Страница 14 из 125
Так первый из Ярославичей погиб уже вследствие усобицы, вследствие стремления старших членов рода исключить младших из владения родовою собственностию, вследствие вышеприведенного обычая, что племянники не могут быть сонаследниками с дядьми своими. Но последний обычай имел ли силу относительно Святославичей, которых отец умор, будучи старшим в роде?
На это можно отвечать, что Святослав захватил старшинство не по праву, при жизни старшего брата, и в таком случае Святославичи подходили под обычай, осуждавший племянников на исключение. Но Изяслав был изгнан Святославом и Всеволодом вместе, след., с согласия всех старших членов рода, за то, что не умел блюсти его выгоды, сносясь со Всеславом Полоцким, и если Изяслав гнал Святославичей по личной вражде, то Всеволод уже не имел никакого права исключать их, ибо, обвиняя Святослава в похищении старшинства, тем самым обвинял самого себя как участника в этом беззаконии. И точно, впоследствии мы видим, что Всеволодовичи, домогаясь отнять у Святославичей право на владение Киевом, ни слова не говорят о беззаконном старшинстве Святослава, но представляют только завещание Ярослава I, по которому князья восточных областей не должны были вступаться в западные. Вот почему Святославичи считали себя жестоко обиженными, питали ненависть к потомству несправедливых дядей и старались всеми силами возвратить себе отцовскую область, а при случае и старшинство. «Вы первые начали нас губить», — говорили они Мономаховичам{177}.
Летописец, описывая погребение Изяслава, высчитывает добродетели этого князя, и между прочим незлобие{178}. Благочестивый монах по своим понятиям считал обязанностию сказать что-нибудь хорошее об усопшем (при этом не надобно забывать, что первое составление летописи относят к княжению сына Изяславова), тогда как в других устах похвала незлобию Изяславову могла бы показаться злою насмешкою. Можно ли назвать незлобивым князя, который позволил сыну своему замучить множество киевлян, даже и невинных в его изгнании, жестоко преследовал Всеслава Полоцкого, в отношении к которому сам был больше виноват, преследовал в Киеве людей, которых подозревал в приязни ко Всеславу, не уважая в них даже святости жизни, наконец, преследовал несчастных сыновей Святослава? Что же касается до помощи, которую он оказал Всеволоду, то она была вынуждена обстоятельствами, потому что племянники, выгнав Всеволода, не пощадили бы и самого Изяслава, который был против них более виновен, чем Всеволод.
Летописец хвалит и третьего из Ярославичей, Всеволода, которому досталось старшинство по смерти Изяславовой: он хвалит его за его правду, любовь к духовенству, воздержание{179}; говорит, что отец Ярослав любил его больше других сыновей своих.
Но из слов того же летописца видно, что старшинство было не по силам Всеволоду, уже престарелому и больному{180}, особенно в то время, когда семейные княжеские отношения были так запутаны, когда было столько исключенных князей, которые оружием старались добыть себе области на Руси.
Сюда присоединилось еще другое зло, следствие господства родовых отношений между князьями. Князья, перемещаясь из одной волости в другую, с младшего стола на старший, приводили с собою свою дружину, которую, разумеется, предпочитали дружине, найденной в новом княжестве, оставшейся после прежнего князя; отсюда проистекала невыгода во 1) для народа, потому что пришлецы не соблюдали интересов чуждой для них области и старались наживаться на счет граждан; во 2) для старых бояр, которых пришлецы отстраняли от важных должностей, от княжеского расположения, заезжали их, по местническому выражению. Вот почему мы видим ненависть старых дружинников к пришлецам, старание первых сбыть во что бы то ни стало последних, а для этого единственным средством было завести крамолу против князя и перезвать на его место другого. Это явление обнаруживается очень рано, именно при Всеволоде, который привел в Киев свою дружину, набранную им в Переяславле и Чернигове. Эти пришлецы, пользуясь расположением князя, привыкшего к ним, старались отвратить его от первой дружины, т. е. от старых киевских бояр Изяславовых, и, захватив себе должности, угнетали народ. «И нача, — говорит летописец, — любити смыслуных, съвет створя с ними; сиже начаша заводити и негодовати дружины своея первыя, и людом не доходити княже правды начата тиуни грабити, людий продавати, сему не ведущю в болезнех своих»{181}. Ясно, что здесь под именем уных разумеются не молодые люди, но люди, новые для киевлян, пришлецы, ибо странно предположить, чтобы Всеволод на старости лет покинул своих покосников и прилепился к юношам.
Всеволод, приняв один всю власть русскую, по выражению летописца{182}, распорядился так: отдал Чернигов сыну своему Владимиру; в Новгороде остался Святополк, сын Изяслава; другому Изяславичу, Ярополку, отдана была область Владимиро-Волынская с придачею Турова; стол переяславский отдан был Ростиславу, второму сыну Всеволодову{183}. Неизвестна участь Смоленска: вероятно, он был присоединен к волости Мономаха, ибо последний пишет, что он ходил защищать его от нападений полоцкого князя, не упоминая при этом ни о каком особом князе смоленском{184}. В Ростове мы после увидим молодого Мстислава Владимировича, след., и этот город зависел от Мономаха. В Тмуторакани сидели двое Святославичей, Олег и Роман, выжидая случая возвратиться на Русь. Где были остальные Святославичи, Давид и Ярослав, — известные списки летописи не говорят об них ни слова; только Татищев упоминает об отдаленном Муроме, как убежище Святославичей{185}.
Отдача Чернигова Мономаху была делом несправедливым и безрассудным, ибо при таком распоряжении Русь никогда не могла быть спокойна от притязаний Святославичей. Но в то время, как с востока надобно было беспрестанно ожидать нападения от изгнанников тмутораканских, на западе область Владимиро-Волынская еще менее могла быть спокойна. Мы видели, что она была отдана Ярополку Изяславичу, но в то же время здесь жили обделенные князья: Ро-стиславичи — Рюрик, Володарь и Василько и Игоревичи — Давид с братом; все они видели во Владимирской области свою отчину, потому что здесь сидели отцы их — Ростислав и Игорь. Таким образом, Волынь была спорною волостию между тремя линиями — Изяслава, Ростислава и Игоря. Это обстоятельство чрезвычайно важно, потому что оно объясняет усобицы, имевшие место не только в княжение Всеволода, но и его преемника.
Едва Всеволод успел взять на себя старшинство, как Роман Святославич явился в Руси с половцами. В. князь успел, вероятно дарами, склонить варваров оставить Романа; этот князь, раздраженный коварством половцев, завел с ними распрю и был убит{186}. В то же время шайка козаров, окружавшая Олега, брата Романова, изменила ему и силою отправила его в Грецию{187}. Из этого мы ясно видим, сколько разноплеменных народов толпилось в степном приморье, из смешения которых с беглецами русскими образовались многочисленные шайки, готовые вести всякого на Русь.
Убийством Романа и изгнанием Олега Тмуторакань была очищена от исключенных князей, и Всеволод послал было туда своего посадника{188}, но ненадолго. В 1081 году явилось туда двое других обделенных князей — Володарь Ростиславич и Давид Игоревич{189}, а в 1083 прибыл из Греции Олег и выгнал Володаря с Давидом{190}.