Сочинения. Том 2

Обратим внимание на четкое различие, проводимое автором, между двумя полыми сосудами, которые в современной анатомии называются vena cava superior и aorta. Гален неоднократно обращал внимание на характерное для времен Гиппократа неумение врачей проводить различие между венами и артериями, относя это на счет недостаточного опыта вскрытий. Действительно, в современной историографии принято считать, что первым, кто описал это различие, был Праксагор. Сердце в трактате «О плоти» уверенно описывается автором как центр сердечно-сосудистой системы. Оценка сердца как органа, несущего пневму и распределяющего ее, по мнению Галена, характерна для врачей, стоящих на натурфилософской позиции школы перипатетиков. Этот момент ранее не обсуждался в историографии. Мы обращаем на него внимание впервые, высказывая это соображение на основе одного из фрагментов первой книги «О доктринах Гиппократа и Платона»[62]. Нельзя исключать, что мнение Аристотеля и Диокла в этой части не оригинально и лишь продолжает какую-то из теорий врачей и философов-досократиков, которые неизвестны нам в силу отсутствия источников. Здесь возникает новое противоречие. С одной стороны, это описание сердца вполне соответствует взглядам последователей Аристотеля (на что недвусмысленно указывает Гален), с другой – сердечная анатомия в трактатах Аристотеля, существенно контрастирует с данными трактата «О плоти». В сочинении «История животных» Аристотель резко критикует ошибки своих предшественников во взглядах на устройство сердца, указывая на необходимость основывать свои суждения исключительно на опытах анатомических вскрытий. Он приводит следующее описание сердечной анатомии и функций: «Сердце имеет три желудочка; оно расположено выше легкого соответственно месту разделения трахеи. Имеет оболочку, содержащую жир, толстую, посредством которой прирастает к большой вене и аорте; оно лежит на аорте острой частью; расположена же эта острая часть в груди одинаковым образом у всех животных, которые имеют грудь. Но у всех животных, как имеющих, так и не имеющих эту часть, острый конец сердца обращен вперед; это часто можно не заметить, так как у вскрытых животных он изменяет положение; выпуклая же часть сердца обращена кверху. Острая часть сердца обыкновенно мясистая и плотная, и в ее полостях находятся жилы.

Расположено сердце у прочих животных по середине груди, у человека более в левой части, слегка отклоняясь от места разделения грудей к левому соску и верхней части груди. Оно не велико, и весь его вид не продолговатый, но более округлый, только верхушка его сходится в острие.

Как было сказано, сердце имеет три желудочка, самый большой в правой стороне, самый малый в левой, средний по величине – посередине. Два желудочка у него небольшой величины, и оба имеют сообщение с легким; это ясно заметно в одном из желудочков книзу от места прирастания. Самым большим желудочком сердце подвешено к большой вене, с которой соединена и брыжейка; средним – к аорте.

Идут также от сердца протоки в легкое и разделяются таким же образом, как и артерия, сопровождая во всем легком ее разветвления; протоки, идущие от сердца, лежат сверху, и ни один проток не сообщается [с разветвлениями артерии], но пневму они получают через соприкосновение и переправляют ее в сердце: один проток идет в правый желудочек, другой в левый. О большой вене и аорте самих по себе мы скажем вместе впоследствии»[63].

В трактатах «О частях животных» и «История животных» Аристотель комментирует разницу между устройством сердца животных и человека следующим образом: самой большой полостью сердца у человека является правый желудочек, топографически располагающийся выше других полостей, тогда как само сердце залегает в грудной полости по диагонали с вершиной, наклоненной влево. Объяснить эти ремарки чем-либо иным, кроме практического опыта наблюдения человеческого сердца, невозможно. Однако здесь мы вновь ограничены априорным предположением о невозможности вскрытия человеческих тел в Афинах времен Аристотеля в силу религиозных запретов. Единственным правдоподобным объяснением из числа существующих в историографии мы считаем идею В. Огла[64], предположившего, что Аристотель черпал свои знания из наблюдения за анатомией человеческого эмбриона, полученного при аборте на поздних стадиях беременности. Это утверждение В. Огл обосновывает прямым указанием Аристотеля на возможность наблюдения сердца у человеческих эмбрионов после аборта, содержащимся в трактате «О частях животных».

Крайне важной для истории медицины следует считать фигуру Диокла из Кариста[65]. Он считается представителем Ликея, внесшим важный вклад в развитие медицинских знаний, прежде всего в отношении широты использования анатомических вскрытий. На всем протяжении ХХ в. фигуре Диокла уделялось значительное внимание исследователей, между тем, автор этих строк неоднократно имел возможность убедиться, что она плохо известна российским историкам медицины. Историческая оценка работ Диокла, прежде всего в сопоставлении его с Аристотелем, несколько раз существенно менялась. По мнению известного немецкого философа и историка философии Г. Дильса, Диокл считал сердце вместилищем интеллекта, схожую позицию высказывал М. Уэллман[66]. Диокл считал, что у вместилища интеллекта есть две стороны: правая половина отвечает за ощущения, левая – за интеллект. Диокл описывал сердце как имеющее два предсердия и желудочки. Из сердца в определенных его частях отходят сосуды для крови и пневмы. Дж. Лонгригг интерпретирует упоминание «желудочков» во множественном числе (т. е. более одного, в отличие от представлений Аристотеля) и двух предсердий как указание на четырехкамерное устройство сердца. Таким образом, М. Уэллман и Дж. Лонгригг ставят вопрос о причинах неверной интерпретации Аристотелем результатов анатомических вскрытий и наблюдений за сердцем, предполагая, что Стагирит исходил «из скорее метафизических, чем анатомических» представлений. Существуют и расхождения между Аристотелем и Диоклом в отношении принципов питания эмбрионов в утробе матери. Речь идет о критике Аристотелем представления Диокла о «котиледонах» – похожих на соски молочных желез образованиях, якобы существующих внутри материнской утробы, через которые питается эмбрион, привыкая к навыку сосания материнской груди. К. Йегер[67] считает, что Аристотель таким образом поправлял Диокла, датируя его работы как более ранние. В эту полемику позднее включились такие известные специалисты, как Л. Эдельштейн[68], Г. Фон Штаден[69] и Ф. Солмсен[70]. Суть ее касалась вопросов «кто кого исправлял?» и/или «кто у кого учился?». Эта дискуссия была достаточно продолжительной, для нашего изложения она не принципиальна. Важно ее резюме: на данный момент Диокла принято считать видным представителем Ликея, современником Аристотеля, занимавшимся исключительно медицинскими исследованиями. В отношении конкретных взглядов на анатомию и физиологию у него были расхождения с Аристотелем, имевшим гораздо более широкие естественнонаучные интересы.

Физиологическая концепция Диокла основана на идее о четырех противоположностях, развивающей преставления Филистиона и Эмпедокла о четырех первоэлементах. Процесс пищеварения, по его мнению, является формой разрушения, вызванного воздействием внутреннего тепла на пищу, вследствие этого процесса образуется кровь. Наличие чрезмерного количества внутреннего тепла производит желчь, при дефиците внутреннего тепла возникает флегма. Таким образом Диокл сочетает гуморальную теорию Гиппократа о четырех жидкостях с концепцией «внутреннего тепла». Вслед за Гиппократом он предполагает, что преобладание определенных телесных жидкостей связано с временами года, на этом основаны его диетические предписания. Диокл разделяет мнение Филистиона и Платона о причинах болезней как нарушении равновесия первоэлементов и соглашается с существованием типа болезней, вызванных затруднениями кожного дыхания, т. е. прохождением пневмы через поры в коже. Такие затруднения, по мнению Диокла, происходили из-за отрицательного влияния желчи и слизи на венозный кровоток. Преобладание желчи вызывало кипение крови и ее свертывание, а преобладание слизи – переохлаждение и запустевание. В обоих случаях нарушалось питание тканей, затруднялось распространение пневмы по всему телу, что приводило к развитию лихорадки. Акцент, который делал Диокл на теории пневмы, создавал методологическую возможность разрешения вопроса о механизме передачи функции восприятия и контроля за произвольными движениями от центра интеллекта непосредственно к частям тела. Тем самым появлялся шанс на решение одного из основополагающих вопросов медицины – о строении и функциях нервной системы. Отнесение функции интеллекта не просто в сердце, а именно в кровь в районе сердца придавало крови признаки философской сакральности, что весьма органично вписывалось в представления Эмпедокла, но совершенно не соответствовало рациональности познания физиологических процессов, характерных для системы Платона и Аристотеля. В конечном счете кровь видится Аристотелю тем, чем в сущности и является, – одной из систем организма, отвечающей за питание.

62

Балалыкин Д. А. Первая книга трактата Галена «О доктринах Гиппократа и Платона» // Вопросы философии. 2015. № 8. С. 124–143.

63

Аристотель. История животных. Книга первая, глава XVII, фр. 75–78. Пер. В.П. Карпова. См.: Аристотель. История животных / Под ред. Б.А. Старостина. М.: Российский государственный гуманитарный университет, 1996. С. 93–94.

64

Ogle W. Aristotle on the parts of animals. London, 1882. P. 149, 195.

65

Подробнее см.: van der Eij k Ph. Diocles of Carystus: A Collection of the Fragments with Translation and Commentary. Vol. 1: Text and translation; Vol. 2: Commentary, Studies in Ancient Medicine. Leiden and Boston: Brill, 2000–2001; van der Eij k Ph., Hulskamp M. Stages in the reception of Aristotle’s works on sleep and dreams in Hellenistic and Imperial philosophical and medical thought. In: Les Parva naturalia d’Aristote. Fortune antique et médiévale. Paris: Publications de la Sorbo

66

См., например: Wellma