Страница 21 из 55
В кухне он меня отпускает и убегает в гостиную.
Хватаю первое, что попадается под руку — держатель для бумажных полотенец — и швыряю в него. Не попадаю. Следом летит папка с проектом. Тоже мимо. А вот банка «Кока-колы» влетает этому придурку в колено. Продолжая ржать, он на одной ноге допрыгивает до дивана, снимает с него огромную подушку и ставит перед собой в качестве преграды.
— На меня напала бешеная дизайнерша, я вынужден защищаться! — выкрикивает, корча из себя воина.
Встаю напротив. Руки в боки, взгляд суровый.
— Хватит кривляться, клоун! Ты хоть понимаешь, что я пережила за эти минуты?
— Сонь, я не выключал свет! Честное слово. Это автоматика. Ты сама врубила временное освещение. Там две клавиши, у левой таймер ровно на минуту, — садится на диван, подушку отбрасывает. — Ты же знаешь, у меня нет привычки обманывать.
— Ты изменился за эти три года!
— Я не вру.
— Объясни тогда, почему ты там молчал? Видел, что я в шоке, и ничего не делал!
— Не видел, а слышал. Ты сама с собой разговаривала. Кстати, кто и что никогда не узнает? Речь обо мне?
— Не о тебе! Ты вообще ни при чем! — отвечаю излишне эмоционально.
Никита считывает, что задергалась.
— Обо мне, значит. Всегда вижу, когда ты пытаешься отбрехаться, врушка, — улыбается. — Предлагаю мир! Больше не спорим и ничего не выясняем, не обзываемся и не дерёмся.
— Что же тогда делаем? — спрашиваю с издевкой.
Сложно даже представить, что когда-нибудь мы сможем нормально общаться.
Гордиевский меняет тактику и открыто предлагает мир. Звучит обнадеживающе, но я не верю в его бескорыстность.
— Ты предлагаешь мир в обмен на что?
— А разве непонятно?
Он выжидающе смотрит на меня. Я стойко держу этот пронизывающий взгляд. Ещё как понятно.
— Повторюсь: мне неинтересно быть твоей любовницей, — чеканю каждое слово.
— Скоро твоё мнение изменится. Есть один способ…
— О боги! — я не выдерживаю и вскидываю руки к небесам. — Что же это? Шантаж? Угрозы? Или ты решил, что меня можно купить?
— Влюбить, — исправляет. — Я решил, что тебя нужно влюбить.
Дыхание перехватывает от такого заявления. Ну и наглец! Прямой как палка.
— Боюсь, что это невозможно.
— А ты не бойся. Ты доверься и перестань от меня бегать.
— Ты берёшь меня в плен, закрываешь в своём доме и предлагаешь доверять? — на всякий случай переспрашиваю. Кивает. — Может, тогда хотя бы телефон вернешь? Возможно, с ним мне станет легче доверять. Если ты помнишь, у меня маленькая дочь. Я волнуюсь и хочу быть на связи. Мало ли что…
— Эту проблему я решу, — говорит и что-то быстро печатает в своем телефоне. — Сделано! Можешь спать спокойно. Ну или не спать, — улыбается и показывает экран.
Я неспешно подхожу и присаживаюсь рядом. Смотрю, что там написано, и ладонью закрываю рот, подавляя возглас.
«Мария, доброй ночи. Прошу прощения, что поздно. Вынужденно. София потеряла свой телефон и беспокоится, что вы не сможете с ней связаться. Мы вместе, в случае чего можно звонить мне. Гордиевский Н.»
Читаю и глазам своим не верю. Он написал это Маше? В час ночи?!
Выхватываю из его рук телефон и собираюсь удалить сообщение, но вижу, что она уже прочла и печатает ответ.
«Все поняла, Никита. Пожалуйста, передайте Софии, что у нас все хорошо».
В конце два улыбающихся смайлика.
У меня глаза на лоб лезут. Почему она так спокойно отреагировала и обратилась к нему по имени?
— А скажи мне, Гордиевский Н, давно ли ты общаешься с моей начальницей? — спрашиваю и в глаза ему смотрю.
Интуиция подсказывает, что меня водят за нос.
— Около месяца, может, чуть дольше. А что? — он уверенно держит мой пытливый взгляд.
— Ничего. Спасибо за откровенность, — натянуто улыбаюсь.
Не нравится мне новость, что Мария была в курсе, кто наш «таинственный» заказчик. Знала, кого я увижу на вилле, и не сказала. Мало того, именно на эти даты организовала поездку моей мамы и Николь, намеренно оставив меня одну. Еще и приодеться советовала на встречу.
Чувствую себя объектом всемирного заговора. Должна признаться, чувство это неприятное.
Никита разглядывает меня. Сидит совсем рядом и пялится на губы и шею. Потом на вздымающуюся от возмущения и обиды грудь. На торчащие из-под платья коленки, которые я пытаюсь прикрыть ладонями.
— Ты предлагал лечь спать, — напоминаю и встаю. — Я воспользуюсь предложением. К девяти мне нужно быть в офисе. Надеюсь, утром ты освободишь меня из плена и вернешь машину и телефон…
— Посмотрю на твое поведение.
— Никит, если ты ожидаешь чего-то определенного — просто скажи: что означает это твоё «доверься»?..
Он вопросительно ведет бровью.
— …Сделать тебе минет или ты настроен потрахаться? Как думаешь, после чего мне станет легче тебе доверять?
Его глаза недобро вспыхивают. Машинально делаю шаг назад. Зачем я это ляпнула?
Это была шутка. Просто неудачная шутка. Но я не успеваю об этом сказать.
— На все согласна? — смотрит с вызовом и встает. — А трахать могу куда захочу?
Возмущенно выкатываю глаза и открываю рот, чтобы послать куда подальше, но хочется настолько далеко, что не могу подобрать слов.
— Ты стал невыносимым, Гордиевский! Наглой, беспринципной сволочью! — выдаю и отхожу на несколько шагов.
— А ты — бесячей стервой, София Соловей! — наступает.
— Предлагал перемирие, а сам оскорбляешь, — отступаю дальше.
— Беру пример с тебя, — догоняет. — Какого чёрта ты постоянно меня провоцируешь?!
Мы вернулись к бессмысленному общению обвинениями. Пятиться некуда — дальше лестница на второй этаж. Никита уже дышит мне в лицо. Что дальше? Драка или безудержный секс? Ни один из этих вариантов меня не устаивает.
— Прости, Никита, но для меня это все слишком! — выдаю в сердцах и в отчаянии взмахиваю руками. — Моя жизнь только начала налаживаться. Но появляешься ты, запираешь меня в своем доме и раскачиваешь. Я становлюсь неадекватной!
— Так плохо, когда я рядом?
— Еще недавно я надеялась, что мы больше никогда не встретимся.
— Ненавидишь? — спрашивает серьезно.
— Нет. Не знаю! Может быть… Мне было адски больно тогда, понимаешь?
Совершенно не к месту меня пробивает на откровения.
— Думаешь, мне не было? Да я чувствовал себя последним дерьмом на планете! Бухал беспросветно и выл от бессилия, — шумно тянет в себя воздух. — А ты в это время замуж собиралась, как оказалось.
— Но ты ведь тоже женился! Не в армию ушел, не на войну, не в аварию попал и не в коме лежал… Я должна была ждать тебя в той комнате с окном на океан? Это глупо, Никита. Всё закончилось тогда, в той комнате. Ничего не осталось. Ни-че-го!
Его взгляд стремительно тухнет.
— Иди спать, Соня, — произносит и кривится, словно болит где-то.
Я коротко киваю и разворачиваюсь к лестнице. Неожиданно его пальцы обхватывают мою руку чуть выше локтя. Замираю.
— Совсем ничего? — спрашивает потухшим голосом.
Секундная пауза.
— Спокойной ночи, — произношу, не оборачиваясь.
— И тебе, — отпускает мою руку.
Он идет в кухню, а я быстро поднимаюсь и закрываюсь в ванной. На всю включаю воду в душевой, хватаю с полки полотенце и утыкаюсь в него лицом. Хочется орать что есть силы, но я зажимаюсь и терплю. Не плачу.
Такой короткий разговор, а столько боли всколыхнул. Нельзя нам оголять души — не разгребём потом то, что вскроется.
Долго стою под прохладной водой. Психолог научила меня нескольким техникам дыхания, и я вовремя о них вспоминаю. Дышу и немного успокаиваюсь.
Закутавшись в полотенце, бреду в уже знакомую кровать.
В комнате свежо, пахнет морем и почему-то жасмином, который давно отцвел. В этом доме даже запахи неадекватные. Тяжелая затяжная галлюцинация. Не дом, а дурдом какой-то!
Прикрываю окно. Ветерок из него задувает прохладный, на утро обещали дождь.
Залезаю под одеяло и сжимаюсь. Надо как-то переспать эту ночь, а завтра все изменится. Прилетит его жена с сыном, вечером они пойдут на вечеринку к друзьям. Он отвлечется и остынет, ему станет не до меня. А потом я улечу к Николь.