Хранитель истории

Голицын сменил тактику. Уверенный в своём успехе в разговоре с императором, он всю дорогу без устали рассказывал мне о том, что сегодня же мы вернёмся обратно домой. Как Жерар приготовит его фирменную рыбу в терпком соусе, как вытянется в изумлении лицо Николая, как рада будет грозная Аглая. И я, с удивлением замечая, что теперь тоже воспринимаю особняк графа, как дом, немного успокоилась. Крепко держась за руку любимого человека, это было не так уж и сложно.

Утренняя верфь была залита летним солнцем, которое щедро бликовало на поверхности воды, и заполнено людьми. Если я думала, что на запуске воздушного шара было много народу, то я ошибалась. Поглазеть на отплытие кораблей собралось едва ли не пол-Петербурга. Здесь были и разряжённые в пух и прах дамы со своими кавалерами, то и дело в толпе мелькали кружевные зонтики, закрывавшие своих обладательниц от наглого солнца. И купчихи с выводком детей и дородными мужьями, и остальной люд столицы, от дворянина до сапожника.

Поскрипывая всеми деревянными телесами, стояли «Нева» и «Надежда». Там муравьями сновала команда, совершавшая последние приготовления к отплытию. Я силилась высмотреть среди маленьких фигурок знакомый силуэт поручика, но с такого расстояния это было, конечно, невозможно.

Мы просачивались сквозь толпу поближе к пирсу, где стоял император, но чем ближе были корабли, тем сложнее это было сделать. Народу здесь было больше и толпился он как в метро в час пик. С одной стороны, до Александра с его свитой было рукой подать, с другой – между нами лежала людская река плотным потоком.

– Сергей Александрович. – Я потянула своего спутника за руку. – Я думаю, что лучше Вам пойти одному.

Голицын посмотрел на меня недоумённо, будто не сразу понял, о чём я говорю. На деле же я понимала, что он не хотел меня оставлять одну.

– Я никуда не денусь. – Улыбнулась я ободряюще. – Постою вот здесь. – Кивнула на молодую барышню с двумя детьми. Девочка постарше, наряженная, словно фарфоровая куколка, откровенно скучала, а мальчик на руках восторженно тыкал пальцем в шлюп и что-то вдохновенно рассказывал на своём детском языке.

После коротких колебаний граф кивнул.

– Я скоро вернусь. – На прощанье он аккуратно сжал мои пальцы в перчатках, памятуя о том, что руки после позавчерашних приключений всё ещё саднили, и растворился в разодетой толпе напротив. Я следила за его высокой фигурой, пока могла, а потом перевела взгляд на корабли.

Сложно было поверить, глядя на этих левиафанов, что есть где-то стихия, способная навредить такому творению рук человеческих. От чего-то мне хотелось прикоснуться к борту корабля, почувствовать нагретое солнцем дерево, услышать его «дыхание».

Из моих размышлений меня выдернул удивлённый возглас:

– Вера! – Прямо рядом со мной стоял Уваров. Разодетый с иголочки, из-под камзола выглядывал жилет, вышитый серебряными нитями. Жених на выданье, ей-богу.

– Николай. – Я улыбнулась. – Доброе утро.

– Я так и знал, что вы никуда не уехали. – Он нахмурился, отвёл взгляд. – Но может оно и к лучшему…

Внутри меня всё натянулось, опасно зазвенело. Я вцепилась в рукав Уварова.

– Что-то случилось?

Николай будто бы нехотя кивнул.

– Граф с тобой? – В ответ я кратко объяснила куда и зачем ушёл Голицын. Николай снова кивнул. – Хорошо, нам надо поговорить в более тихом месте.

Я сначала было двинулась вслед за «братом», придерживая того за локоть, но быстро остановилась.

– Я должна предупредить Сергея Александровича. – Хотя слабо понимала, как это можно сделать. Уваров кивнул на пирс. Издалека я узнала фигуру Голицына, который стоял недалеко от императора.

– Идём. – Твёрдо решил за меня Николай, перехватил меня за запястье и потянул за собой. Делать было нечего, хотя мне и казалось неправильным, что я вот так вот сбегаю с условленного места. Надеюсь, удастся вернуться до того, как Голицын меня потеряет.

Мы пробрались сквозь толпу, вышли к дороге, откуда народ тонким ручейком стекался к набережной. Но Уваров упрямо шёл вперед, к одному ему известной цели.

– Николай. – Попыталась воззвать я, но ответа не получила. Уваров, упрямо сопя тащил меня на буксире. Это мне уже перестало нравиться. – Николай Иванович!

– Да тише ты. – Шикнул на меня «брат». На нас начали оборачиваться. Кто-то даже остановился поглазеть, надеясь на семейный скандал. – Почти пришли.

– Куда мы идем? – Зашептала я, чтобы меньше привлекать внимания. Не было ответа, зато мы повернули в какую-то тихую подворотню, которых было здесь в избытке. Кроме одинокого экипажа, здесь не было ничего. И никого. На козлах было пусто.

Нехорошо, ой как нехорошо! Я уперлась ногами в землю, пытаясь остановить Николая и вырваться. Но тот неожиданно из тихого ботаника превратился в чудовище. Лицо его было искажено яростью.

– Иди вперед, иначе я тебя понесу.

– Никуда я не пойду! – Уваров дернул меня к себе, я взвыла от боли. Только-только восстановившаяся после вывиха рука снова, кажется, вышла из сустава. – Дура. – Прокомментировал мужчина. – Пойдешь сама?

– Нет! – По лицу моему градом текли слёзы.

Николай даже с некоторой элегантностью сделал шаг назад, заламывая мне руку. Я сама не поняла, как он оказался сзади.

– Сама виновата. – К моему носу был прижат платок, пропитанный каким-то отвратительно пахнущим раствором. Пару судорожных вдохов, и я почувствовала, как проваливаюсь в вязкую черноту.

Я очнулась от тянущей, навязчивой боли в руке. В нос мгновенно ударил запах гнили, я тихо застонала, пытаясь занять удобное положение.

– Очухалась?

Понадобилось несколько минут, чтобы ощутить себя в пространстве, понять где я и в каком положении нахожусь. Сначала я ощутила две неприятные вещи: во-первых, мои руки связаны за спиной, и непросто за спиной, а ещё и позади какого-то столба, на который я опиралась спиной. Во-вторых, я сижу на коленях, на земляном, холодном полу. Меня била мелкая дрожь и непонятно отчего – от холода, или оттого, что тело моё затекло, болело, особенно вывихнутая рука, и требовало пощады. В голове шумело, так что очень хотелось снова потерять сознание. Но я заставила себя разлепить глаза и осмотреться.

Мы находились в какой-то то ли избушке, то ли полуземлянке. Покосившаяся дверь, покрытые мхом стены сруба, низкий потолок и маленькие световые оконца прямо под ним. На улице было светло, но сколько я провалялась без сознания?

Судя по всему, сидела я у несущего столба. В зоне моей видимости был столь же дряхлый стол без одной ножки, который опирался на стену, на стуле слева от входа сидел Уваров. На коленях у него покоился пистолет.

– Зачем? – Вот и всё, что я смогла выдавить из себя.

Николай закинул ногу на ногу, улыбнулся. Удивительно, насколько сильно смена роли его преобразила. Он был уверенным, даже самодовольным, расслабленным. А в его улыбке сквозил яд.

– Ох, Вера Павловна, это долгий рассказ. – Уваров чуть склонил голову набок, глянул на меня лукаво. – Но так и быть, в качестве прощального подарка расскажу. Садись поудобней.

Я скривилась. Джентльмен чёртов. Мне настолько было больно и неудобно, что я уже готова была выть. Или попросить Николая, чтобы тот застрелил меня быстрее, лишь бы не чувствовать боль каждой клеточкой тела.

– Я не маньяк и не сумасшедший, каким ты меня, возможно, посчитала. Не какой-то там Джек Потрошитель, видевший прекрасное в мерзком. – Уваров хмыкнул каким-то своим мыслям. – Видите ли, Вера Павловна, я здесь для того, чтобы, так сказать, очистить историческое полотно.

– Очистить историческое полотно? – Я даже замерла, перестав искать удобное для себя положение. Николай вздохнул, возводя горе очи.

– Сами себя мы называем Conservatores Historiae , что мне кажется слегка пошлым, но зато чётко передающим наши цели. Да-да, не смотри на меня так, вижу, что творится в твоей хорошенькой, но пустой головке. Почему мы? Потому что нас много. – Николай улыбнулся, подался чуть вперёд. – Каждый раз, когда кто-то из будущего прибывает в прошлое, то неминуемо портит это самое историческое полотно. Да, строгие правила, разработанные в ходе многолетних исследований, якобы должны свести влияние путешественников на нет. Но на деле каждое такое вмешательство наносит шрамы на священное тело Клио. И это неминуемо отражается на будущем.