Просто друзья

Пальцами провожу по резинке боксеров. Вот он переломный момент, когда пути назад может не быть. О чем это я? Его уже нет. Как бы страшно мне не было, я сделаю то, что хочу. То, что хочет Глеб.

Он помогает мне избавить его от этого ненужного элемента.

Глеб красив. Весь. Медленно опускаю взгляд, чтобы разглядеть его член. Ухмыляюсь и пытаюсь скрыть улыбку. Не тот момент, когда уместно будет показывать ее. Но все-таки не сдерживаюсь и улыбаюсь, потому что мне нравится. Я перед ним на коленях, подчиняюсь и собираюсь ласкать его. Понимание этого взрывает.

Снова смотрю в его глаза. И уже не отрываясь, наклоняюсь ближе и целую головку. Глеб шумно сглатывает, вижу как дернулся его кадык. Но ни звука, ни слова.

Ощущения странные. Мне не противно, наоборот, что-то странное происходит внутри. Словно возбуждение нарастает. Но такого не может быть. Как можно от этого действия заводиться? Магия.

Глеб не отрывает от меня свой взгляд, следит за каждым движением моих рук, моего языка. Я обвожу им головку и вбираю ее в себя. Мне приятен его вкус. Сейчас он еще чужой, но понемногу привыкаю к его терпкости.

Глеб шумно вбирает воздух. Понимаю, что действую правильно, верно. Смелею и пытаюсь захватить его член глубже. Закашливаю, это слишком. В уголках глаз собираются слезы.

— Не торопись, — его голос вибрирует.

Я слушаюсь и возвращаюсь к тому, с чего начала. С каждой секундой ускоряясь. Это не похоже на то, что описывают в романах, то о чем пишут на разных форумах (а ведь я готовилась). Я впитываю его эмоции, считываю. Именно сейчас Глеб, как открытая книга. Он уязвим и будто кутается в неге. Мое наслаждение заключается в этих самых эмоциях, чтобы пить их.

— Хватит, сейчас взорвусь, — Глеб поднимает меня на ноги и кидает на кровать, чтобы снова навалиться сверху.

Секс дикий, Глеб словно сорвался с цепи. Поцелуи жесткие, мажут по коже, толчки голодные.

Я отрываюсь от земли, лечу в эту пропасть. Прыжок на пальцах в самую бездну. Звезд я не вижу, это выдумки глупых и несмышленых девчонок. Это сильный спазм, что обездвиживает все тело. Пытаешься сделать вдох, но кислорода нет, воздух тяжелый.

— Мил? — голос Глеба далекой, но почему-то слышится очень близко, его дыхание щекочет.

— Что?

— Ты как?

— Можно я не буду отвечать? — звуки, что складываются в слова, даются с трудом, мне приходится прикладывать усилия.

— Нет, ответь.

— Мне безумно хорошо. С тобой. Но кажется, я сейчас закрою глаза и все исчезнет, будто ничего и не было. Искра, что вспыхнув, погасла.

— Слишком много слов теперь.

— А ты? Тебе как? — выдавливаю улыбку, мышцы пока не под контролем.

— Ох*енно, балеринка. Все триста по прямой, — Глеб откинулся и закрыл глаза.

Каждый из нас думал о своем. На форуме писали, что девушка после секса хочет говорить о чувствах, а мужчина же только отмалчивается. Странные они, те девушки. Потому что сейчас в нашем молчание мы говорим даже больше, чем сидя за кухонным столом.

Но если бы я знала, что эта наша последняя ночь, я бы многое сказала Глебу. А может быть, попросила прощение. Да, я бы сделала это. Жаль, что маховик времени — артефакт не нашей истории. Ах, да, потому что мы не в сказке.

Глава 24

Глеб

Вы когда-нибудь стояли на краю обрыва? Внизу даже нет намека на землю, там тьма, пугающая и завораживающая.

Я стою рядом с таким обрывом. Воздух здесь опьяняет свободной. Но она кажется наказанием. Сделай шаг и… Что будет тогда? Ты будешь парить в эйфории, или тебя обуяет смертельный ужас? Ведь конец этого падения только один — смерть.

Закрываю глаза, чтобы рискнуть и прыгнуть в эту тьму. А потом открываю — и пячусь назад.

Ожидание чего-то неминуемого будто нависает. Я также стою рядом с обрывом. Вот я уже чувствую эти эмоции, что бушуют, как предштормовое море. Тьма близко, можно уже коснуться рукой.

Мои дни похожи как один. Ранние подъемы, дорога в офис, переговоры, договоры, конференции, пустая болтовня, в перерывах кофе. Скучно и однобоко. Мне не хватает драйва, к которому привык. Находясь в своем кресле, по венам больше не течет адреналин, под ногами больше нет педалей, а если посмотрю прямо, то увижу только стеллаж. Он пустой, как и моя голова сейчас.

Дверь открывается тихо. Шаги такие же тихие. Аккуратные, маленькие. Ее зовут Рита. Теперь я это запомнил. Глаза опущены, ресницы подрагивают. Она ставит чашку с кофе на стол и слегка улыбнувшись выходит.

Мы с ней больше не общались и уж тем более не целовались. Тогда была просто проверка. Мне самому себе. И я ее не прошел.

Сигнал селектора нарушает тишину пространства. Он мерзкий.

— Глеб, зайдешь на минуту? — отец.

Встаю и направляюсь к нему в кабинет. Прохожу мимо Риты и отчего-то хочется сказать ей что-то ободряющее. Сидит такая поникшая. Предложил бы прогуляться до кафе, но, думаю, сейчас это будет лишним.

— Рит? — не выдерживаю я.

Взмах ресниц. Ее зеленые глаза правда ведьминские. Они яркие, что не сразу нахожу, что сказать.

— У тебя что-то случилось? Ты сегодня какая-то…

— Какая?

— Грустная и печальная. Если что-то произошло, то ты можешь…

— Что я могу, Глеб? Подойти и поговорить? А может, пожаловаться тебе на моего обидчика? — голос немного дрожит.

— Почему нет?

Она ничего не отвечает, просто берет ненужный сейчас документ и листает его. Такая глупая и детская попытка казаться занятой.

Без стука захожу к отцу. Тот в неизменном положении — за монитором. На глазах очки в тонкой оправе. Даже через линзы вижу его строгий взгляд, которым он всех запугивает. Так же он на меня смотрел все детство. Изредка всплывают моменты его улыбки на лице, еще реже смех. А я бы хотел снова его услышать. Хоть на мгновение, чтобы знать — отец еще такой же, как был в самом моем раннем детстве.

— Присаживайся, — жестом указывает на стул напротив.

Раньше бы ослушался и сделал наперекор. Например, сел на совершенно другой стул, положил нога на ногу и уставился таким же взглядом.

А сейчас я сажусь ровно на то место, на которое он мне указал. Почему? Да хрен его знает. Наверное, потому что надоело строить из себя обиженного мальчишку. Ведь на краю обрыва будешь вспоминать все только самое хорошее, что было. Тогда зачем плодить плохое?

— Ты ознакомился с последними договорами, что я тебе выслал? Что думаешь? — отец скрестил руки на груди. Теперь он экзаменатор, а я нерадивый студент.

— Хм… неплохо, но мне не нравится, что по этим расчетам мы будем работать себе в минус. Нам на руку играет только то, что имя у компании громкое.

— Что сделать, чтобы выйти на прибыль?

Я смотрю на него и долго решаюсь сказать то, что пришло мне в голову.

— Если честно, я бы разорвал договор и не работал с ними.

— Почему? — отец никак не показывает, как он отнесся к моему предложение.

— Мы тоже крупная компания. Зачем подстраиваться под кого-то, если они должны подстраиваться под нас.

Отец смотрит так, что ни одна мускула не трогается на его лице. Сверлит взглядом. А потом Павел Навицкий, мой отец, рассмеялся. Я же хотел услышать снова этот смех. Пожалуйста, Глеб.

— Я сказал что-то не то? — решаю задать свой вопрос.

— Нет, Глеб. Ты молодец, — его взгляд падает на часы, — как ты смотришь на то, чтобы пойти пообедать?

— Да, хорошо, — стараюсь придать голосу обыденный тон. А что, меня же каждый день отец зовет пообедать, что уже не знаю, как отказать.

Выходим из здания. На улице весна, наконец-то. Теплые дни и светлое небо. Вдыхаю этот свежий воздух. У обрыва он другой, густой и опасный. Сейчас же легко и как-то радостно.

— Поехали в Гудман, — сказал отец, — черт, я ключи от машины забыл. Давай на твоей.

Смотрю вопросительно на него и в полном шоке.

— Ты уверен, что на моей? — отключаю сигнализацию противным писком. Малышка мигает, приветствует хозяина.

Отец ничего не отвечает и идет уверенным шагом к моей малышке. Садится и оглядывается, придирчивым взглядом провел рукой по приборной панели, потом пальцами щелкнул по пластику.