Братство зеркального отражения

— У меня, к сожалению, тоже, — покивал Фели. — Про мехов так и вообще молчу. Может, им вкус еды и нравится, но только эта еда должна быть приготовлена кем-то ещё. Ну, ты понимаешь.

— Ещё бы я не понимал. Слушай, я не ожидал, что они настолько прожорливые, — заметил Ит. — Едят почти столько же, сколько мы. Оболочки же на поддержке, верно?

— Конечно, — кивнул Фели. — Они их каждую ночь кормят.

— И зачем тогда столько есть?

— Нравится. Я спрашивал. Говорят — просто нравится, — пожал плечами Фели. — Видел бы ты, как они в ресторанах оттягиваются каждый раз.

— Ну, кое-что видел, — ответил Ит. — Поесть они не дураки. Ладно, пошли, а то группу слишком далеко отпустим.

Машина с мехами и Фели ушла вперед, и только после этого выехали — за руль снова посадили Ри, сами влезли в «хамелеоны», и сели сзади. Погода ближе к вечеру ухудшилась, небо затянули облака, стало прохладно, но дождя не было, и, если судить по прогнозу, не будет. Просто пасмурно.

— Не знаю, что они в такую погоду там наснимают, — заметил Скрипач. — Тоскливая картинка получится.

— Наснимают, ещё как, — возразил Ит. — Тим с Рэмом в этом плане ребята ушлые. Вот только съемка меня сейчас волнует в последнюю очередь, как вы понимаете.

— Река? — спросил Ри.

— Да. И река, и безлюдье, — кивнул Ит.

— Думаешь, атакует? — с тревогой спросил Ри.

— Уверен. Вопрос только — как она это сделает. Поэтому давай поступим следующим образом. Доезжаем до грунтовки, проскакиваем немного вперед, ты остаешься в машине, мы идём за Фели и мехами, и, соответственно, за Гариком с компанией. Ты на связи. Если что, будь на подхвате.

— Может быть, мне лучше с вами? — предложил Ри.

— Не. Не надо, — покачал головой Скрипач. — От тебя будет больше толку в машине. Случись что, ты не успеешь. Сам понимаешь.

— Я мог бы подъехать ближе, — стал размышлять вслух Ри. — Отпущу вас, подожду, и переставлю машину вперед.

— Если дорога позволит, — ответил Ит. — Погоди, давай доберемся сначала. На месте решим.

Решать на месте оказалось особенно нечего — дорога была узкой, сильно заросшей по обочинам кустарником, и, скорее всего, дальше она станет ещё уже, так что даже речи не идёт о том, чтобы на ней нормально маневрировать, например, развернуться просто негде, да и разъехаться двум машинам тоже весьма проблематично.

— Сиди, — приказал Скрипач. — Сиди, гений, и жди. Вон, мехи свою тачку в кусты загнали, встань рядом, и будь на связи. А мы пошли, прогуляемся.

— …насколько незавидна судьба подобных Привороту деревень, — говорил Гарик. Выглядел он задумчивым и печальным, причем чувства его были отнюдь не наигранными и не надуманными. Зрелище, которое предстало перед ними, оказалось удручающим. От деревни и впрямь ничего не осталось, только угадывались среди поросли места, где прежде стояли дома, сараи, где были огороды и сады. — И становится понятной и ощутимой невероятная хрупкость — и человеческой жизни, и человеческих трудов. Вот здесь, на этом самом месте, которое сейчас за моей спиной, столетиями жили люди. Работали, любили, радовались, страдали. И что осталось после них? Название на карте, да пустая земля…

— Стоп, — приказал Тим. — Гарь, нулевой такое не пропустит. К чему вся эта рефлексия?

— Нулевой не пропустит, подписчики поймут, — ответил Гарик.

— Не-а, не поймут, — покачал головой Тим. — Им это не надо. Им надо веселого Гарика, с ложкой, с вилкой, и с тарелкой. И чтобы вкусно и необычно. А не это вот всё. Чего с тобой такое сегодня, не пойму?

— Нормально со мной сегодня, — отмахнулся Гарик. — Давай допишем.

— Сейчас допишем, но я всё-таки скажу. Добавь хоть немного оптимизма, — попросил Тим. — Ну нельзя так.

— Оптимизма? Куда я должен добавить оптимизма? В это вот всё? — Гарик махнул рукой в сторону места, где прежде была деревня. — Знаешь, хорошо, что мы сюда приехали. Это отрезвляет. Лишает иллюзий. И заставляет задуматься…

— Ага, о тщете всего сущего, — подначил Тим. — Ну да, ну да. Давай тогда вообще переделаем канал. Под философские беседы на заброшках. Гарь, окстись. Нытиков и неудачников никто не любит. Это я тебе как нытик и неудачник говорю со всей ответственностью.

— Это кто тебя не любит? — удивился Гарик.

— Ты сам меня не любишь, если я начинаю трындеть на такие темы. Ладно, давай снимать, Рэмчик хочет Горыныча выпустить, а пока ты тут растекаешься, он этого не сделает, — Тим включил камеру. — Поехали. С «пустой земли».

— Название на карте, да пустая земля, — продолжил Гарик. — Хочется верить, что в один прекрасный день всё изменится. Что кто-то, любящий землю и природу, вернется сюда, и построит дом. А потом подтянутся и другие, и когда-нибудь деревня Приворот возродится, и продолжит свою историю. И вместо пустого участка на карте тут снова появится жизнь, молодая и прекрасная. Здесь удивительные места, ребята, сейчас мы покажем вам их, и вы сумеете убедиться в этом сами. Река, леса, природа, чистейший воздух, и живая история вокруг. Смотрите сами…

— Стоп, снято, — сказал Тим. — Вот, уже лучше. А говорил, что не сможешь.

— Да ну тебя, — поморщился Гарик. — Рэмыч, чего там, готов?

— Ну а то, — Рэм уже вытащил Горыныча из кофра, проверил аккумулятор, и установил дрона на грунтовку. — Сейчас всё будет. Вообще, ты правильно сказал, тут действительно хорошо. Летом, наверное, так и вообще замечательно. Смотрите, речка какая. И дно песчаное, купаться по теплу самое оно.

Он отошел от Горыныча, щелкнул тумблером на пульте — винты дрона ожили, и он стал подниматься в воздух, сперва медленно, а потом всё быстрее.

Рэм провёл Горыныча сперва над местом, где была деревня, потом поднял выше, показал окрестности, дорогу, и реку, затем — стал снижаться, и повел дрон над осенней неспешной рекой. Тим и Гарик стояли рядом, и наблюдали за полётом. Просить Рэма сделать то или другое не приходилось, летал он отменно, поэтому ни за качество съемки, ни за ракурсы можно было не волноваться. Всё получится в лучшем виде, впрочем, как и всегда.

Рэм стоял, глядя в экран пульта, и вдруг, в тот момент, когда Горыныч разворачивался, ощутил вроде бы несильный удар в спину, куда-то под лопатку.

— Эй, — недовольно произнес он. — Тим, это не смеш…

Он не договорил, потому что тело вдруг пронзила резкая, какая-то нереально сильная боль — Рэм пошатнулся, выронил пульт; лишенный управления Горыныч дернулся, и спикировал в прибрежные кусты.