Страница 34 из 144
На следующее утро, проснувшись раньше всех и тут же поднявшись, я вышел из нашего укрытия; с первого взгляда мне стало ясно, что погода испортилась на весь день, и я немедленно вернулся назад, с сомнением качая головой.
— Что случилось, Кутте? — спросил меня Девуассу.
— А то, — ответил я, — что ветер переменился и дует с юга.
И в самом деле, ветер дул с южной стороны, гоня перед собой снежную пыль. При виде этой картины мы с проводниками переглянулись и по общему согласию решили не идти дальше. Мы стойко стояли на своем, несмотря на настойчивость доктора Гамеля, требовавшего продолжить восхождение; однако он добился от нас лишь обещания, что мы останемся в горах до следующего дня, прежде чем спускаться в деревню. День прошел невесело; снеговые тучи, вначале закрывавшие лишь вершину Монблана, постепенно спускались все ниже, и вскоре хлопья снега закружились над нашим лагерем, словно друзья, которые считают своим долгом стучаться в дверь нашего дома, предупреждая нас об опасности.
Наступила ночь. Мы сделали те же приготовления, что и накануне, и провели ее так же, как и предыдущую. Утром, едва рассвело, мы увидели, что погода все такая же ненастная, как и накануне; посовещавшись минут десять, мы решили вернуться в Шамони и сообщили о нашем решении доктору Гамелю, но тот категорически ему воспротивился. Мы находились в полном его распоряжении, наше время и наша жизнь целиком принадлежали ему, ведь он платил нам за это. Поэтому мы не стали настаивать на своем, однако бросили жребий, чтобы выбрать того из нас, кто вернется в Шамони за съестными припасами: жребий пал на Жозефа Фоллиге, Жака Кутте и Пьера Фавре, и они немедля отправились в путь.
В восемь часов утра доктору Гамелю, раздраженному упрямством природы, уже оказалось мало оставаться долее на месте привала, и он стал настаивать, чтобы мы продолжили подъем на вершину Монблана. Если бы эта мысль пришла в голову кому-нибудь из нас, мы сочли бы его помешанным и связали бы ему ноги, чтобы он не мог сделать и шага; но доктор был иностранец, он не был знаком с опасными капризами гор, и потому в ответ мы сказали ему лишь, что продолжать восхождение, пренебрегая предостережением, которое небо посылает земле, значило бы бросить вызов Провидению и искушать Господа. Доктор Гамель топнул ногой, повернулся к полковнику Андерсону и пробормотал сквозь зубы: «Трус ы».
Тут уж пришлось отбросить все сомнения и колебания: каждый из нас молча занялся приготовлениями к дальнейшему подъему, и несколько минут спустя я уже спрашивал доктора Гамеля, готов ли он следовать за нами; затаив в душе обиду, он лишь кивнул в знак согласия; мы тронулись в путь, так и не дождавшись своих товарищей, спустившихся в деревню.
Против всех ожиданий наше дальнейшее восхождение вначале шло без происшествий; мы благополучно добрались до Малого плато и, преодолев Дом-дю-Гуте, вновь спустились на Большое плато. По левую руку от нас тянулась огромная трещина, имевшая не менее шестидесяти футов в ширину и ста двадцати в длину, а по правую — нависавшая над нашими головами отвесная стена Монблана высотой в тысячу футов; под ногами у нас лежал слой рыхлого снега, выпавшего ночью, толщиной в двенадцать или пятнадцать дюймов, и мы проваливались в него по колено. Подул ветер, порывы которого грозили усилиться по мере нашего подъема в горы. Вытянувшись цепочкой, мы двигались в следующем порядке: Огюст Терра был первым, Пьер Каррье вторым, а Пьер Бальма третьим; за ними шли Матьё Бальма, Жюльен Девуассу и я; примерно в шести шагах за нами следовали Давид Кутте и Давид Фоллиге; замыкали нашу колонну полковник Андерсон и доктор Гамель: они шли по нашим следам, что облегчало им путь.[32]
Эта мера предосторожности, принятая ради нашей же безопасности, вероятно, и погубила нас; ступая друг за другом, мы оставляли за собой в этом совсем свежем, только что выпавшем и еще не успевшем слежаться снегу борозду, подобную следу от плуга; теперь снежный пласт неизбежно должен был заскользить вниз, ибо на крутом склоне он не мог более сохранять устойчивое равновесие.
И в самом деле, внезапно раздалось как бы глухое ворчание невидимого водного потока; в тот же миг на всем склоне, начиная от его вершины и вплоть до того места, где от наших следов образовалась рытвина глубиной около десяти — двенадцати дюймов, снег пришел в движение; тотчас же я увидел, как четверо из пяти человек, шедших впереди меня, упали на спину, и лишь один из них, как мне показалось, смог устоять на ногах; затем я ощутил, как мне самому не удается удержаться на ногах, и я упал, крича изо всех сил:
«Лавина! Лавина! Мы пропали!..»
Я почувствовал, что скольжу вниз с огромной скоростью, и, катясь словно пушечное ядро, за минуту преодолел, должно быть, около четырехсот футов. Внезапно я ощутил, что под ногами у меня пустота, а падение мое стало почти отвесным. Помню, я еще едва успел вымолвить:
«Господи, сжалься надо мной!»
В тот же миг я оказался на дне расселины; подо мной был слой снега, в который, судя по звуку, почти тотчас же провалился еще один из моих товарищей, хотя было непонятно, кто именно.
На какое-то мгновение я был совершенно оглушен своим падением; затем я расслышал у себя над головой голос моего брата Давида Кутте, жалобно причитавшего:
«О брат мой! Бедный мой брат! Мой брат погиб!»
«Нет! — крикнул я ему. — Нет, я здесь, Давид, и рядом со мной еще кто-то. А Матьё Бальма погиб?»
«Нет, дружище, нет, — отозвался Бальма, — я жив и сейчас помогу тебе выбраться оттуда».
В ту же минуту, соскользнув по стене расселины, он упал рядом со мной.
«Сколько погибло?» — спросил я у него.
«Трое, раз один из наших здесь, рядом с тобой».
«И кто же погиб?»
«Пьер Каррье, Огюст Терра и Пьер Бальма».
«А сами господа не пострадали?»
«Хвала Господу, нет!»
«Ну что ж, постараемся вытащить отсюда того, кто на моих глазах упал вместе со мной и не должен быть далеко отсюда».
И в самом деле, обернувшись, мы заметили руку, торчавшую из снега — это была рука нашего бедного товарища. Мы потянули ее, чтобы освободить из-под снега его голову: он был еще в сознании, однако не мог говорить, и лицо у него посинело, как у человека, которому не хватает воздуха; тем не менее несколько секунд спустя он уже стоял на ногах. Мой брат кинул нам небольшой топорик, с помощью которого нам удалось прорубить во льду ступени; затем, когда мы поднялись по ним достаточно высоко, наши товарищи протянули нам свои палки и вытащили нас из расселины.
Едва выбравшись наверх, мы увидели доктора Гамеля и полковника Андерсона; они принялись пожимать нам руки, повторяя при этом:
«Вперед, смелее! Двое уже спасены, спасем же и остальных».
«Остальные погибли, — ответил им Матьё Бальма, — я видел, как они упали вот здесь».
Он подвел нас к середине расселины, и мы ясно увидели, что никакой надежды спасти их нет: наши бедные друзья лежали под слоем снега толщиной, наверное, в двести футов. Пока мы его раскапывали нашими палками, каждый рассказывал, что ему пришлось пережить. Когда все стали падать, лишь одному Матьё Бальма удалось удержаться на ногах: это был крепкий парень недюжинной силы; почувствовав, что рыхлый снег заскользил у него под ногами, он воткнул свою палку в старый слежавшийся пласт и, подтянувшись на ней благодаря силе рук, смотрел, как под ним около двух минут шла эта лавина длиною в полульё, с оглушительным шумом уносившая с собой его брата и его друзей. На мгновение ему показалось, что спасся он один, так как из нас десяти лишь он один остался стоять на ногах.
Первыми поднялись оба путешественника. Бальма крикнул им:
«А что с остальными?»
В эту минуту из снега выбрался Давид Кутте.
«Я видел, как остальные скатились в расселину», — сказал он.
Бросившись к краю обрыва, он ногой задел Давида Фоллиге, который все еще не мог прийти в себя после падения.
«А вот и еще один, — сказал он, — значит, погибли всего пятеро, и среди них мой брат, мой бедный брат!»
32
Такой порядок движения был вызван не сложившимися обстоятельствами, а является обычным для проводников: он дает возможность обеспечить максимальную безопасность для путешественников. Считается, что если по дороге неожиданно откроется занесенная снегом расселина или под ногами треснет слишком тонкий слой льда, то жертвой несчастного случая скорее станет один из одиннадцати проводников, идущих впереди путешественников, нежели они сами, ибо, следуя за проводниками, они ступают по уже проверенному пути. (Примеч. автора.)