Новая жизнь 3

Глава 29

Что такое на самом деле профсоюз? На самом деле профсоюз — это мафия. Профсоюзы никогда не были пачкой нежных барышень, профсоюзы это по сути банда организованных рэкетиров, которые не гнушаются ничем в достижении своей цели. История трейд-юнионов в Англии, Синдикатов во Франции и конечно же Советов в России — это история насилия, крови, пота и слез. Сами подумайте, вот накладно хозяину фабрики платить высокую цену за сырье, например — что он сделает? Правильно — купит в другом месте. И если к нему подойдут мускулистые ребята в кожаных куртках и попросят-предложат этого не делать, а покупать сырье у них — по завышенной цене, то мы назовем этих ребят бандитами. Заслуженно назовем. Но если владельцу бизнеса накладно платит высокую зарплату, и он решит уволить своих работников и нанять более дешевых (гастрабайтеров или работников невысокой квалификации), и к нему подойдут такие же парни и попросят этого не делать, по пути сломав ему ногу, повредив оборудование или заблокировав производство — то мы назовем этих ребят борцами за права трудящихся и профсоюзными деятелями.

В Советском Союзе профсоюзы были низведены до состояния организации, которая выбивает путевки и организует выезды на природу и новогодние мероприятия. Однако на самом деле профсоюз — это в большей степени мафия, чем сама мафия. До сих пор восемьдесят процентов грузовых перевозок в США контролируют профсоюзы. А методы действий профсоюзов с самой зари их деятельности и до сих пор — были на грани закона. Вот что такое стачка или забастовка? По сути групповое нарушение трудового контракта и, казалось бы, в договоре четко написано, что с такими вот делать — выгнать к чертям на улицу и новых нанять. Да только вдруг выясняется вдруг, что работяги не только на работу не вышли, но еще и ворота чем-то подперли и не пускают никого на фабрику — во избежание штрейхбрейкеров. А это снова нарушение закона, не так ли? Так ведь профсоюзы на этом не останавливаются. И по-хорошему от забастовки до коктейля имени Вячеслава Михайловича Молотова, брошенного в окно — один шаг.

Поэтому на самом деле профсоюзы — это семья. Место, где тебя будут отстаивать до последнего, последняя линия обороны простых людей. Где неважно, насколько выгодно или рационально быть принципиальным, где никто не пойдет на компромиссы, если кого-то из семьи обидели несправедливо. Все, что есть у таких профсоюзов — это репутация. Репутация организации, с которой лучше не связываться, лучше заплатить откупные, дать эти дополнительные дни отпуска, выплатить выходное пособие и извинится. Репутация «один за всех и все за одного», репутация «не влезай, убьет!», репутация «если ты перешел им дорогу — беги. Бросай все, бери самое необходимое, меняй фамилию и паспорт и молись, чтобы они тебя не нашли». Валор Моргулис — все люди смертны и если ты перешел дорогу профсоюзу, этим мускулистым парням в кожаных куртках, которые не боятся ни тяжелой, ни грязной работы — то ты можешь узнать всю мудрость этой фразы намного быстрей чем предполагал. Как говорится — если ты умудрился плюнуть коллективу в лицо — коллектив может и утрется. Но если коллектив плюнет в тебя — ты утонешь.

Потому, профсоюз — это общность, коммуна, это культ. Культ справедливости и защиты сирых, убогих и обездоленных. Именно на этих принципах когда-то красная идея смогла захватить шестую часть суши, простые идеалы, которые были опорочены исполнителями. Фактически это была своего рода религия, мощная идеология справедливости.

Итого — то, что мне надо. Мне нужна власть, мне нужны ресурсы, мне нужны люди. Я не получу всего этого просто так — чтобы люди дали тебе что-то — ты должен предложить что-то взамен. И сейчас у меня есть уникальная возможность сделать это — пользуясь возможностями телевиденья, пользуясь едва появившимися связями и своими навыками, и умениями, которые остались мне из прошлой жизни. Ну и что, что петь не умею — я же зануда! У меня есть магическое свойство зануды — я умею быстро обучаться! Быстро читаю, хорошо запоминаю, моментально могу применить. С точки зрения юридической, правовой — моя позиция вообще будет безупречна. Конечно, здесь есть много подводных камней с точки зрения «теневых» законов — тут и кланы якудза, которые могут (и я привык считать, что если могут — то однозначно так и делают) — прикрывать «крышевать» такие вот студии. И сами студии, которым такой вот профсоюз будет как ножом по горлу. И много чего еще. Однако, профсоюзы как раз в таких вот условиях и поднимались — через кровь и пот, через все эти избиения железными прутами и бейсбольными битами в подворотнях, через заточку под ребро, через коктейль Молотова в окно, все это — и есть питательная среда профсоюза. К актерам и актрисам этой индустрии относятся как к собакам, а значит у меня есть ненависть и желание изменить это. Как только эти люди поймут что они могут, как только ими будет одержана первая победа, как только они почувствуют кровь — все перевернется. Такие люди как они — уже отверженные, уже отчаявшиеся, им уже нечего терять. А самые опасные люди на земле — это те, кому нечего терять. Кроме того, я полагаю, что одного случая расправы деятелей профсоюза над бывшим работодателем будет более чем достаточно — женщины могут быть очень жестоки и изобретательны.

Итак — у меня есть мой стог сена, уже облитый бензином. Осталось только поднести спичку. И, конечно, у меня нет никаких гарантий что меня или кого-то из моих последователей не ударят трубой по затылку, не пырнут ножом в подворотне, не растворят в азотной кислоте и не наденут «бетонные башмаки». Но… как там у Бернса — «в полях войны, среди мечей видал я смерть не раз, но не дрожал я перед ней, не дрогну и сейчас!». Более того — это жутко весело! Наконец я проснулся. Наконец я снова могу играть в жизнь. Дергать тигра за усы. Оседлать волну. Опустить руки на ринге, вызывая на обмен ударами.

Я чувствую, как на моем лице появляется та самая улыбка. Здравствуй, Зверь. Кто тут хотел поиграть? Не хотели? А придется…

— Что ты могла бы сделать ради своей мечты? — спрашиваю я у сидящей рядом Кимико и она недоуменно моргает.

— Ну… многое. Могу много чего сделать — отвечает она: — а что?

— Видишь, у этого вопроса есть правильный ответ — говорю я, чувствуя, как улыбка Зверя играет у меня на лице: — и звучит он так — что ты могла бы сделать ради своей мечты? Ответ — все.

— Ээ… — колеблется она, не зная, что сказать.

— Если это на самом деле твоя мечта, то ничего не жаль. Ни времени, ни сил, ни здоровья и даже своей жизни. У тебя копия твоего договора есть?