Страница 26 из 125
Изяслав оставался верен прежнему намерению княжить именем дяди Вячеслава и перезвал опять последнего в Киев; простодушный старик, довольный такою честью, отдал племяннику все управление{358}.
Между тем Юрий не думал оставлять своих притязаний: он соединился с Ольговичами, призвал половцев и хотел снова взять Киев. Тщетно Вячеслав посылал сказать ему, что он уже теперь не имеет никакого предлога воевать с племянниками, что Изяслав, оставя свои притязания на старшинство, отдал киевский стол ему, Вячеславу. Юрий отвечал, что он готов почтить старшего брата как отца, но требовал удаления Мстиславичей из Киева. Напрасно Вячеслав представлял ему, что Мстиславичи усыновлены им и что несправедливо со стороны Юрия отгонять от бездетного старика племянников усыновленных.
Юрий не слушался увещаний{359}: он знал, что, пока племянники в Киеве или даже около этого города, ему нельзя думать о старшинстве. Но теперь ему трудно было одолеть Мстиславичей, теперь киевляне не хотели более щадить Мономахова сына: вовсе не любезный характер Юрия и предпочтение, которое он оказывал своей северной дружине, вооружили их против ростовского князя. Граждане объявили Изяславу: «Хотим за отца вашего Вячеслава, за тебя и за брата твоего Ростислава, и за всех братьев ваших сложить свои головы, и либо честь вашу отыщем, либо изомрем вместе с вами, а Юрья не хотим»{360}.
На чем положили старшие, на том стали и пригороды: когда Юрий подошел к Белгороду и повестил гражданам: «Вы мои люди, отворитесь!» — то они отвечали ему: «А Киев разве тебе отворил ворота? Князь наш Вячеслав, Изяслав и Ростислав»{361}. Суздальский князь пошел к западу в надежде соединиться с Владимирком Галицким; Вячеслав и Мстиславичи вместе с Давидовичами Черниговскими шли за ним; киевляне повестили: «Пусть идут все, а кто не пойдет, того убьем сами»{362} — и двинулись вслед за дружинами Мстиславичей.
У реки Рута встретились войска противников; оба сына Мономахова — Вячеслав и Юрий были не способны к ратному делу, войском Вячеслава предводительствовал Изяслав, войском Юрия — сын его, знаменитый Андрей. Таким образом, при Руте сошлись два двоюродных брата, один — Изяслав, полный представитель старой Руси, доблестный вождь дружины, сражающийся для чести, для славы, но не для силы; другой — человек будущего, который ненавидел старину на юге и непреодолимою силою влекся к северу, чтобы там положить основание государству, чтоб из князя — вождя дружины стать первым князем — правителем, первым самовластцем. Однако здесь, при Руте, оба князя соперника бились еще по-старому, как вожди дружин, которые отчаянным мужеством хотят заслужить славу первых бойцов.
Сеча была одна из самых кровопролитных в истории усобиц княжеских{363}: со стороны киевских князей пал союзник их, Владимир Давидович Черниговский, сам Изяслав был найден полумертвым; несмотря на то, полки Юрия потерпели страшное поражение. Он удалился было в Переяславль, но брат и племянники прямо объявили ему, что если хочет, то пусть оставит сына в Переяславле, но что его самого они не могут видеть на Руси, ибо он наведет опять половцев{364}. Юрий принужден был целовать крест — не искать Киева под Вячеславом и Изяславом и оставить Русь, однако медлил исполнить последнее обещание и хотел также удержать сына своего Андрея, но тот решительно объявил, что им незачем более оставаться на Руси, и спешил в свой северный пригород, Владимир Клязьменский{365}. Юрий заперся было в Городке, но и оттуда был вытеснен и удалился наконец на север. Битва при Руте была последним важным делом во время этой усобицы между Изяславом и Юрием. Ростовский князь предпринимал еще два похода на Русь, один в 1152, другой в 1154 году, но оба кончились ничем{366}.
Обезопасив себя со стороны Юрия, Изяслав хотел отомстить Владимиру Галицкому, который был главным виновником всех его неудач. Соединясь с венгерским королем, Вячеслав разбил наголову Владимира; тогда последний поступил сообразно своему характеру: притворившись отчаянно больным, он послал умолять короля о мире и поручал ему сына своего, а между тем щедро задаривал вельмож венгерских. Король разжалобился положением галицкого князя и согласился дать ему мир, заставив его поклясться возвратить Изяславу все русские города, захваченные им во время усобицы, и быть в воле киевского князя. Последний сильно противился миру, зная коварство Владимира. В самом деле, едва освободился он от врагов, как вовсе перестал думать об обещании. Напрасно Изяслав посылал к нему боярина напомнить о крестном целовании. «Что мне сделает маленький крестик, который целовал я», — отвечал галицкий князь; но еще не успел боярин Изяслава отъехать от города, как внезапная смерть поразила клятвопреступного Владимирка. Сын и единственный наследник его, знаменитый впоследствии Ярослав Осьмосмысл, пораженный судьбою отца, согласился было сперва признать старшинство Изяслава, но, подобно отцу, не сдержал обещания; Изяслав отправился на него в 1153 году, но после нерешительной битвы при Теребовле возвратился{367}.
Это было последним воинским делом Изяслава. В 1153 году он умер. Летописец называет его честным и славным и говорит, что о нем плакала вся Русская земля и все черные Клобуки как по царю и господину своему, особенно же как по отцу{368}. В самом деле, это был один из самых светлых характеров, какие являлись в нашей древней истории: верный понятиям своего века, Изяслав был образцом князя; блюдя выгоды дружины, как свои собственные, будучи ласков, снисходителен к гражданам, обращаясь с ними по-родственному, он являлся точно отцом среди народа. Его княжение, его отношения к родичам, к дружине, к гражданам представляют нам верную картину того времени, картину общественного быта старой Руси. Изяслав был образцом тех южных князей-богатырей, которые предпочитали всему честь и славу, которые славу Русской земли полагали в том, чтоб князья ее никогда не были побеждены на поле брани; вот что говаривал Изяслав своей дружине пред битвами: «Братья и дружино! Бог всегда Рускыя земле и русских сынов в безчестьи не положил есть, на всех местех честь свою взимали суть; ныне же, братья, ревнуимы тому вси, в сих землях и перед чюжими языки дай ны Бог честь свою взяти!»{369} К несчастью, злая котора похитила всю деятельность Изяслава, и потому он не заслужил от современников прозвания доброго страдальца за Русскую землю, как называли деда его Мономаха.
По смерти Изяслава дядя Вячеслав послал в Смоленск за другим племянником, Ростиславом. Между тем Юрий, только что сведал о смерти храброго Изяслава, как двинулся с полками из Суздаля; с другой стороны Изяслав Давидович, сидевший в Чернигове, по смерти брата своего Владимира, падшего в битве при Руте, также обнаружил неприязненное намерение, думая взять Киев у слабого старика, пока еще не прибыл Ростислав. В таких обстоятельствах Мстислав, сын покойного Изяслава, князь переяславский, и бояре присоветовали Вячеславу ослабить силу Святославичей привлечением на свою сторону самого храброго и самого деятельного из них, именно Святослава Всеволодовича, родного племянника Мстиславичей по матери. В. князь послал к Святославу с следующими словами: «Ты Ростиславу сын любимый, также и мне, приезжай сюда в Киев и побудь у меня, пока придет Ростислав, и тогда все урядимся насчет волостей»{370}.