Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 96 из 144

— Послушайте, проявите себя добрым дьяволом, — после непродолжительного молчания продолжил фогт, — постройте нам этот мост.

— Я пришел, чтобы вам это предложить.

— Ну что ж, тогда осталось лишь договориться…

Фогт заколебался.

— … о цене, — подхватил Сатана, с какой-то непонятной насмешкой глядя на собеседника.

— Да, — произнес фогт, чувствуя, что дело начинает осложняться.

— О! Прежде всего хочу заметить, — продолжил Сатана, раскачиваясь на задних ножках стула и заостряя свои когти перочинным ножиком фогта, — я буду весьма сговорчивым в этом вопросе.

— Ну что ж, вы меня успокоили, — промолвил фогт, — последний мост обошелся нам в шестьдесят золотых марок; мы удвоим эту сумму, но это все, что мы можем предложить.

— Ба! Что за нужда мне в вашем золоте? — сказал Сатана. — Я делаю его тогда, когда хочу. Смотрите.

И он вынул из огня пылающий уголь, словно конфету из бонбоньерки.

— Протяните руку, — сказал он фогту.

Фогт колебался.

— Не бойтесь, — успокоил его Сатана.

И он вложил ему в ладонь слиток чистого золота, такой же холодный, как если бы его только что достали из рудника.

Фогт повертел слиток в руках и хотел было вернуть его Сатане.

— Нет-нет, оставьте его себе, — возразил Сатана, с довольным видом закидывая ногу на ногу. — Это мой подарок вам.

— Я понимаю, — сказал фогт, убирая слиток в кошель, — что раз вам не составляет ни малейшего труда самому делать золото, то вы предпочитаете, чтобы вам платили другой монетой; но я не знаю, что может прийтись вам по душе, и потому прошу вас: выставьте ваши условия сами.

Сатана задумался на мгновение.

— Я хочу, чтобы душа первого, кто пройдет по этому мосту, принадлежала мне, — ответил он.

— Пусть будет так, — согласился фогт.

— Составим договор, — продолжил Сатана.

— Диктуйте сами.

Фогт взял перо, чернила и бумагу и приготовился писать.



Несколько минут спустя незасвидетельствованный акт, составленный в надлежащей форме, в двух экземплярах и с намерением честно его исполнять, был подписан Сатаной от его собственного имени и фогтом от имени жителей округи, доверенным лицом которых он являлся. В договоре было сказано, что дьявол обязуется построить за одну ночь мост, способный простоять пятьсот лет, а магистрат, со своей стороны, соглашается предоставить в счет платы за строительство этого моста душу первого живого существа, которого случай или необходимость заставят переправиться через Ройс по дьявольскому сооружению, построенному Сатаной.

На рассвете следующего дня мост был готов.

Вскоре на дороге из Гёшенена показался фогт; он пришел проверить, выполнил ли дьявол свое обещание. Глазам магистрата предстал готовый мост, и он остался вполне доволен работой; на противоположной стороне моста он заметил Сатану: тот сидел на придорожном столбе, ожидая плату за ночную работу.

— Как видите, я держу свое слово, — сказал Сатана.

— Я тоже, — промолвил фогт.

— Как, мой дорогой Курций! — в изумлении воскликнул Сатана. — Вы пожертвуете собой ради спасения душ ваших подопечных?

— Не совсем так, — ответил фогт и, положив у входа на мост мешок, который он принес с собой на плече, тут же стал развязывать стягивавшие его веревки.

— Что это? — спросил Сатана, пытаясь понять, что сейчас должно произойти.

— Пррррррооооу! — воскликнул фогт.

Из мешка выскочила насмерть перепуганная собака, к хвосту которой была привязана сковорода; перебежав через мост, собака с воем промчалась мимо ног Сатаны.

— Ну вот! — произнес фогт. — Вот побежала ваша душа: ловите же ее, а то она скроется.

Сатана был в ярости: он рассчитывал получить душу человека, а ему пришлось довольствоваться душой собаки. Впору было бы проклясть самого себя, обрекая на вечные муки, если бы это уже не было сделано ранее. Однако, будучи хорошо воспитанным, он сделал вид, что подобный поворот дела его весьма позабавил, и притворно смеялся все то время, пока фогт оставался около моста; но едва магистрат отправился к себе домой, как Сатана ногами и руками стал колотить по мосту, чтобы разрушить его; он занимался этим с таким усердием, что сорвал ногти и расшатал зубы, пытаясь вырвать хоть самый мелкий камушек.

— Каким же я был дураком! — воскликнул он.

Сделав подобное умозаключение, Сатана сунул руки в карманы и, поглядывая направо и налево, как это подобало бы обычному любителю природных красот, спустился вниз к руслу Ройса. Между тем он вовсе не отказался от планов мести. Бросая внимательные взгляды по сторонам, он, на самом деле, искал валун подходящего веса и формы, чтобы перенести его на вершину горы, господствующей над долиной, и сбросить с высоты в пятьсот футов на мост, который так ловко сумел выманить у него фогт Гёшенена.

Не прошел Сатана и трех льё, как на глаза ему попалось то, что он искал.

Это был красивый утес величиной с одну из башен собора Парижской Богоматери. Сатана вырвал его из земли так же легко, как ребенок вырвал бы репу, взвалил на плечо, а затем, высунув от радости язык и с наслаждением предвкушая, как сильно будет огорчен фогт, когда увидит на следующий день свой мост обрушившимся, двинулся по тропе, ведущей на вершину горы.

Когда Сатана прошел так около льё, ему показалось, что он видит на мосту большое стечение народа; он положил утес на землю, вскарабкался на него и, оказавшись на самом верху, ясно различил в толпе духовенство Гёшенена: неся перед процессией крест и развернутые хоругви, служители церкви явились освятить сатанинское творение и посвятить Господу мост дьявола.

Сатана понял, что он опоздал и ему уже ничего не удастся сделать; расстроенный, он спустился вниз и, встретив на своем пути несчастную корову, выбившуюся из сил, схватил ее за хвост и сбросил в пропасть.

Фогт Гёшенена никогда больше не слышал об архитекторе, явившемся к нему из ада; но когда он в первый раз после этого случая полез в свой кошель, то сильно обжег пальцы: слиток золота, подаренный ему Сатаной, вновь превратился в уголь.

Мост простоял пятьсот лет, как и обещал Сатана.

Если кто-то пожелает отыскать правду, скрытую под таинственным, но весьма прозрачным покрывалом, которое набрасывают на нее народные предания и легенды, то легче всего ее будет обнаружить в тех случаях, когда речь идет о грандиозных сооружениях, построенных якобы извечным врагом рода человеческого. Почти в каждом уголке Швейцарии есть дорога Дьявола, мост Дьявола, замок Дьявола; более или менее разобравшись в предмете, в них легко узнать римские постройки. В противоположность грекам, разрушавшим завоеванные города и вывозившим из них ценности, римляне, захватывая земли, несли туда культуру и обустраивали их. И потому, как только Гельвеция была завоевана Цезарем, в Ньоне (Novidunum) была возведена башня, в Мудоне (Mus Dоnium) был построен храм, а военная дорога, покорив вершину Сен-Бернара, пересекла всю Гельвецию, дойдя до Рейна возле Майнца. При императоре Августе самые богатые и знатные семейства Рима приобретали в захваченном краю поместья и селились в Виндише (Vindonissa), Аванше (Aventicum), Арбоне (Arbor Felix) и Куре (Curia). И вот тогда, чтобы наладить удобное сообщение между этими богатыми провинциалами, римские архитекторы (если не самые лучшие, то уж, по крайней мере, самые дерзкие в античном мире) перебросили от одной горы к другой, над ужасными пропастями, эти легкие и прочные мосты, которые почти повсюду продолжают стоять и в наши дни. Римское владычество в Гельвеции, как известно, продлилось четыре с половиной века; и вот однажды в горах появились новые племена, пришедшие неизвестно откуда; эти завоеватели-кочевники, искавшие родину, селились со своими женщинами и детьми там, где им нравилось, следуя исключительно своим желаниям; они гнали перед собой завоевателей мира железными мечами, подобно тому как пастухи гонят стада деревянными посохами, и превращали в рабов те народы, какие Рим провозгласил своими детьми. Племена, посланные дыханием Господа в Гельвецию, называли себя бургундами и алеманнами. Они обосновались на землях от Женевы до Констанца и от Базеля до Сен-Готарда. Эти лишенные культуры люди, дикие, словно леса, откуда они вышли, были поражены, увидев сооружения, доставшиеся им в наследство от римской цивилизации. Неспособные создать нечто подобное, они в своей гордыне отказались видеть в этих творениях дело рук человека. И любое сооружение, которое, как им казалось, превосходило человеческие возможности, они приписывали любезному содействию врага рода человеческого, с кем люди обязательно должны были расплатиться либо своими телами, либо своими душами. Таково происхождение всех тех чудесных преданий, которые унаследовали и передали своим потомкам средние века.