Страница 36 из 71
Паркер
2 года назад
Я привел своих родителей, Джун и Кейда в гостиную. Мой подарок для отца и мачехи был повешен над камином, пока мы ужинали, о чем я договорился с экономкой. Теперь он висел на стене, величественный, огромный и впечатляющий. Даже я был ошеломлен тем, что я создал.
— Вот он, — гордо объявил я, глаза озорно блестели, когда я повернулся к ним лицом. — Я нарисовал семейный портрет нас пятерых в качестве подарка к вашей годовщине. Надеюсь, вам понравится.
Я наблюдал за выражением их лиц. Рейчел, восхищенная и ликующая. Кейд, немного удивленный, но впечатленный тем, что я сделал. Джун в восторге. И мой отец, который смотрел прямо на меня, стиснув зубы. Но он ничего не мог сделать, чтобы изменить то, что я сделал. Доказательство, блядь, было прямо там, на холсте.
Наши родители стояли на заднем плане, гордо глядя на нас троих сверху вниз. Перед папой сидел Кейд, ухмыляясь в своей мрачной манере. А перед Рейчел сидел я с ухмылкой, мои глаза обращены к Джун, которая расположилась у меня на коленях, устроившись на них, как она привыкла.
— Что вы об этом думаете? — Спросил я, и мое сердце пропустило удар, когда я понял, что прошла почти минута, а никто из них еще не сказал ни слова. — Я действительно надеюсь, что вам это понравилось. У меня на это ушла целая вечность.
— Это потрясающе! — Рейчел заключила меня в объятия. — Абсолютное совершенство. Так красиво!
— Отличная работа, чувак. — Мой близнец похлопал меня по спине, а Джун кивнула и присоединилась к его похвале, тоже обняв меня.
Единственным человеком, который остался, был папа, и по одному только выражению его лица я мог сказать, что он был зол на меня. Идеально, в этом и был весь мой план.
— Паркер, — рявкнул он. — В мой кабинет. Живо.
Остальные смотрели широко раскрытыми глазами, как он повел меня вверх по лестнице в свой кабинет. Папа запер за нами дверь, и я сел перед его столом, удобно потягиваясь, пока он ходил по комнате с выражением чистой ярости на лице.
— Я не знаю, о чем, черт возьми, ты думал, рисуя Джун таким образом, — сказал он мне разъяренным тоном. — Сидя у тебя на колене… Ради всего святого, ей девятнадцать. Слишком взрослая, чтобы сидеть так. Ты вкладываешь идеи в ее голову. Ты заставишь ее думать, что она тебе нравится.
— Может быть, она мне действительно нравится. — Улыбаюсь я. — Может быть, она мне очень нравится.
— Ты серьезно? — Он встал передо мной, тяжело дыша, когда мы столкнулись взглядами. — Мы потратили годы, размышляя над этим, Паркер. Я думал, что выкинул эту идею из твоей головы раз и навсегда.
— Ты имеешь в виду, ты думал, что выбил из меня эту идею? — Невинно повторил я, поправляя его. — Потому что это то, что ты делал, не так ли, папа? Ты бил меня до тех пор, пока не решил, что я, блядь, вылечился. Что ж, новости, блядь, срочные, ты не можешь вылечить одержимость! Ты можешь сделать только хуже.
— Ты чудовище, — прямо сказал он мне, и я рассмеялся ему в лицо.
— Это заняло у тебя много времени, — прорычал я. — Ты должен был знать все эти годы, что плохое семя не изменить. Я всегда был плохим яблоком, белой вороной в этой семье, не так ли? Кейд, блудный сын, ты принимаешь его с распростертыми объятиями, как бы сильно он ни облажался. Но не я. Ты всегда отталкивал меня.
— Ты никогда не спрашивал себя, почему? — Он потер виски, его дыхание стало еще тяжелее. — Я боюсь тебя, Паркер. Мы все тебя боимся. Того, кем ты стал.
Я поднялся со стула, надвигаясь на мужчину, пока его спина не оказалась плотно прижатой к стене, когда я зарычал ему в лицо:
— Я такой, каким ты, блядь, меня сделал, папа.
— Не вини в этом меня. — Он откинулся назад, кашляя. — Не вини во всем этом меня.
— И что тогда? — Рассмеялся я. — Тот факт, что у меня не было матери? Что Кейд всегда привлекал к себе внимание? Что я хочу выебать мозги Джун? Обвиняй кого угодно и во всем, что хочешь, папа. Это не изменит фактов.
— Каких фактов?
— Что я, наконец, сильнее тебя. — Я отогнул рукав его рубашки, ухмыляясь, когда увидел синяки. — Видишь? Сильнее. Лучше. Злее.
Он снова начал кашлять, пытаясь отдышаться, и я застонал. Я оставил его согнувшимся пополам у стены, выдвигая ящик в его столе.
— В каком ящике?
— Третий, — прохрипел он.
Я вытащил его лекарство. Папа был полным мужчиной, и за последние несколько лет он принимал несколько лекарств. Я посмотрел вниз на то, что было у меня в руках. Ингалятор от астмы и два флакона таблеток. Одна комбинация таблеток облегчила бы его боль. Другая бы убила его.
Я высыпал несколько таблеток на ладонь, налил стакан воды из графина на столе и принес их ему. Он проглотил таблетки, запивая их большими, жадными глотками воды. Распылил ингалятор ему в рот. Ждал мгновенного облегчения, которое обычно приносили ему таблетки. Но на этот раз этого не произошло.
— Ты сделал мне много плохого, — задумчиво сказала я ему. — Ты заморочил мне голову, и Кейду, и Джун, и Рейчел. Наверное, и маме тоже, когда она еще была рядом. И ты всегда называл меня чудовищем. Я думаю, что сначала тебе следует долго и пристально смотреть в зеркало. Увидеть, кто настоящий монстр.
— Какого черта ты…? — Он снова начал хрипеть, пытаясь отдышаться.
Я схватил его за плечи и подвел к горизонтальному зеркалу на стене. Снова начался приступ кашля, и я похлопал его по спине, пока мы смотрели на наши отражения.
— Ты сделал меня тем, кто я есть, — сказала я ему. — Плохим яблоком. Но опять же, папа, яблоко от яблони недалеко падает. Помнишь?
Его глаза покраснели, и я понял, что мой план сработал. Он прикрыл рот рукой, чтобы откашляться, а когда отдернул руку, на ладони у него были пятна крови.
— Это все твоя вина, — мягко продолжил я. — Может быть, в своей следующей жизни ты сделаешь лучший выбор. Но теперь уже слишком поздно.
Он прислонился к зеркалу, размазывая капли крови по всему стеклу.
— А теперь сделай глубокий вдох, если сможешь. — Я мягко улыбнулся, похлопав его по спине. — Это может быть твоим последним вздохом.
Тогда он начал задыхаться, а я наблюдал за этим с улыбкой на губах, мысленно считая до десяти. Тогда я начал звать на помощь. Но к тому времени, когда Рейчел, Кейд и Джун вбежали в кабинет, было уже слишком поздно. Он рухнул перед ними, сильно ударившись об пол. Было уже слишком поздно, мы все знали это еще до того, как приехала скорая помощь.
Он исчез.
***
Джун больше не спрашивала о картине, что немного странно. Я подумал, что она захочет увидеть себя, посмотреть, как я ее нарисовал. И мне доставило бы определенное мрачное удовлетворение увидеть выражение ужаса на ее лице, когда она увидит, какой я ее себе представлял. Беспомощная марионетка на ниточках, управляемая своим хозяином, то есть мной.
Но у меня не было возможности показать ей, и она больше не поднимала эту тему. Следующие несколько дней она все больше и больше прячется в свою скорлупу. Она отталкивает меня, и каждый раз, когда я спрашиваю ее об этом, она отрицает этот факт. Но я понял, что что-то случилось. Я чувствую, как наша связь разрывается, как тупой нож разрезает ветхую веревку, которая удерживает нас вместе. Я не позволю этому случиться. Я больше никогда не потеряю свою маленькую сестренку.
Сегодня, я рано возвращаюсь домой с работы, лицо моего отца на семейном портрете в холле издевается надо мной. Ярость кипит в моих венах, угрожая выплеснуться наружу. Мне нужно причинить кому-нибудь боль. Прошло много времени с тех пор, как я делал это, и желание разливается по моему телу, напоминая мне, что я все еще тот монстр, которым видел меня мой отец.
Когда Джун приходит домой несколько часов спустя, она находит меня развалившимся на диване и играющим в видеоигры. Я могу сказать, что она уже разозлилась, увидев, что я делаю, вероятно, не одобряя, потому что я не провел достаточно времени в компании сегодня. Хотя мне на это насрать. Сейчас компания в значительной степени управляется сама по себе, и я не вижу смысла тратить свои дни в офисе, когда я могу поручить работу другим людям, а сам могу просто пожинать плоды.