Просто друзья

Стремительно лечу по трассе, оставив соперников позади. Веросса открыто пробует обхитрить Порш, делает обманный маневр, чтобы обогнать, но пилот тоже хитер. Если сейчас их настырность не успокоить, то будет краш. Во втором заезде и сразу лишиться двух машин — обидно.

Стараюсь не отвлекаться. Милка так же наблюдает в зеркале за бойней сзади нас, выглядит уже не как испуганный зверек. Хочется улыбнуться ей, поддержать, но понимаю, что не время. Соперники сзади все еще дышат в спину. Я еду агрессивно, но безукоризненно. Все же понимают, что, чем выше скорость, тем выше процент риска. А он должен быть оправдан.

В следующий поворот зашел быстрее, чем нужно — просто отпускаю акселератор, и автомобиль при поддержке системы стабилизации ввинчивается в вираж. Легкость. Она наполняет, когда отпускаешь себя. Правда чувствую себя повелителем. Адреналин прожигает вены, просачивается во все органы, но это жжение приятное, оно дает силы. Я буду не я без этого. Часть меня, часть моей сути, часть моей жизни.

Финиширую первым, за мной через четыре секунды вырывается Порш, за ним Веросса.

Толпа ликует, Марат подбегает, стучит в стекло, оглушает даже в шлеме. Пока не обращаю на него внимание. Он как муха, что зудит и мешает. Смотрю на Милу. Она так и смотрит вперед, руками опять подпирает приборную панель, грудь часто вздымается, словно она бежала все это расстояние самостоятельно.

— Мила? — тормошу ее за плечо, — ты как?

Ноль реакции. Черт. Может, недооценил ее. Мне показалось, она хотела быть со мной вместе. Ее глаза просили об этом.

— Мила? — чуть громче ее зову, — машину окружают люди, просят выйти, уже все машины зашли за черту финиша, готовится следующий заезд.

— Боже, ты каждый раз так быстро ездишь? Мне показалось, я видела свет, — голос тихий, с хриплыми нотками.

— Свет? — ну твою мать…

— Ну, скорость света.

— А, вот ты о чем, — стучат в стекло громче, — Я уж было подумал.

Она снимает шлем и, наконец-то, смотрит на меня. Вижу отражение огней в ее глазах. Но они также полны восторга. Передо мной Мила, что выпустила свою темную сторону на волю — погулять и подышать свежим воздухом. Улыбаюсь этим мыслям. Захотелось прикоснуться к ней. А еще странное желание, чтобы она мне в этом отказала. Хочу увидеть ее зубки. А то, что они у нее есть, я теперь не сомневаюсь.

Мы смотрим друг на друга, как в замедленной съемке. Откат. Сначала мы мчались на запредельной скорости, а теперь для баланса все вокруг должно замедлить свой ход.

Шоколадные глаза полны тепла. Оно так и искрит им.

Хочется ее поцеловать. Адреналин еще в крови. Бешеный поток никак не успокоится. Все из-за него, определенно. Других объяснений нет.

Дыхание Милы тоже еще частит. Она приоткрыла губы, вбирает в себя с шумом воздух, будто начинает задыхаться. Глаза бегают. Понять бы о чем думает, что хочет.

Сочная картина. А потом я притягиваю ее ближе и целую. Мила уперлась маленькими кулачками мне в грудь, но даже не пытается оттолкнуть. Губы у нее сладкие, правда как шоколадка. Провожу языком по нижней губе, на них следы ее страха. Но он вкусный. Хочется втянуть его в себя, забрать у нее. Губы приоткрыты, я без труда и капли ее сопротивления проникаю языком. Долгожданная эйфория. Это не победа, не скорость и не гонки. Может, все вместе взятое, а может, в корне отличается от всего этого. Просто все по-другому, но накрывает так же, с головой. Адреналин, что в крови начал утихать, вернулся снова. Такой же дикий и безбашенный. Я будто снова резко вхожу в поворот, но на сей раз дрейфуя, оставляя черные следы шин и дым из-под колес.

Отстраняюсь от нее. Невообразимо сложно было это сделать. Это вырванная у меня победа, она ускользнула из рук, хитро. Я показал свою слабость сопернику, и он этим воспользовался. Бред. Полнейший бред. В голове сумбур.

Ее глаза закрыты, губы влажные от слюны. Они цвета спелой вишни, но со вкусом шоколада.

А потом она открывает глаза. Удар сердца. Громко, что закладывает уши. Но слышу это только я. Остро и беспощадно меня накрывает. Всему виной эта гребаная трасса и скорость.

— Прости, — резко обрываю я.

— Зачем ты это сделал? — голос ровный, сказываются годы тренировок. Мила себя пытается контролировать, но выдают ее бешеные глаза.

— Чтобы привести тебя в чувства, — вру я. — Ты вышла из берегов.

— Привести в чувства, значит. Я так и подумала, — она касается подушечками своих пальцев губ. Черт, хочу быть ее пальцами. Мне понравилось ее целовать.

— Да, мы же просто друзья, забыла? — ее глаза вспыхнули черным пламенем, что полосует меня и жжет нестерпимо. Я задумался, а что, если мы перейдем черту, дойдем до края? Как она будет кончать в моих руках? И снова запрещаю себе думать об этом.

— Друзей так не целуют, — отворачивается от меня и выходит из машины, оставляя меня одного.

Я выхожу следом. Делаю вдох, чтобы усмирить колотящееся сердце.

— Твой выигрыш, Нава, — Кощей протягивает мне конверт.

— Сколько?

— Тридцать.

Выигрывал больше, но деньги мне не важны.

— Сколько? — в наш разговор вклинивается Мила.

— В машину сядь, мы уезжаем, — довольно грубо говорю я.

— Это все? — она не унимается, мечет в меня огненными шарами, — ты рискуешь жизнью за тридцать тысяч? Ты рисковал моей жизнью за эти гроши? Боже… — она закрывает лицо руками и, мне кажется, я слышу, как она плачет.

Домой едем молча, в какой-то густой тишине. Она давит не только на меня. На Милу тоже, я уверен. Глаза прячет, но и так я знаю, что они красные, слегка опухшие. Она все-таки плакала. Из-за меня? Из-за денег? Из-за чего, бл*ть? Чувствую себя виноватым. Такого не было никогда. А еще неудовлетворение. Оно пропитало мое тело насквозь. Хотел, чтобы она отказала мне? Получай, Нава. Понимаю, что дико хочу ее.

Дома мы расходимся по комнатам. Раньше могли выпить вместе чай с какими-то сладостями, что Мила обожает. За эти недели даже привык к этому. Навевает мысли о семье, о том, какими мы были, когда все еще было хорошо. Мила мне напоминает об этом. А сегодня пусто.

На кухне так никто и не появился.

Глава 15

Воспоминания из дневника Милы

Губы до сих пор покалывает. Смотрю на свое отражение в зеркале и не вижу себя. До сих пор не вижу.

Дорогой дневник, девушки все-таки глупы. И я не исключение. Его поцелуй был особенным. Для меня он был особенным. Тебе скажу: мне хотелось, чтобы он продолжался, чтобы Глеб не отстранялся от меня. Глупая была идея соглашаться с ним ехать на гонки и садиться в машину. Его “друзья” полосуют хлыстом по моему и так раненому сердцу.

Снова всматриваюсь в свое отражение: губы те же, но хочется постоянно их касаться, словно они хранят тепло его губ, глаза широко раскрыты, неестественно блестят, щеки пылают. Где Мила? Ее нет.

Рукой провожу вдоль шеи, там, где вчера касался он. Обжигает, мне кажется я вижу эти следы. Только я и вижу. Опускаю руку ниже, пальцами прохожу по ключице, спускаюсь к груди, слегка сжимаю. Представляю, что это его руки. Теплая ладонь, даже горячая. Пальцами провожу по соску — простреливает внизу. Возбуждающе, лишь от одного еще невинного касания. Закрываю глаза и представляю Глеба: как бы он смотрел на меня, как касался, как целовал, что бы сказал? Дышать начинаю чаще. Распахиваю глаза — передо мной совсем безумная девушка, в ее глазах искры, они горят как бенгальские огни, на щеках густой румянец.

Отворачиваюсь. Это стыдно. То, что я хочу сейчас — стыдно. Если об этом кто-то узнает, боюсь представить, что будет со мной.

Только напряжение, что появилось внутри, будто комок чего-то противного, жгучего. Хочется избавиться от него, распустить как клубок ниток. Самое ужасное, я знаю, что помогло бы мне это сделать. Нужна разрядка.

Но не могу, я просто не могу.

От злости и от беспомощности бью кулаком по зеркалу. Порочное изображением не меня никак не исчезает, напротив, улыбается, облизывает сухие губы, увлажняет их. Вижу, как рука опускается вниз за резинку трусов. Девушка в отражении склоняет голову вниз и шире расставляет ноги. Томный вздох, практически стон. Он эхом разносится по ванной комнате, отражается от стен. У нее ужасный голос, проникает внутрь и закрепляется там.