Хранитель истории

Голицын, давно вскочивший со своего места и расхаживающий из угла в угол, остановился передо мной. Его тёмная фигура возвышалась на фоне едва просвечивающегося тонким серпом месяца окна. Он долго молчал. Я уже привыкла к этой его черте, важные размышления давались ему в полном молчании.

– Три вопроса? – Граф аккуратно сел на край кресла рядом.

– Да. – Я обняла себя руками. – Не спеши, ты можешь подумать над ними столько, сколько тебе нужно.

– Россия вступит в войну в ближайшее время? – Вопрос прозвучал почти сразу. Что же, надо признать, что у Голицына был тонкий политический нюх.

– В две. – Коротко ответила я. – В 1805 году ринется помогать Великобритании против Наполеона. В 1812 году будет вынуждена защищаться от него же.

Голицын помотал головой, снова вставая.

– Зачем ты мне всё это рассказываешь? – Теперь уже это было не отчаяние, а самая настоящая боль. По всей видимости, пока исторические вопросы были отложены в сторону.

– Потому что я не могу поехать в Москву.

Мне снова пришлось вести длинный монолог, в котором я рассказывала, зачем здесь я и отчасти Николай. Надеюсь, он не узнает, что я поведала его тайну, иначе трибунал меня ждёт прямо здесь, без суда и следствия. О том, что единственный способ мне вернуться домой – остаться в Петербурге.

– А Николай? – Голос Голицына звучал уже почти равнодушно.

– Он тоже из будущего. И действительно естествоиспытатель. До нашего времени не дожили множество чудесных растений, который он и его коллеги пытаются возродить. – Мне до ужаса хотелось обнять графа. Успокоить, сказать, что всё хорошо, но я боялась его коснуться. – Только прошу, он не должен знать, что я раскрыла его тайну.

Сергей не стал спрашивать почему, и это радовало. Как ему было объяснить, что единственным, кому я могу верить во всей этой ситуации стал именно Голицын, а не «свой», близкий к дому?

– Мне нужно время. – Голицын встал. – Извини.

– Я понимаю. – Отвечала я, уже уходящей спине. Правильно ли я сделала, что раскрылась Сергею? Только время покажет. Но на сердце стало так легко, что я готова была подлететь к потолку, как воздушный шарик.

Глава 22

Разбудило меня недовольное ворчание Аглаи.

– Что же вы тут разлеглись, Вера Павловна, будто своей постели нет. – Оказывается, я вчера так и заснула на диванчике в библиотеке. Не говоря уж о своём непотребном внешнем виде после такой ночки, у меня теперь ещё ныла спина и затёкшая шея.

– Граф уже встал? – Я села, протирая глаза.

– Пока не звали. – Экономка смотрела на меня сверху вниз, уперев руки в бока.

– Злитесь на меня, Аглая? – Я сонно щурилась, но улыбалась. Женщина пыталась выглядеть грозно, но я знала, что за этим фасадом прячется простая обеспокоенность за Сергея.

– Да за что же мне на вас злиться… – Экономка выдохнула, опустила руки, сразу теряя всю свою воинственность. Она поняла, что спрашиваю я вовсе не о нелегальном сне в библиотеке. – Барин рядом с вами будто бы солнышко сквозь тучи в пасмурный день проглядывает. Да только не по-божески это всё.

Аглая принялась взбивать смятые подушки. Я лишь кивнула соглашаясь. Но, не скрою, была довольна эдаким завуалированным комплиментом. Хотела бы я пообещать Аглае, что всё скоро поправиться, да не могу. Так что пришлось тихонечко скользнуть из библиотеки, подальше от строгого взгляда.

Наспех умылась и привела себя в порядок, не переставая каждую минуту позёвывать. Всё же спать на перинах куда приятней, чем на жёсткой кушетке. В этот момент раздался короткий стук в дверь, после которого ко мне вошёл Голицын. Под глазами у него залегли тёмные круги, вертикальная складка меж бровей стала ещё глубже. Не говоря уже о том, что такой бестактности, как ворваться к даме в комнату, он себе раньше не позволял. Я едва успела запахнуть на себе халат.

– Сергей… – Но граф не дал мне и слова сказать. Сделал короткое движение рукой, прерывая, застыл напротив.

– У меня есть ещё два вопроса, верно? – Я кивнула. – Существует ли ещё в вашем времени Российская империя?

Этого вопроса я боялась. Как вместить в короткий ответ всю ту боль, всю кровь и перекройку страны сверху донизу, когда земля стала небом и наоборот. Я сцепила в волнении пальцы, отводя взгляд.

– Империи давно не существует. Видите ли, движение истории сильно перекроило карту мира, спутав не только политику, но и людей, как котёнок клубок. Империи нет, но Россия, несмотря ни на что, существует.

Голицын медленно кивнул, принимая мой ответ. Конечно, он не представлял, что именно я имела в виду, скорее всего, думая о революционной Франции и республике, как способу правления. Но оно и к лучшему. Я не лукавила, когда сказала, что разум человека начала девятнадцатого века не в состоянии выдержать всю правду.

– Мой второй вопрос… – На этот раз настала очередь графа смущаться. Он отвёл взгляд, а я, наоборот, посмотрела на него внимательней. – Помнят ли о Голицыных?

– Конечно. – Я улыбнулась. – Вы одна из тех семей, которые строили империю. Многие из вас остались на страницах истории как меценаты, хранители искусства, политики.

Я видела, как лицо Сергея разглаживается, в уголках рта прячется уже знакомая улыбка. На этот вопрос мне было отвечать легко и приятно. Голицын потёр подбородок, пряча улыбку, но очень быстро снова принял суровый вид.

– Вот что, Вера Павловна. Раз уехать мы из Петербурга не можем…

– Я не могу. – Поправила я Сергея.

– Мы не можем. – Повторил Голицын, заглядывая мне в глаза. – Я тебя одну не оставлю. Не спорь, это не обсуждается. – Я было открывшая рот, тут же его захлопнула, совершенно очарованная этой напористостью. – Значит, надо создать видимость отъезда. Я прикажу собирать вещи, отправлю их в Москву, выедем следом, так чтобы никто не усомнился в том, что в столице нас нет.

– Будем прятаться? – От чего-то шёпотом спросила я.

– Временно. – Кивнул Сергей. – Корабли отплывают через несколько дней. Думаю, это хороший повод, чтобы поговорить с Александром. Уверен, что к тому времени императрица остынет, мы сможем понять друг друга.

Уверенность графа меня успокаивала и удивительно, мне даже не хотелось спорить. Могу я хоть раз решать проблемы не сама, а положиться на чужое, сильное плечо?

– Куда мы поедем? – Тихо спросила я, боясь, что на этот раз нас могут услышать.

– Предоставь это мне. – Сергей аккуратно поцеловал мою ладонь, неожиданно улыбнулся. – Подумать только, я самолично помогаю своей возлюбленной сбежать от меня.

Сказать, что я хотела сгореть от стыда – ничего не сказать. Знал бы он, как мне не хотелось никуда бежать!

– Я вернусь. – Я сжала его пальцы. – Найду способ. Быть может, на это мне потребуется времени, примерно как на то, чтобы совершить кругосветное путешествие. Но я обязательно вернусь.

Было опрометчиво давать такие обещания, но я хотела в это верить, честно и искренне. Сердце моё заходилось тупой болью, когда я думала, что больше не увижу Сергея. И кто я такая, чтобы позволять своей душе так страдать?

Наши фальшивые сборы не затянулись. Пока я с сожалением складывала в сундук своё прекрасное бальное платье, чтобы оно отправилось в Москву, думала о том, стоит ли сообщать о своём плане Николаю. С одной стороны, вдруг на него выйдут первыми? Стоило бы поддерживать связь. С другой, если неожиданно ситуация усугубится, не хотелось бы, чтобы у Уварова были проблемы с властью. Аккуратно укладывая маску дракона, я не удержалась и ласково провела пальцами по отколотому рогу. Будто бы маска была живая и могла почувствовать мою ласку. Но клянусь, мне казалось, что дракон вот-вот глубоко вздохнёт и выпустит пар из ноздрей, благодарный за заботу.

Нет, всё-таки не стоит ничего говорить Николаю. До отплытия экспедиции оставалось каких-то четыре дня. А потом, я почему-то была уверена в этом, Сергей поговорит с императором и всё разрешится лучшим образом – мы вернёмся в особняк с заросшим садом и проведём там столько счастливых дней, сколько нам ещё будет отведено. Два, три, месяц. Или, быть может, до конца жизни.