— Что ты сидишь в потемках?

Она и не услышала, как Питер вошел в квартиру, заглянул в гостиную. — Тони не женился, — сказала, щурясь от ударившего по глазам света люстры.

— Знаю.

— И Света тоже не вышла замуж.

— Это хорошо.

Питер сел рядом с ней на диван и обнял за плечи.

— Как знать, Люс, может, это и не случайно. Посмотрим…

8. Мрачные мысли

Мысли о том, что я должна умереть, приходили уже не первый раз. Первый — пожалуй, в самолете, когда я возвращалась из Англии. Но тогда это было мимолетное. Сейчас — чем дальше, тем сложнее было отгонять их от себя. Время шло, я чувствовала себя все так же плохо. А врачи разводили руками и уверяли, что это такая нетипичная форма токсикоза.

Я пыталась убедить себя, что кольцо на руке Маргарет никак не могло повлиять на меня. Что это вне всякой логики. С ней все уже случилось давным-давно. Она надела его, ничего не зная о последствиях, и эти последствия произошли. Ее отравили, но, вероятно, она умерла бы в любом случае. Может быть, по плану ей полагалось скончаться от той самой родильной горячки, которая чуть не свела ее в могилу, но она выкарабкалась. И тогда высшие силы подвели баланс иначе. Но я-то? Страдает мое тело, а оно к кольцу Анахиты никакого отношения не имеет. Так что это просто совпадение. Слышишь, Света? Просто совпадение. Поэтому никто не умрет. Все будет хорошо.

Иногда мне удавалось себя уговорить. В конце концов, я просто не имею никакого права умирать. С кем Витя тогда останется? Но иногда заливало такой чернотой, что я просто цепенела от отчаяния. Почему-то ассоциация была всегда одна и та же: я сижу на выжженной солнцем голой земле, а вокруг струйки черного дыма, который становится все гуще и гуще, угрожая скрыть меня с головой.

Когда Люська по телефону рассказала, что Тони не женился, у меня на мгновение шевельнулась какая-то надежда. Он не женился, я не вышла замуж, да еще в один день. Может, это знак судьбы? И то, что Тони сказал Питеру — что любит меня… Может, это важнее всего остального?

И тут же я почувствовала, как подбирается очередной приступ. Это всегда начиналось одинаково: головокружение, дурнота, ощущение взбесившейся лягушки в груди, которая норовит выпрыгнуть из тела через любое природное отверстие, а если нет — так проковырять новое. Сначала я еще крепилась, стараясь не показывать виду, но когда Люська распсиховалась и процитировала то, что сказала Тони, почувствовала, что больше не могу. Кое-как свернув разговор, нажала кнопку вызова медсестры и отключилась.

— Ну и что мне с вами делать, разлюбезная моя Светлана Николавна? — сердито поинтересовался Винни-Пух, когда я вынырнула из черноты. — Только домой собрался, переоделся, а тут вы умирать надумали. Так у нас с вами никакой любви на Гоа не выйдет.

— Ну уж извините, — пробормотала я.

После этого приступа позитива больше не осталось. Пришло осознанное, предельно четкое: я умру. Видимо, так нужно. Как знать, может, именно это прячется в темной яме, скрывающей то, что мы с Тони забыли. Психиатр, которого ко мне приглашали, явно искал не там. Спрашивал, не было ли у меня какой-нибудь детской психотравмы, связанной с детьми или деторождением. Смешно…

Дни бежали один за другим, похожие, как близнецы. Иногда мне было чуть лучше, иногда чуть хуже. Приходил Винни-Пух, приходил Федька. Процедуры, анализы, обследования. Таблетки, уколы. В общем, рутина.

Я думала только о двух вещах: удастся ли мне благополучно родить и с кем останется Витя, если… когда я умру.

— Люсь, — спросила я как-то осторожно, — ты только не вопи. Но если вдруг… со мной что-то случится, вы с Питером возьмете к себе Витю?

— Свет, ну перестань, а? — с досадой попросила Люська. — Всем беременным кажется, что они умрут. Мне тоже. Я уже достала Питера этим, он даже пообещал отдать ребенка на воспитание маме, если я вздумаю умереть. Моей или своей — не знаю, что хуже. Так что придется как-то не умирать. Не могу же я своему ребенку такую свинью подложить.