Исполнитель

А второй — Виталя Кыржановский, что был его на год старше и на полголовы ниже, добавил:

— Серьёзный кто-то? Чего его спецы так обработали?

— Наггибатор три семёрки, — ответил я и оба офицера тут же посерьезнели, они особо опасных игроков тоже прекрасно знали по никам.

— Красава Андрюха! — хлопнул меня по плечу, от избытка чувств, Виталя, — этого точно трупом на пожизненное определят.

— Не загадывай, — поморщился я, — суд решит.

— Решит, решит, — заулыбался тот, а я, больше не задерживаясь, прошел в управление, дёрнув на себя массивную железную дверь.

Та противно заскрипела, затренькала металлической пружиной, затем с грохотом захлопнулась за моей спиной. Поднявшись по ступеням в фойе, я подошел к дежурке, протянул сидевшему там майору заполненный в машине протокол задержания.

— Отметь у себя, задержан игрок, оказал сопротивление, сейчас внизу, в камере.

— Хорошо, — кивнул тот, с неохотой отрываясь от экрана компьютера, — сейчас внесу его. Помдежа отправить?

— Не стоит, там спецы с ним, — отрицательно качнул я головой.

— Надолго?

— Не знаю, — покачал я головой, — как пойдёт.

От дежурки я поднялся на второй этаж, мимо ряда безликих дверей с номерами. Остановился у двести тринадцатой, стукнул пару раз костяшками пальцев, затем заглянул:

— Вадим Петрович.

— А, Андрей, заходи, — начальник отдела кивнул, — ну что, как выезд?

Вадим Петрович Булдаков был подполковником и начинал службу ещё в советской милиции. Затем милиция стала российской, а три года назад и вовсе переименовалась в полицию. Все эти изменения он переживал стоически и когда опытному менту предложили перейти во вновь созданную службу надзора, тоже долго не раздумывал.

— Нормально, — ответил я, проходя и присаживаясь на стул у стены, закинул ногу на ногу, — взяли игрока, есть основания считать, что это один из списка.

— Кто? — тут же посерьезнел подполковник.

— Наггибатор три семёрки, — ответил я и старый опер за столом сощурился, вспоминая этого персонажа, а затем переспросил, задумчиво кусая губы:

— Ты уверен?

— Был под наложенной личиной, но вероятность большая. Он пытался атаковать и уйти, успели задержать.

— Парни все целы? — посмотрел на меня внимательно Булдаков, но чуть расслабился, когда я кивнул.

— Ладно, давай отработай его, только аккуратно, впрочем, тебя учить, только портить.

Тут снаружи здания раздался какой-то хлопок. Мы с Булдаковым синхронно пригнулись, хватаясь за негаторы, я на поясе, а подполковник цапнув пушку со стола. Затем начальник отдела выглянул в окно, выходящее на проспект.

Понаблюдав за обстановкой, он вернулся в кресло, укладывая излучатель обратно на стол, на мой немой вопрос ответил:

— Вроде тихо всё. Сейчас узнаю.

Подняв трубку телефона, он набрал дежурку, выслушал неразбочивое с моего места бормотание, затем вздохнул и вернул трубку обратно.

— Неизвестный запустил в здание управления файербол. Из повреждений только закопчёная стена и частично оплавленное окно. Сейчас проверяют по камерам, может удастся лицо разглядеть.

— Вряд-ли, — поморщился я, — дурачков в открытую бравирующих статусом и заблуждающихся относительно своей безнаказанности осталось немного. Те кто попробовал, после трёх месяцев в состоянии трупа, в статах лишились по несколько пунктов и чудить желание потеряли. Если это был маг, думаю на лицо наложил иллюзию или скрыл маской.

— Ладно, — произнёс Булдаков, — то уже не твоя забота, ты иди с этим Наггибатором решай.

Допросная у нас была на первом этаже. С клеткой в углу, для особо буйных, столом и парой привинченных к полу стульев. В стене, как в лучших домах Парижа и Лондона было сделано тонированное окно через которое, из соседней комнаты, могли наблюдать за допросом другие, оставаясь инкогнито.

Задержанного ввели, вернее будет сказать, внесли двое спецназовцев и усадили на стул, немедленно приковав руки наручниками к столу. Лже-эльф был в сознании, судя по запаху, возвращённый в этот мир ударной порцией нашатыря, постоянно морщился и кривился, но терпел, демонстрируя своё презрение к нам.

— Ну что, — присел я напротив, глядя ему в глаза, — Наггибатор семь, семь, семь, сам признаешься?

— Иди нахер, сраный непись! — злобно рявкнул тот в ответ, страшно вращая глазами.

Дёрнулся, пытаясь разорвать наручники. Со способностями игрока он бы это сделал играючи. Вообще взаимодействие игрока с предметами нашего мира было странным, словно их тела подчинялись каким-то другим законам физики, либо законам другой физики. Но сейчас он был практически обычный человек и всё что ему оставалось — лишь беситься, да крыть меня матом.

— Понятно, — я посмотрел в угол комнаты, где под потолком висела видеокамера, пищущая всё происходящее, снова вернулся взглядом к лже-эльфу, — тогда, в соответствии со статьёй сто восемьдесят девять прим один уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации, в отношении лица являющегося игроком и подозреваемого в совершении тяжкого преступления, а нападение на офицера надзора с угрозой его жизни и здоровью является таковым, для проведения допроса разрешено применение специальных средств.

Я подошел к шкафчику на стене, отпер его и достал шприц тюбик с “сывороткой правды”.

Увидев его, Наггибатор сначала замолчал, а затем, зло сощурившись, с желчью в голосе выплюнул:

— Я хочу адвоката.

Видимо сталкивался с подобным препаратом, после него отходники очень уж неприятные, всё-таки практически наркотик. Но я только постучал по шприцу ногтём, и, повернувшись, холодно ответил:

— Насколько я знаю, нет игрового класса — адвокат. Или тебе нужен кто-то с ником Адвокат? Тоже ничем помочь не могу, доступа в ваш игровой чат у нас нет.

— Мне нужен обычный адвокат, — напряженно ответил лже-эльф, неотрывно наблюдая за шприцом.

— Это который непись, что-ли? — я приподнял удивлённо бровь, — боюсь, что неписям не позволит представлять интересы игроков статус.

— Сука! — выпалил тот, — сука, сука, сука…

Забился, сползая со стула, сколько позволяли прикованные руки и плохо слушающиеся ноги.

Спецы тут же подскочили, хватая его под подмышки, потащили, усаживая обратно.

— Где следователь, где прокурор, вы охренели?! — вопил тот, отчаянно вырываясь.

— Ну о чём ты, — ответил я, подходя ближе, — ты же игрок, знаешь же, что такое игровая условность? Так вот, считай, что тут тоже игровая условность, нет следователя, нет прокурора, есть только я… — я заглянул ему в глаза, — и ты.

Воткнув иглу в шею, я выдавил полный шприц препарата и выбросил опустевший тюбик в ведро в углу.

Через несколько минут лже-эльф перестал дёргаться и поплыл. Взгляд его расфокусировался, а из уголка губ потянулась слюна.

— Твой никнейм, — задал я вопрос, снова усевшись на стул.

— Наггибатор семь, семь, семь, — медленно, пуская пузыри, ответил тот.

Я зло улыбнулся, всё-таки не ошибся в своих выводах. Спросил снова:

— Игровая раса и класс?

— Гоблин, плут.

— Уровень?

— Четырнадцать.

— Сколько людей ты убил?

Наггибатор на секунду завис, затем ответил:

— Я не убивал людей.

— Два месяца назад ты зарубил на улице семью с двумя детьми, трёх и семи лет, и нескольких прохожих, — продолжая оставаться внешне спокойным, — произнёс я.

— Это не были люди, — ответил тот, — неписи. Мне не хватало до уровня. Их хватило.

— Скольких… — тут мой голос предательски дрогнул, но я кашлянул и переспросил, — скольких неписей ты убил всего?

— Не считал. Много. Первые уровней пять на них набил. Потом опыта стали мало давать.

Откинувшись на спинку стула, я замолчал, разглядывая сидевшего передо мной, даже не знаю как назвать, монстра, чудовища… одно точно, оно больше не было человеком. А может и никогда не было, недаром система его гоблином сделала. И он такой был не один.

Относительный порядок, когда почти перестали убивать открыто на улицах, мы навели, дай бог, месяца через четыре, после создания надзора. А до этого творился форменный ад. Жизнь человеческая не стоила и гроша. Убивали за взгляд, за слово, просто смеха ради. Или, как вот этот, за крохи падающего с них опыта.