Чудовища

— Конечно, не возжелают.

Он довольно улыбнулся, и я открыла голографическое меню, чтобы настроить редактор генов.

— А вы разве не покараете чистокровных? — неожиданно спросил Михей, невинно заглядывая в глаза, словно ребенок. — Они много непотребств чинили.

— Ну что ты, Михей, — улыбнулась я, — мы не боги. Мы такие же люди, как и ты. Просто у нас есть технологии, поэтому и возможностей несколько больше.

— Текнолохии… — задумчиво протянул он.

— Да, — кивнула я, — благодаря развитой науке.

— Наука? — округлил глаза он. — Изобретательство? Так то же грех! Ученые-колдуны привели мир к Катастрофе!

— Это давно позади, Михей!

— Одиннадцатая заповедь гласит: не изобрети себе механизма, ни облегчающего труда твоего, ни облегчающего убиения зверя лесного, равно как и водного и небесного! Ибо изобретательство есть мерзость пред ликом Господним, и кара небесная постигнет того, кто упадет во искушение изобретательства!

— Это не так. Ты же пользуешься ножом или силками?

— А как же! — кивнул он.

— Они тоже когда-то были изобретены. Катастрофы иногда случаются, но это не значит, что изобретения и наука — вселенское зло. Это просто инструмент. Например… как нож! Ножом можно резать морковку, а можно и убить кого-то. Ты же не скажешь при этом, что нож — это зло?

— Вестимо, нет. Но что, коли наука опять приведет к Катастрофе?

— Благодаря науке мы смогли добраться до вашего мира и спасти тебя, разве это не чудесно?

— Почему тогда вы не вызволили Любаву?

— Любаву? — удивилась я.

— Ну да, — кивнул Михей, — жену мою. Разве справедливо, что ее сожгли заживо? Почему вы не вызволили ее? Разве она не вела праведную жизнь? Не соблюдала заповеди? А другие бабы из моей слободы? Чем они провинились?

— Михей, — вздохнула я. — Я же сказала, мы не боги. Мы не можем всех спасти. Очень жаль, конечно…

— Разве энта ваша наука не всемогущая? Разве вы не всезнающие? Не бессмертные?

— Нет. Невозможно стать всезнающим и бессмертным, хотя благодаря науке мы можем узнать больше, чем вы, и живем дольше, чем вы.

Он выглядел задумчивым, поэтому я продолжила:

— Любым инструментом можно пользоваться во благо или во вред. Важно научиться пользоваться инструментами, а не выбрасывать их, потому что ими ненароком можно пораниться.

Спустя несколько минут я обратилась к роботу Валере, все это время сидевшему неподалеку:

— Одиннадцатая заповедь — твоих рук дело?

— Конечно, — кивнул он. — А как еще победить вырожденцев, если не втемяшив им в головы обскурантизм? Некоторые из них, знаешь, какие сильные благодаря мутациям? Многие другие невероятно быстрые, бывали и такие, которые ядом плевались или в кромешной тьме видели, словно кошки.

— Некоторые мутации, возможно, полезные. Может, оставить их в генофонде? — задумчиво произнесла я.

— Можно и оставить, но будет ли тогда такое существо представителем вида Homo sapiens? — нахмурился Валера.

— А почему нет? У каждого человека есть несколько мутаций относительно его родителей. Все мы мутанты. Какое количество мутаций нужно, чтобы человек перестал быть человеком? А как насчет генномодифицированных? Люди давно внедрили себе гены собак, отвечающие за выносливость, антираковые гены слонов и «гибернационные» гены медведей…

— Еще ген короткого сна, позволяющий спать по четыре часа в сутки и прекрасно высыпаться, — напомнил Валера. — Когда-то процедура его вживления была очень популярной, а сейчас он уже встроен в геном всей популяции.

— Да, — кивнула я. — И еще некоторые даже вживляют себе ген, отвечающий за выработку целлюлазы, чтобы жрать древесину. Неплохое решение проблемы голода, разве не так?

— Ага, только вот, если верить обладателям такого гена, древесина так себе на вкус, — скептически заметил Валера, — и они отнюдь не рвутся ее жрать.

— А как насчет колонистов? Земные растения не всегда приживаются на других планетах, зато там могут быть весьма живучие представители местной фауны. Но они будут пригодными в пищу, только если колонисты подкорректируют себе несколько генов.

— Люди не всегда меняют свои гены ради освоения других планет, — возразил Валера. — Бывает, что редактируют геном инопланетной живности.

— Обычно ДНК местной биоты модифицируют, если это легче, чем менять человеческий. Но на той же Земле-12 колонисты изрядно поработали над своим геномом, чтобы употреблять в пищу растения и мясо некоторых животных.

— И все же бо́льшая часть биоты так и осталась несъедобной.

— Ну, когда появились метаморфы, уже было не до экспериментов с генами, — заметила я и, помедлив, добавила: — А как быть с колонизацией нестерпимо холодных планет?

— Я за терраформирование, — заметил Валера.

— Это дорогой и длительный процесс. Намного легче встроить себе гены, отвечающие за белки-антифризы, и средствами генной инженерии понизить чувствительность к холоду.

— Может, еще шерсть отрастить? — съязвил Валера, но тут же добавил: — Но я тебя понял, человек давно из Homo sapiens превратился в Homo sapiens mutatio. Правда, некоторым гомосапиенсам это не нравится. Они против того, чтобы их вытеснял новый вид.

— О да, появились целые секты натуралистов, верующих, что человек не имеет права модифицировать святую и неприкосновенную ДНК. Ее же создал Бог, а мы, жалкие смертные, пытаемся играть в Бога. Но возникновение нового вида неизбежно. Что в этом плохого? Разве не лучше, если люди станут более совершенными и приспособленными?

— Не знаю, — вздохнул Валера, — иногда я размышляю над тем, что такое человек, и понимаю, что у меня нет ответа на данный вопрос. Так кого я должен защищать?

— Ты прав, это сложный вопрос. По сути, современный человек — сборная солянка фрагментов ДНК многих земных биологических видов. Некоторые решаются даже на встраивание себе инопланетных и синтетических генов. Так кто может считаться чистокровным Homo sapiens-ом? И о какой чистоте расы может идти речь?

В медотсек вошел Зак, некоторое время наблюдал, как я настраиваю редактор генов для Михея, после чего спросил:

— Ты правда думаешь, что это возможно? Взять и переделать гены взрослого существа настолько, чтобы оно стало… представителем другого биологического вида?

— Оно и сейчас вполне Homo sapiens, просто с кучей левой ДНК. Homo sapiens химера. Полагаю, радиация повлияла на метаморфов так, что они хоть и стабилизировались в облике людей, но с кучей генов других существ. Скорее всего, местных животных. Возможно, это просто были молодые и неопытные метаморфы. Они видели, что происходило с теми, кто метаморфировал, и предпочли остаться людьми.

— Думаешь, сможешь вычистить из него левую ДНК?

— Ну а почему это должно быть невозможным? И вообще! Когда-то вертикальный взлет считался невозможным, а потом изобрели вертолет. Потом никто не знал, как «приручить» горячую плазму, но спустя какое-то время плазмометы все-таки создали. С электрометами такая же история: всего где-то около столетия назад способность метать молнии считалась исключительно атрибутом богов из древних легенд.

Закончив с настройкой, я нажала «Пуск», и редактор генов загудел, отправляя в вену Михея полчища нанороботов.

С каждым днем все больше проявлялись результаты деятельности этих микроскопических трудяг. Сначала у Михея выпала вся шерсть, только на голове шевелюра осталась такой же пышной. Понемногу выправлялась осанка, надбровные дуги становились не такими выраженными, лоб более высоким, а челюсть и нос более изящными. В конце еще и когти на ногах отвалились, а вместо них начали отрастать вполне человеческие ногти.

Что, если взять человека и заменить ему один ген, он останется тем же индивидуумом? Конечно, а если проделать то же самое с половиной генотипа? А что, если один за другим менять ему гены пока они все не заменятся новыми? Пусть даже человеческими, просто другими. Будет ли это тот же человек?

С роботами так же: мы меняем им запчасти, и считаем их прежними даже после основательных обновлений. Серафиму, за все время его службы разным монахам, сменили все детали. Фактически у него не осталось ни одного винтика из тех, которые были при выпуске, но это все тот же Серафим. По крайней мере, он считает себя прежним.