Страница 21 из 43
– Непременно. – Боюсь, улыбка моя вышла несколько печальной.
Глава 11
Дуняша демонстративно оставила передо мной открытый сундук, а сама вышла, не вымолвив ни слова в знак протеста. Очевидно, горничная была на стороне своей хозяйки. Но я была даже рада. Наконец, смогла дать волю слезам, впихивая как попало в небольшой сундук пожитки, которыми успела обрасти. Я злилась на глупую, как валенок генеральшу, на Толстого, который не смог сказать слова против, даже на Иванова, который так не вовремя решил появиться в саду.
К концу своих нехитрых сборов я даже была рада, что уезжаю из дворца. Главное, чтобы Сергей Александрович после сегодняшнего разговора за обедом, в котором он недвусмысленно дал понять, как относится ко мне, не выставил меня за дверь. Причин, чтобы оставить меня у себя, у него не было, а ночевать на улице с пятью заработанными на занятиях рублями в кармане совсем не хотелось. Предположим, я бы могла на них снять комнату на постоялом дворе, но что делать, когда деньги кончатся? О приёме во дворце можно забыть. Сил на то, чтобы вновь играть перформанс «Сиротка из провинции» теперь перед Голицыным у меня не было совершенно.
Провожать меня никто не вышел. Родители были у постели сына, Иванов успел уехать, слуги обходили меня стороной. В дверях я наткнулась на спешащего на вызов доктора. Одна из служанок с поклоном приняла у него шляпу и трость. Взгляд белёсых глаз врача скользнул по мне без интереса. Только задержался на мгновение на грязном платье, которое я так и не переодела. И я вышла в ночь, таща за собой чёртов сундук, чувствуя, как начинает ныть вывихнутая рука.
– Батюшки, Вера Павловна! – Дверь мне открыла Аглая, всплеснула руками. Быстро смекнула что к чему и побежала звать хозяина. Я пнула сундук и вошла следом в тёплый холл. Удивительно, каким родным здесь всё казалось, несмотря на то, что моим временным убежищем всё это время был не этот особняк в заросшем саду, а выхолощенный дворец на Невском.
– Мадемуазель? – Голицын спустился со второго этажа, в домашнем халате поверх рубашки и брюк, немного всклокоченный. Не спал, сидел за бумагами до позднего вечера. – Боже, что у вас стряслось?
Он быстро осмотрел мой наряд сундук у ног. Увидев в тёмных глазах тревогу, я почувствовала приятный укол удовлетворения.
– Аглая, вели подать чай, чего-нибудь закусить, готовь мадемуазель Оболенской комнату и горячую ванную. – Пока экономка побежала исполнять распоряжения, Сергей Александрович взял меня под руку и увёл в уже знакомую мне гостиную, усадил в кресло.
– Рассказывайте. – А сам принялся зажигать свечи и разводить огонь в потухшем камине. От облегчения я была готова снова расплакаться, но с усилием заставила себя сглотнуть ком в горле, и без утайки поведать всё, что случилось нынешним вечером. Не забыв упомянуть о небольшой работе, которую дал мне Толстой, об Иванове, одним словом, обо всём, не вдаваясь в лишние подробности спасения юного Алексея.
Сергей Александрович присел в кресло напротив, не отрывая от меня своего пронзительного взгляда. Не задал ни одного вопроса, даже о том, зачем приезжал доктор и как вообще вышло, что я близко знакома с полковым врачом. Лишь покачал головой. Повар принёс нам чай и что-то из еды. Мне в руки была вручена чашка. Когда мы остались одни, граф заговорил.
– Вот что, Вера Павловна. Оставайтесь у меня, сколько потребуется. Пётр Александрович хороший, честный человек. Уверен, он быстро разберётся с этим недоразумением, и Вы сможете вернуться…
– Но я не желаю. – Я резко подалась вперёд, немного расплескав чай по блюдцу. Слова вырвались у меня быстрее, чем я успела прикусить язык. Я стушевалась на секунду, но скоро поняла, что сказанного не воротить. – Я не хочу обратно, Сергей Александрович. Прошу, я не помешаю.
– Вера Павловна. – Мужчина мягко мне улыбнулся. – Я уверен, что Вы мне не помешаете. Я лишь переживаю за Вашу честь. Жить в доме мужчины, который Вам никто, да ещё и с такой репутацией…
Он не стал продолжать, но было понятно без слов. Как же объяснить графу, что уж ниже падать мне точно некуда? Но вместо этого я лишь сказала:
– Позвольте мне самой тревожиться о моей чести. Всё что я прошу – приюта. – Я крепче сжала тонкую ручку чашки, впиваясь взглядом в лицо Голицына. Он размышлял некоторое время, также внимательно глядя на меня. Удивительный мужчина, по его лицу было непонятно, что же у него там в голове. Я не могла предсказать, но остро чувствовала, что сейчас решится моя судьба. В конце концов, граф вздохнул, отводя взгляд к огню.
– Мой дом – Ваш дом.
Наутро, несмотря на все волнения вчерашнего дня, я проснулась удивительно бодрой и воодушевлённой. Быстро оделась в свежее платье, последнее из тех, что было прилично надевать днём, привела в порядок копну непослушных волос, готовая отправляться к завтраку… Как завтрак пришёл ко мне сам. Точнее, пришла Аглая, осведомляясь, может ли она подать чай. Я так привыкла к семейным завтракам в доме Толстых, что не сразу поняла, что экономка предлагает принести мне еду прямо в отведённые мне комнаты.
– А что же, Сергей Александрович уже уехал? – Я удивлённо хлопала глазами, глядя на дородную фигуру Аглаи в дверях.
– Барин привыкли завтракать у себя. – Также удивлённо женщина смотрела на меня.
– Хм. – Я по старой привычке принялась накручивать на палец локон волос, выбившийся из причёски. – Может, попробуем его оттуда выкурить? Все ж таки у графа гости.
Аглая посмотрела на меня с хитрым прищуром, улыбнулась.
– Попробую что-нибудь сделать. – Кажется, экономка была не против моего маленького штурма одинокой жизни Голицына. Сидит себе сычом в своём кабинете, завтракает у себя, ночует, небось, в обнимку с бумагами. И я чудесно понимала Сергея Александровича. Там, у себя, я тоже больше всего на свете любила маленькую комнатку, которую отец переоборудовал в мой кабинет, и не очень-то любила, чтобы кто-то вытаскивал меня из моей уютной скорлупы. Быть может, поэтому я выбрала профессию, в которой ты чаще общаешься с бумагами, чем с людьми? Но сейчас душа требовала социализации. Я бы и рада сказать, что бедный Голицын просто попался под руку, но, честно говоря, я была рада его молчаливой и приятной компании.
Аглая отправилась совершать диверсию, а я решила, что уж всё равно одета и готова, а заняться толком нечем, помочь накрывать стол. Насколько я поняла, слуг у графа было всего ничего. Экономка, повар, да два конюха, которые вчера помогали таскать горячую воду для моей ванной. Как ему удаётся содержать такой огромный дом с таким количеством дворни – не представляю. Конечно, мне бы стоило играть роль леди и не заниматься работой руками, и у Толстых я так и делала. Но сейчас просто не могла усидеть на месте, даже если меня сочтут сумасшедшей.
Судя по расширившимся от удивления глазам повара, так оно и было. На ломанном русском тот попытался объяснить, что завтрак будет скоро готов, я же, узнав акцент, перешла на французский. И дальше найти общий язык с месье Жераром стало достаточно легко.
Когда граф всё же спустился из своего убежище, мы с Аглаей как раз заканчивали с расстановкой тарелок на столе. Жерар вносил уже знакомый самовар. Голицын уставился на меня, как будто видел в первый раз.
– Доброе утро, Сергей Александрович. – Я вытерла руки о передник, который мне выдала экономка. – Вы как раз вовремя.
– Вера Павловна… – Мужчина вздохнул, покачал головой. – Вы полны сюрпризов.
– Надеюсь, приятных. – Я улыбнулась, стягивая передник и усаживаясь за стол, граф предупредительно подвинул мой стул.
– По-разному. – Рассмеялся мужчина, занимая место рядом. – Не учудите только подобного во дворце у Его Величества.
– Во дворце? – Я замерла, поражённая, глядя на Голицына.
– Ну да, или Вы уже забыли, что приглашены императором? – Сергей Александрович вскинул голову, внимательно на меня гладя. – Ах, дайте, угадаю, Вы решили, что вчерашнее происшествие должно как-то изменить решение Его Величества? – Я неуверенно кивнула. – Не переживайте, мадемуазель. Мария Алексеевна, быть может, изрядно влияет на своего супруга, но только не на двор императора. Иначе мы с Вами бы сейчас не беседовали. Надеюсь, у Вас есть подходящий наряд?