Страница 10 из 12
Восьмой «А» ответил зычно, но не общим гласом – одни тянули восторженное «О-о-о!», другие унылое «У-у-у!»
Анна Михайловна процокала к дверям, сталкиваясь с пожилой математичкой. Вероника Матвеевна вошла стремительной, энергичной походкой, шелестя строгой юбкой гимназической длины. Из-под голубой кофты выглядывала белая блузка, а седые космы учительница повязала цветастой косынкой, напоминая постаревшую рабфаковку.
Сразу было видно – Вероника Матвеевна выше мирских забот и всяческой суеты. Больше всего на свете она любила заниматься математикой, а если за это еще и зарплату получать, то чего же лучше.
– Подросли? – задала математичка дежурный вопрос, небрежно сгружая на стол журнал и деревянный транспортир. – Загорели?
– Ага! – ответил класс вразнобой.
– А у нас новенький! – доложил одинокий голос.
– Да ну? – учительница порывисто отошла к окну, отворяя форточку, и достала сигареты «Стюардесса». – И кто же это?
Я встал, выйдя из-за парты, и представился:
– Даниил Скопин. Ну, или Данил.
Вероника Матвеевна ловко прикурила, затянулась, щуря глаза, и выпустила дым в форточку тонкой сизой струей.
– Ну, или Данил, – улыбнулась она суховатыми губами, – а что у тебя по математике?
– Пять.
– Отлично!
Быстро досмолив сигарету, учительница вернулась к столу и сказала хорошо поставленным голосом:
– Запишите новую тему: «Алгебраические дроби и допустимые значения переменных»…
* * *
Звонок грянул глухо и как-то неуверенно, словно отвыкнув сверлить мозг истошным набатом. Однако класс сразу ожил, заегозил, предвкушая краткие минуты вольницы.
Я посмотрел на Аллу. Девушка напрягалась весь урок, стараясь не касаться меня даже взглядом.
– Если тебе неприятно мое соседство, – тихонько заговорил я, склоняясь к девичьему ушку, – могу пересесть.
– Нет-нет, – вздрогнула Комова, удушливо рдея. – Не надо…
– Ладно, остаюсь, – губы изогнулись в самой милой из моих улыбок.
Тут же мне с задней парты ткнули линейкой в спину. Я обернулся к грудастенькой и круглолицей девчонке, чьи глаза пылали неутолимым и въедливым любопытством.
– Чего там шепчетесь? – зашипела она, ложась на парту.
«Варя Терентьева!» – вспомнил я. Надо же… Как имя сочетается с главной жизненной страстью…
– Назначаю свидание, – мурлыкнул я. – А что?
Любопытная Варвара вспыхнула, заалела щечками, а Комова дернулась, выталкивая:
– Неправда… Мы просто…
– Да не обращай ты внимания, – мягко присоветовал я, развернувшись, и встал. – Вероника Матвеевна!
Галдеж поднялся до пиковых высот, уже не вмещаясь в классе, и хлынул в рекреацию. Мне пришлось выйти к самому столу – математичка скорым, летящим почерком заносила в журнал чернильные строчки.
– Вероника Матвеевна, а когда будет школьная олимпиада по математике?
Учительница с новым интересом глянула на меня.
– Хочешь участвовать?
– Хочу.
– Ага… – сухие нервные пальцы вертели ручку с золотым пером. – Пятнадцатое сентября тебя устроит?
– Вполне, – я отзеркалил улыбку, скользнувшую у математички по губам.
– Ну, все. Готовься!
Вероника Матвеевна широким, немного мужицким шагом двинулась из класса. Память потянула меня туда же – память о великолепных, восхитительно толстых оладьях из школьного буфета. Но не судьба – человек семь или восемь девчат и ребят, из тех, кто держал нейтралитет, обступили меня.
– Скопин, а ты откуда? – звонко поинтересовалась миниатюрная девчушка с парой огромных бантов на «хвостиках».
– Из Унечи, – в моем ответе звучала покорность. – Это в Брянской области. Райцентр.
– Больше Липовец? Или как? Липовцев?
– Ненамного, – покривил я душой.
– А ты марки собираешь?
– А кто тебе больше нравится – Алла или Лена?
– Димон, сейчас допросишься!
– А в футбол играешь? А в баскет?
– А ты чё, взаправду на олимпиаду? Сечёшь по матёме, да? О, я у тебя на контрольной списывать буду!
Спасибо уборщице – тетя Глаша дала звонок точно по расписанию. Он-то и прервал мое интервью. Но не стоило обманываться зримым доброжелательством, как в прошлой жизни, и верить, будто нечаянные одноклассники приняли меня.
Новичок и за год не станет своим, тем более в восьмом классе – тутошние «старички» выросли вместе, сроднясь по малолетству. Да и не собирался я укореняться на здешних грядках, у меня иные планы на жизнь…
– Ты не знаешь, что у нас по расписанию? – неожиданно спросила Алла. – Я забыла дневник заполнить…
– Инглиш, – рассеял я ее незнание, и обаятельно улыбнулся.
Понедельник, 3 сентября. День
Октябрьский район, совхоз им. Тельмана
Увесистый корнеплод врезался в плечо. Я быстро обернулся. Фастов? Не-ет… Это Андрюша. Фамилии не знаю, да и зачем она мелкому пакостнику? Мельчайшему. Я тоже не дылда, на физре стою четвертым по росту, но Дюха и вовсе «полтора метра с кепкой».
Второе попадание, однако! Пора оказать сопротивление. Я взвесил подходящий снаряд – картошка приятно оттягивала руку.
Ножи метать так и не научился, а вот окатышем шавку сносить – умею. Нужда заставила. Столько, помню, псин развелось на дачах, что я загодя гальку подбирал. Иду и озираюсь. Бросится дружок человека, я как пульну… Визгу! А мне в кайф…
Размахнувшись, швырнул картофелину. Тут Дюха обернулся полюбопытствовать, жив ли я после мощного накрытия – бульбочка влепилась ему прямо в лоб. Пацаненок взмахнул руками, и плюхнулся задницей на рядок, а я вскинул обе руки, скрепив их в известном жесте – физкультпривет!
Прилетело сразу две ответки – внушительные, такие, клубни. От одного удалось увернуться, а другой – поймать. И уложить в ведро.
Уродилась нынче картошечка! Рядки на совхозном поле, подкопанные трактором, переполнились урожаем. Замучишься убирать – спина уже ныла. И я приспособился – из уборщика «перевелся» в носильщики. Та еще работенка, так хоть спину не гнешь. Туда-сюда. Пока дотащишь два ведра до прицепа, девчонки успеют еще пару цинковых набрать. Так и челночил.
Звякнув пустыми, оставил их на рядке – картофелины гулко посыпались, колотясь о дно. Аня Званцева с Женей… м-м… не помню… кряхтели в позе лягушек, наполняя гудящую тару.
– Даня! – донесся зов Аллы. Девушка приподняла голову, тыльной стороной ладони отмахивая непослушную прядь. – Забери наши, пожалуйста!
Лена, трудившаяся с другой стороны рядка, вскинула голову, одарив лукавой улыбочкой.
– Привет ударницам! – крякнул я, подхватывая ведра.
Девушки заново блеснули зубками.
С самого утра всё шло просто замечательно. Весь класс дружно залез в кузов бортового «ГАЗика», где работники сельского хозяйства выставили лавочки, и с хохотом, с визгами покатили мы в поля. Поработали в охотку, и даже обед выглядел пикником – расстелили газеты на увядшей траве, разложили, кто чего из дома прихватил – колбаску, сырки, яйца, пирожки, консервы…
Адамадзе нарезал хлеб ломтиками, гордясь своим пружинным ножом, а Фастов подсуетился, разжигая костер – чаек заварили по-походному, в котелке.
Но я все равно не позволял себе расслабляться – помнил былой вариант жития. Вот и подмечал малейшие намеки на обострение ситуации.
Прекрасные дамы ни при чем, хотя именно они, не желая того, вдохновили классное рыцарство на сомнительные подвиги. А «рыцари» всё перешептывались, значительно поглядывая в мою сторону, хихикали, сговаривались…
«Бить будут!» – ежилась трусоватая сторона моей натуры.
«Пусть только попробуют!» – хорохорилась пожилая личность.
…«Беларусь» затарахтел, валко прокатываясь пару метров, и снова замер. Дощатый прицеп, полный картошки, согласно лязгнул.
Выжав ведро, я протянул его Вовану, курносому и губастому парубку. Тот сноровисто высыпал картошку, небрежно скинул пустое ведро на рядок, и принял полное. Вниз он не глядел, да и к чему мне его внимание? Час «Д» приближался, и я даже знал место битвы…