Страница 7 из 38
Кира била в колокол, и кричала, что он — обычный раздолбай и мажор— любимый сынок богатеньких родителей, который сам палец о палец не готов ударить. Но я в это не верила, не хотела видеть. А если и появлялись какие-то сомнения и минуты прозрения, то Павел мастерски намазывал на мои очки ещё больше розовой краски, используя красивые жесты и слова.
Спустя полгода мы съехались. Я была счастлива переехать от бабушки, с которой прожила большую часть своей жизни в небольшой квартире. Родители погибли в автокатастрофе, когда мне было лет девять и с тех пор именно бабушка стала центром моей вселенной. А когда Павел предложил перебраться к нему (родители купили сыночку однушку в новостройке за успешное окончание года, а точнее за успешно проплаченные оценки на экзамене), не думаю и секунды, я полетела собирать чемоданы.
Летние каникулы слившийся в одно сплошное пятно бесконечного кутежа и тусовок, пролетели незаметно. Только я смогла взяться за ум и вернуться к учёбе, а Павел нет. Он не то, чтобы продолжал прогуливать занятия, он перестал появляться на них вовсе, продолжая образ вечной вечеринки либо у нас в квартире, либо за еë пределами.
Его родителям надоел такой образ жизни, после пару приводов в полицию, после небольших потасовок. Они перестали давать ему денег от слова совсем. Больше Павел не мог закрывать зелёными бумажками долги по учёбе и вообще жить на широкую ногу, как он привык. Его конечно же отчислили после зимней сессии. Я, как подобает образцовой и заботливой девушке, подбадривала своего суженого, находила слова утешения и мотивации, что он обязательно сдаст экзамены, восстановится в университет, и устроится на приличную работу.
Ответом было унылое "Угу".
Я превратилась из жизнерадостной девушки в затюханную особу, что старательно совмещала учёбу и подработку в вечернее время в кафе официанткой. Ведь на что-то жить мы должны, а Паша работать не по специальности идти не собирался. Как и показало время — учиться дальше тоже.
Денег еле хватало на оплату коммуналки, обслуживание его машины и продукты. Но его величество не поднимал пятой точки с дивана, а если и поднимало, то на отвязную тусовку. Конечно без меня. Ведь мне жизненно необходимо было отдохнуть после смены на работе, да и конспект закончить надо.
Мы стали жить, как соседи. Даже редкий секс, сошёл на полное его отсутствие. Желание получить разрядку, секундное удовольствие сводились к использованию лейки душа.
Я жила по долбанную расписанию: учёба, продуктовый магазин, готовка, работа. И так почти каждый день неизменный темп жизни, механические движения. Всё было по инерции. Пока на новогодней вечеринке в нашей квартире я не застала его трахающего какую-то девчонку на стиральной машинке, что я взяла в кредит.
Я больше не слышала громкой музыки, звона бокалов и бутылок, смеха людей, погрузившись в вакуум. Слезы душили, а воздух вовсе отказывался поступать в легкие.
На следующее утро, когда Павел протрезвел, я сказала, что видела его, на что было грубое: " Сама виновата, превратилась непонятно в кого. Не с такой девушкой я начинал встречаться. Ты сейчас страшнее мыши и просто удобная. Всё." Хлопнувшая за ним дверь и гадкая ухмылка напоследок вывели из этого розового дыма, что вечно окружал меня.
Мерзкий, склизкий шёпот, что имел зловонный запах, вторил без остановки "Удобная". Простые и естественные мечты любой девушки быть любимой и желанной — какая ерунда. Всё это время я была удобной. Его слово поставило точку в наших отношениях или у меня просто кончились силы — это всё терпеть.
Как я и сказала раньше— всё было клишировано.
Вернувшись с чемоданом и намотанными соплями на кулак к бабушке, та даже не стала спрашивать в чем дело, и приняла обратно. Стараясь отвлечься от хмурых мыслей и в попытке не замечать серых дней, я ушла в учёбу, окончив еë с отличием. Из ямы, которую я вырыла сама для себя, занимаясь там угрызение совести и самокопанием, меня периодически вытаскивали бабушка и Кира.
Но и они не способны были вернуть мне те краски жизни и вообще вернуть тот запал, с которым я жила раньше, если моя первая, сильная любовь обернулась вот так. А ведь я всё ещё его любила, когда уходила. Только за что? Наверное, по привычке.
Всё шло своим чередом, пока бабушка не собралась в дом престарелых. Я буквально с боем вырывала у неë сумки с уже сложенными вещами, умоляя не уезжать. Но она, крепко обняв, сказала, что мне нужно строить свою личную жизнь, да и в доме престарелых хороший уход и занимательная компания. Так я осталась одна в бабушкиной квартире, передвигаясь по комнатам словно признак.
Благодаря одиночеству появляются на свет чудесные стихи, замечательные картины, творятся шедевры. Я же поедала свой мозг маленькой ложечкой, приговаривая, что в разрыве с Павлом виновата сама: недоглядела, недооценила, недоприласкала.
Просматривая новостную ленту о вакансиях скорее от безделья, чем за надобностью, в глаза упало объявление о поиске рекламщика и маркетолога в парфюмерную компанию. В голове кто-то нажал выключатель с криком «Хватит» и включил неоновую вывеску с надписью «Хочу».
Я собрала себя по кусочкам и дивану, приведя себя в порядок, отправилась на собеседование, которое прошло успешно. Глоток свежего воздуха с парфюмерным ароматом. Так пахла жизнь: новая, непредсказуемая и такая замечательная.
Моя длительная спячка была закончена. Я больше не занималась самобичеванием и уже не считала, что была виновной в этих отношениях. Сейчас работаю в замечательном месте, даже стала выходить в люди. Оставалось неизменным одно — лейка душа по вечерам для удовлетворения.
Моё тело изголодалось по мужской ласке и вниманию. Поэтому я с охотой принимала знаки внимания со стороны Александра и даже специфичный флирт Даниэля казались мне хорошей встряской и новой скважиной для моих эротических фантазий.
Я хотела секса. Хотела мужчину. Или мужчин. Собственные пальцы уже не удовлетворяли в полной мере, да и хотелось ощутить горячее тело над собой. В себе.
Пятница. Впереди меня ждали обычные, привычные выходные: уборка, стирка, готовка, просмотр душевного фильма и прочтение пары глав хорошей книги. Но уже к середине дня я понимала, что не вывожу этот день вообще: голова раскалывалась, нос не дышал, в горле словно металлическая стружка, меня знобило, а кожа покрывалась потом. Резко встав, меня повело в сторону, и я чудом успела схватиться за край стола, чтобы устоять на месте.
Доработалась. Всё-таки заболела.
Стас, увидя меня в таком состоянии, отправил домой лечиться в срочном порядке и не заражать окружающих. Прихватив собой не сделанный план из той самой папки, я ушла с работы, а точнее чуть ли не выползла от бессилья на четвереньках, обещав всё доделать и прислать в электронном виде.
Как попала домой — не помню. Последний кадр перед глазами, как я падаю головой в подушку, проваливаясь в сон.
Кто-то явно хотел моей смерти. Или я уже умерла и попала в ад, где на мою голову свалились муки и наказания мира. Именно так сейчас ощущалась самая сильная в моей жизни головная боль: в висках и в затылке монотонно пульсировало, словно что-то сдавливало кости черепа и одновременно стучал по ним кувалдой. Удары не прекращались, а становились яростней и громче.
Кажется, это уже не в моей голове. Оторвав со стоном лицо от покрывала, пыталась понять, что происходит. За окном уже было светло. Сколько же я проспала? Я до сих пор была в блузке и брюках в которых ходила на работу, а во входную дверь продолжали сокрушать удары вперемешку с трелью звонка.
Обернувшись в покрывало, что насквозь пропиталось потом, как и моя одежда, и теперь противно прилипла к телу, я поплелась к двери. Несмотря на то, что каждый шаг давался мне не просто, каждый сустав ломило от температуры, я готова была задушить этого человека, что потревожил сон больного человека, голыми руками.
Схватив дверную ручку и дернув на себя, я замерла в немом шоке. На пороге стоял встревоженный Александр Крафт, с занесенным кулаком для очередного удара по двери. Картинка снова начала уплывать, а ноги отказались меня держать.