В паутине лжи

— Вы даже не потрудились выслушать меня, а уже начинаете, с позволения сказать, безобразничать, — по-детски улыбнулся Стефан, кивнув в сторону искрящихся магией рук собеседника.

— Говорите, — разрешил жирный, но воинственного настроения не лишился.

— Так вот, — начал Стефан. Откинув полы плаща, он сложил руки за спиной и стал как ни в чем не бывало расхаживать по помещению. На меня так и не взглянул с момента появления. И хорошо. Не знаю, что случилось бы у меня на душе от одного его взора. — Господин Редмонд, ваш, с позволения сказать, соратник, все рассказал еще в прошлый мой визит. И о том, как некоторое время назад вы нашли его, убитого горем после смерти дочери, и, приняв во внимание нестабильное эмоциональное состояние, подговорили участвовать в этом маленьком… предприятии.

Я удивлялась формулировкам, которые подбирал Стефан, потому что сама выразилась бы грубее. Не “соратник”, а “соучастник”. Не “приняв во внимание”, а “воспользовавшись”. Не “маленьком предприятии”, а “бесчеловечном преступлении”. Хотя его выбор понятен. По-иному разговаривать с этим существом себе дороже. Вдруг действительно разнесет все к чертям.

— И о том, — продолжал Стефан, видя замешательство жирного, — как вы предложили господину Кассано излечить его невесту от болезни при помощи ваших нетрадиционных методов. Их мотивы мне, как человеку чуткому, может и не близки, но хотя бы понятны.

Остановившись на месте, Стефан развернулся к жирному и вопросительно вскинул руками.

— Ваше поведение меня озадачивает. В чем причина, Альберт? — Стефан продолжал говорить с ним тоном участливого родителя, и это действовало. По крайней мере, мы все ещё живы. Жирный продолжал молчать, как воду в рот набравши. Однако, стоило Стефану оказаться еще на шаг ближе, как его губы скривились в гневе.

— Не подходите! — крикнул Роуз. — Всех умерщвлю!

Тяжело вздохнув, Стефан безразлично проморгался и покачал головой.

— Откровенность вам чужда, полагаю, — снисходительно улыбнулся Стефан. — Тогда позвольте высказаться за вас. Я же вижу, Альберт, я по глазам вижу, как вы наслаждаетесь возможностью иметь сильный аргумент в руках даже в такой безвыходной ситуации, — Стефан сократил расстояние между ними еще на шаг. Теперь они были в метре друг от друга. — Я вижу, что вы наслаждаетесь этой силой. Как вы любите эту жизнь. Вы думаете, я поверю, что вы способны лишить себя удовольствия, порождаемого безграничной властью, из-за предстоящего разбирательства?

Роуз долго молчал, словно обдумывая его слова, а со лба текли капли пота, попадая на ресницы, из-за чего приходилось часто моргать.

— Что меня ждет? — переспросил жирный.

— Уберите это, Роуз, — брезгливо бросил Стефан. — С оружием в руках беседы не ведут.

Поразительно, но жирный действительно послушался — кровавая магия постепенно сходила с рук, и когда совсем очистились, он ухватился за край тахты, чтобы не рухнуть на месте. Курт хотел тут же подбежать к нему, но был остановлен жестом Стефана.

— Извольте пройти в гостинную, господин Роуз, — вежливо пригласил его Стефан. — Там мы сможет все обговорить.

Жирный коротко кивнул и, склонив голову, пошёл на выход. В дверях его встретили несколько человек в форме и тут же, ловким движением рук, надели меритиловые наручники — единственный способ ограничить магическую силу. Роуз, к удивлению, больше не сопротивлялся. Стефан проводил его взглядом, затем перевёл его на меня.

— Подскажите, где здесь можно закурить, господин Редмонд? — спросил он его, не отрывая взгляда от моего. Я почувствовала от него благодарность и поддержку.

— Где угодно, — бросил Курт, протирая лицо как после долгого сна. — В гостинной в том числе.

Стефан скромно улыбнулся и посмотрел на дверь. У меня десятый раз за день на душе все перевернулось. Отчаяние сменилось неописуемым счастьем. Ещё никто я не чувствовала, как на самом деле люблю эту жизнь и хочу продолжать жить.

— Тогда я на выход. Займетесь остальным? — добродушно спросил Стефан.

Курт закивал, виновато уперев глаза в пол, будто бы боялся после всего смотреть мне в глаза. Когда Стефан ушёл, Курт подошёл ко мне, чтобы, наконец, развязать. А я… просто до конца не верила в произошедшее. Потирая затёкшие от веревки запястья, не испытывала к нему ненависти. К н и г о е д . н е т

— Я могу отвести тебя в спальню или… приготовить что-нибудь поесть… скажи, что хочешь… — неловко изъяснялся он, словно вчерашний школьник в борделе. Несмотря на усталость и пережитое, у меня, пожалуй, хватит сил на последнее дело перед отдыхом.

— Отведи меня к могиле Люси. Но для начала хорошо бы передать Эрика твоим гостям. Наверняка среди них найдутся медики.

Когда мы вышли на свежий воздух, я позволила себе остановиться и вдохнуть полной грудью. Как будто выбралась из долгого заточения другой, обновленной. Возможно, так оно и было. Еще неделю назад я бы, наверное, задумалась, оставлять ребенка или нет, а сейчас уверена стопроцентно. Но об этом позже. Надо помочь Курту как и обещала. Специалист по некромантии из меня, конечно, тот еще, но видеть мертвых детей мне это не мешает.

Курт шел молча, неся канделябр, чтобы мы могли хоть что-то увидеть сквозь тьму. Странно, но его пальцы с каждым шагом тряслись все сильнее и сильнее, хотя излишней тревожности в нем я раньше не замечала.

— Как ты? — поинтересовалась я, идя позади.

— Это я у тебя должен спрашивать, — с горечью в голосе говорил Курт. Преступник он или нет, но вину чувствовал однозначно. Правда, это мало что меняет, но все-таки.

— Жить буду, — сказала я. Когда мы свернули с прямой дорожки в заброшенный сад, в центре которого я разглядела неработающий фонтан, я решилась спросить: — Как ты подписался на все это?

— Дочь умерла, — коротко ответил он, но после всего произошедшего я не могла терпеть недосказанность и решила потребовать ответов.

— Когда?

— Пару месяцев назад, — ответил Курт. Насколько помню из досье и рассказов Стефана, в это время он перестал появляться в светском обществе и вообще стал вести затворнический образ жизни, а о трагедии в семье не сообщил никому, даже местному священнику, который должен был отпевать ребенка. Столь радикальные перемены в характере и заставили подозрительного Стефана задуматься о том, что герцог может планировать нечто нехорошее.

Курт привел меня к высокой иве на краю сада, под которой нерушимым монолитом стоял единственный могильный камень.

— Как и где это случилось? — допытывалась я, а он продолжал медлить, выводя меня из себя. Молчание длилось с минуту, Курт буквально замер около могилы, а его глаза увлажнились. Я тяжело вздохнула, потому что не могла не сочувствовать его утрате, но одновременно с этим мне очень, очень сильно хотелось поесть и прилечь поспать хотя бы на пару часов. А Курт с его театральными паузами в нашем разговоре не давал мне этого сделать. — Курт. Расскажи мне об этом, иначе я смогу помочь Люси.

— Она убила ее, — горько прошептал мужчина.

— Кто? — осторожно спросила я.

— Моя жена. Эта женщ… этот челове… это существо забрало самое ценное, что было в моей жизни, — выпалил Курт, не поворачиваясь ко мне. Я не видела, но чувствовала, что он заплакал и, как любой мужчина, стеснялся этого, считая слабостью. Я не настаивала на разговоре с глазу на глаз. Им в любом случае займутся профессионалы из управления. Жаль только просить материалы дела будет немного подозрительно. Не любят у нас людей, которые лезут не в свое дело. А оно уже будет не мое, хотя, возможно, мои мелкие наработки после встречи с двумя господами будут полезны. Я уже хотела продолжить допрос, но Курт вдруг сам продолжил: — В приступе истерики она бросилась в речку, прихватив с собой мою девочку. Зимой, в лютый мороз. Ветер был порывист, а течение сильным. Я мог спасти обеих, но не стал. Я вытащил Люси и, укутав ее в шубу, побежал домой, чтобы ее отогреть. Смерть жены — крест, тяжкая ноша, которая не покинет меня до конца дней. Но я был так зол, что… ты и понятия не имеешь. Она хотела утопиться с моим ребенком. В конце концов, ее мечта исполнилась, и Люси умерла, проведя неделю в горячке. Я сидел у нее постели безвылазно.