Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 41 из 63

Кидаю Ренату голосовое сообщение, вкратце обрисовывая произошедшую ситуацию и плетусь собираться. В поддержку мне прилетает лаконичное:

«Я в тебя верю, ясноглазая. Если что, звони!» и смайлик с сердечком.

Мое, кстати, сжимается от страха. Ну, не запрут же они меня дома, правда? Не привяжут цепью к батарее и не заставят сидеть в углу? Родители, может, у меня и принципиальные, но не садисты! А значит, страх мой безосновательный и глупый. И тем не менее.

Вызвав в приложении такси машину, уже через полчаса с момента звонка от Ильи я выхожу у подъезда родительского дома. А там, чем ближе к квартире, тем тяжелее идут ноги.

Дверь я открываю своим ключом. В прихожую прохожу, стараясь сильно не шуметь. Вообще все движения стараюсь делать размеренно и плавно в надежде, что мое нарочитое спокойствие поможет избежать ругани.

В квартире тишина. На первый взгляд кажется, что и нет никого.

Но это только на первый взгляд. Я успеваю только расстегнуть куртку и скинуть ботинки, шагнув в сторону своей спальни, как дверь в отцовский кабинет открывается. Сердце говорит «бум» и ухает в пятки.

Марк Анатольевич вырастает своей мощной фигурой в дверном проеме. По лицу папы пробегает тень недовольства. Нет… отголоски тихого бешенства. Неужели он так из-за нашей с мамой стычки психует? С трудом, честно говоря, верится.

— Здравствуй, пап, — говорю я первая примирительно. — Я за документами. Илья Владимирович попросил…

— В кабинет ко мне, Виктория. Быстро! — даже не дослушав, кивает отец, дерганно отступая и выжидательно высверливая взглядом дыру у меня во лбу.

Ну, вот и все. Началось.

— Что-то случилось, пап? — решаю закосить под дурочку, хотя у самой поджилки трясутся.

— Ты еще имеешь наглость спрашивать? Я сказал, в кабинет, Виктория. Немедленно.

Это «немедленно» ножом режет по сердцу. Сбежать не получится. Вариантов нет.

Не снимая куртку, прохожу куда велено. Оглядываюсь осторожно. Тут все, как всегда: заваленный бумагами рабочий стол и куча презентованной отцу лабуды от коллег и подчиненных. Вокруг гнетущая атмосфера. Хочется сжаться и раствориться. Никогда не любила заходить в его кабинет.

— Где мама? С ней все хорошо? — на минуточку становится страшно, а вдруг Ренат был прав? Но всего на минуточку. Весь страх развеивает папино:

— Ты бы лучше беспокоилась о матери, когда впутывалась в сомнительные истории с сомнительным пацаном! — слышу тяжелые шаги отца, закрывшего дверь и вернувшегося к массивному рабочему столу.

Давлю вздох, встречаясь с хозяином кабинета взглядом:

— Что ты хочешь этим сказать? Что значит «сомнительные истории»?

Отец поигрывает желваками. Вообще-то он у меня очень красивый и солидный мужчина, но вся его красота меркнет на фоне непреклонного и жесткого характера, которым он умеет не просто давить, а уничтожать оппонента. Вот как сейчас, когда кидает передо мной на стол какую-то газету с кричащим заголовком, который я читаю и…

Меня бросает в жар, а потом тут же в леденящий душу холод. Кровь отливает от лица так быстро, что есть риск потерять сознание. К горлу подступает тошнотворный ком.

— Полюбуйся. «Яблочко от яблони», а? Как тебе? — звучит с отменной долей яда.

Я подхватываю газету и сфокусировав все свое внимание на заголовке, читаю беззвучно, едва шевеля губами: «Яблочко от яблони или будни золотой молодежи. Нужен ли нам такой губернатор?» и во всю первую страницу огромный снимок. Мой. Наш с Ренатом. Очевидно, кадр с какой-то из уличных камер видеонаблюдения, сделанный в вечер нашего знакомства. В тот самый момент, когда я, будучи уже прилично «навеселе», выбежала на проезжую часть, раскинув руки.

— Откуда… — качаю головой, мельком пробегая по статье. От написанного тошно становится вдвойне. Как всегда, мерзкие журналюги выставили все в самом порочащем и нелицеприятном свете, согласно словам которых я чуть ли не наркоманка с алкогольной зависимостью и неразборчивыми половыми связями. Чушь!

— Это неправда! — выпаливаю, краснея вся до кончиков ушей. — Я не… я не такая! Это все наглая ложь! — наворачиваются слезы на глаза от жгучей несправедливости.





— Не такая?! — рычит отец.

— Да! — начинает меня мелко потряхивать, я сильнее сжимаю газету.

— Я предупреждал тебя, Вика! Я тысячи раз предупреждал тебя, но ты наивная дура, считающая, что родители просто сотрясают своими словами воздух, — уже не сдерживаясь, рычит отец, упирая руки в стол. — Ты представь, что эта мерзкая бульварная газетенка попала в руки горожан: какую, по-твоему, репутацию сделает мне эта разгромная статья накануне назначения?!

— Тебе? — офигеваю вконец. — Тебе репутацию?

Обидно становится в тысячи раз сильнее! Не за меня он беспокоится, оказывается. А за себя. За свою мэровскую задницу и свое идиотское губернаторское кресло. Вот что во главе угла. Господи, как же мне выть охота!

— «Губернатор, который даже свою дочь не способен проконтролировать», так там, кажется, написано? Ты своей взбалмошной выходкой чуть не разнесла к чертям все, что я строил годами, Виктория! — припечатывает кулаком по столешнице папа, да с такой силой, что стакан с письменными принадлежностями подпрыгивает и валится со звоном на пол.

Я подпрыгиваю вместе с ним, поднимая на отца испуганный взгляд. В глазах ярость, бешенство, злость — они кровью налились. С таким не то что спорить, а в одном кабинете находиться страшно. Однажды я уже чуть не схлопотала пощечину, поэтому в этот раз на негнущихся ногах благоразумно делаю пару шагов назад.

— Наркоманка, алкоголичка и едва ли не проститутка, и это моя дочь? Позор!

— Ты же знаешь, что это все выдумки…

— Знаю. Я знаю. И скажи спасибо моей службе безопасности, которая вовремя изъяла этот тираж из оборота, но сколько еще я буду краснеть за твои выходки? Спуталась и уехала из клуба с первым встречным, это что вообще такое? Разве так мы тебя с матерью воспитывали?! Ты ведешь себя, как…

— Как кто?! — повышаю голос. — Ну же, давай, как кто?! Ренат не первый встречный, папа! — поджимаю губы, а то они чем дальше, тем сильнее дрожат. — Я люблю этого парня, ясно? Да, в тот вечер мы только познакомились, но это не просто роман на одну ночь. Слушай, — делаю вдох, — пожалуйста, дай мне все объяснить, и я…

— Ты знаешь, кто этот твой Ренат? — перебивает отец.

— Знаю.

— Боец, — выплевывает мне в лицо это слово так, как будто я с уголовником каким-то встречаюсь. — Спуталась с каким-то гребаным бойцом, Вика! — сердце сжимается от нового витка жгучей обиды за Реню.

— Разве это плохо? — округляю глаза. — Почему ты говоришь таким тоном, как будто он преступник? Он жизни спасает! Он людей спасает! Он вообще…

— И что дальше? Что дальше, Вика?! Я желал своей дочери лучшую жизнь, но тебя с этим парнем моментально понесет по наклонной. Уже. Уже понесло! Алкоголь, клубы, обжимания на улице и загулы до утра — это, по-твоему, нормально?!

— Ренат тут не при чем, а это, — машу газетой, — было всего раз, и не так, как пишут в этой статье, ясно? Это все грязная ложь!

— Ты рядом с ним дичаешь и теряешь контроль! Становишься неуправляемой и разваливаешь нашу семью!

— Я разваливаю? Поверь мне, если это и так, то Ренат тут не при чем! — упрямо сжимаю кулаки, откидывая газету. — Самое простое — искать виноватого в стороннем человеке, но наша семья прекрасно разваливается и без Рената, и виноват в этом ты! Ты со своими бесконечными правилами и запретами душишь меня, а я не твои подчиненные, папа! Я твоя дочь!

— А ты думаешь, вот этот парень лучше? — морщится отец. — На хер ты ему не нужна, поняла? У него этих баб было столько, что не сосчитать! Роман за романом, не ты первая и не ты последняя. Только жизнь себе угробишь! А нас с матерью в такую грязь втопчешь, что вечность не отмоемся!

— Это неправда!

— Правда.

— Он любит меня! И я ему нужна! — топаю ногой, как капризный ребенок.

— Сегодня, — припечатывает зло отец. — Завтра. И еще пару лет, пока не надоешь. А потом ты как себе вообще вашу жизнь представляешь? В блаженной нищете? Мотаться за ним по командировкам будешь? Сегодня он здесь, завтра где-нибудь в глубокой Сибири или на Камчатке. За ним поедешь?!