Лютица

— я не могу не обращать внимания, если вы будете чувствовать себя совсем плохо, говорите — не молчите! Договорились?

— хорошо.

Мы всё ещё шли мимо ряда с едой, и он был усеян всякой всячиной. Здесь продавали сушеную, копчёную и жареную рыбу, если кто-то и любил рыбу, то, наверное, он бы отсюда никогда не ушел! Далее пошли какие-то экзотические фрукты я не знал их названий, но здесь же были и более простые типа ненавистных апельсинов, лимонов, ананасов и бананов. Несколько рядов со сладостями и отлитыми из сахара и желе конфетами. Греческие женщины-продавцы зазывали всех, постоянно меняя языки, они видели, что не все были греками и пытались заманить любого прохожего, лишь бы кто-то да что-то купил. И это работало! Люди после криков подходили и опустошали свои кошельки, наполняя греческих торговцев золотом. С горем пополам мы прошли ряды с едой и Радка наконец начал нормально дышать. Мне стало немного не по себе от её состоянии, но через десять минут разглядывания следующих рядов с оружием и прочей охотничьей фигнёй моя девушка вытянула руку и затрясла меня за плечо.

— что такое?

— вон поглядите! — восхищённо улыбаясь, махала пальцем она.

— что там не могу понять?

— да вон же, видите, девушка сидит и рисует мужчину!

— точно! — увидев сцену, согласился я.

— давайте посмотрим!

Мы спешно потопали к художнице, которая сидела на маленьком стуле, скрестив ноги. Перед ней было сбитое с досок приспособление, на котором был прикреплён лист пергамента. Она рисовала угольками разной толщины портрет мужчины, который стоял на фоне моря и кораблей. Сзади девушки образовалась небольшая толпа, человек десять, которые хотел посмотреть, как она рисует. Этот портрет только начинался, и нам повезло посмотреть на его создание с самого начала. Мне было интересно увидеть насколько гречанка точно сможет передать лицо мужчины. Она взяла толстый уголёк и начала рисовать овал, потом резко разметила точки глаз носа и рта, после этого добавила черты волос и шеи. Далее добавила плечи и очертания кораблей. Дальше всё пошло куда интереснее; она начала пальцем растирать некоторые места формируя тени, что отображали области на лице мужчины. Со временем вырисовались чётко волосы и брови, за ними нос и губы. Девушка так быстро орудовала пальцами и угольками, что было удивительно, как у неё так получается. Через пять минут уже было видно, что мужчина точно похож на свой оригинал. В завершении она взяла тонкий и твёрдый уголёк, который быстро начала придавать мельчайшие детали рисунку и он приобрёл восхитительно живой облик. Мужчина, которому дали знак, что всё готово подошел и посмотрел на свой портрет. Он что-то проговорил на грецком и восхищенно похлопал девушку по плечу вручив ей золотую монету. Она ловко завернула пергамент в деревянную рамку. После того как мужчина удалился к девушке подбежала какая-то женщина с виду не греческой внешности и начала просить тыкая пальцами нарисовать её. Радка тоже не заставила себя долго ждать и подошла к девушке. Первая женщина не могла ничего толком сказать, только вытягивала монеты, давая понять, что она готова заплатить. Радка в свою очередь сделала то, чего я не ожидал. Она подошла к художнице и присев сказала ей:

— мой мужчина. Любовь. — на грецком.

Черноглазая художница посмотрела на меня, закрыв левый глаз, как будто приценялась, к моему лицу. Потом улыбнулась глядя на Радку.

— сначала они, потом вы. — сказала она на греческом, но дама что первой подошла ничего не поняла, и начала ругаться, на что греки-зеваки ей попытались перевести значение слов художницы.

Дама не согласилась ждать и ушла с гордо поднятой головой.

Художница встала со своего стула и повела нас за руки к перилам, что ограждали пирс. Она поставила меня и Радку так как ей хотелось, и вышло так, что я стоял, сзади обнимая девушку и держа её руки у неё на животе. Наши лица были рядом. Гречанка отошла на метр от нас, присматриваясь в наши лица, и потом махнула рукой, чтобы мы замерли. Она быстро побежала к стулу и деревянному мольберту и пододвинула их поближе. Когда всё стало готово, она начала быстро водить углём по пергаменту периодически всматриваясь то в мои глаза, то в глаза Радки. Спустя пару минут она встала и показала на нас, потом улыбнулась тем самым давая понять, чтобы мы улыбались. Когда мы улыбнулись, она махнула рукой как демон, чтобы мы замерли. Было весьма необычно, и я себя ощущал идиотом, выдавливая улыбку. В какой-то момент мне показалось, что ничего не получится, и мы зря вот так замерли. Пришлось стоять минут десять. Я уже не мог улыбаться, лицо сводило, но когда убрал улыбку, гречанка не обратила на это внимание. Она быстро махала руками, периодически выглядывая из-за холста. Ещё через десять минут, она встала, и я увидел, что она так спешила, что вся покрылась потом. Девушка сдула прядь чёрных волос, которая ложилась ей на лицо и махнула рукой, подзывая нас. Мы ещё не успели подойти, как люди, что стояли сзади начали хлопать в ладоши. Я от удивления и интереса сгорал весь внутри. Мы стали и взглянули на портрет, от которого у меня отвисла челюсть. Господи! Было ощущение, что мы живые только созданы из угля, стояли на этом прямоугольном изображении. Радка прикрыла рот от восторга и подошла вплотную, чтобы разглядеть каждую деталь.

— она просто волшебник Любко! Нужно её наградить за такую красоту! Меня никто никогда не рисовал, да ещё так красиво!

— поддерживаю, она просто греческая богиня живописи… — я не мог оторвать взгляд от рисунка.

Самое смешное, что гречанка вообще никак на это не реагировала. Она сотнями делала эти рисунки, и для такого человека как она, это была просто рутинная работа. А для таких деревенщин как мы, это было сокровище. Гречанка вытянула пергамент и снова ловко завернула его в рамку. Она подала мне в руки своё искусство, а я ей в ответ три золотых монеты. Она посмотрела на них и взяла одну, на что я настоял взять остальное, хотя она отпиралась, как могла.

— любовь — повторила Радка, глядя в глаза художнице и показала пальцем на меня. Она взяла деньги с моей руки и положила художнице в руку, потом обняла её, от чего та оторопела и не знала, как на это реагировать.

Закончив объятья, Радка помахала девушке рукой, прощаясь. Девушка всё же улыбнулась в ответ, хотя я потом заметил, когда отдалялся, что она поёжилась, не совсем понимая, что она такого сделала, что заслужила объятия. Гречанка начала свой новый портрет, сев на рабочее место, а мы пошли дальше на прогулку.

— Любко нужно сохранить этот портрет навсегда! Посмотрите, мы здесь как живые, лучше памяти о Греции у нас не будет!

— согласен! Когда…

— когда у нас будет свой дом, этот портрет будет висеть в нашей зале! — продолжила девушка и обняла меня.

И всё бы было хорошо, но сразу после объятий её вырвало на меня.

— господи! Любовь моя, что с вами?

Радка наклонилась, держа картину сгорая от стыда и странного чувства, что зарождалось внутри.

— извините Любомир, я не хотела… — она начала плакать.

— так! Это не шутки. Мы идём к врачу! Немедленно!

Хотя она и отнекивалась, мы быстро вернулись домой, и я попросил Дионисия вызвать лекаря для Радки. Грек был в расстройстве чувств, после новостей от Авдия, но услышав, что Радке плохо быстро побежал к знакомому врачевателю. Через пол часа прибыл греческий лекарь, который с помощью Дионисия переводил всё, что требовалось узнать от Радки. Я наблюдал за расспросами врача и всё больше и больше приближался к той правде, которая была неизбежна. Послушав дыхание и пульс, и расспросив всё, что можно было расспросить, лекарь с идеально уложенными жиром волосами и красиво выбритой бородой встал. Он своевольно что-то сказал Дионисию. Наш друг-грек дал ему маленький мешочек монет, и лекарь, не оглядываясь, покинул комнату.

— и что, это всё? — спросил я со злостью.

Радка сидя на кровати знала, что большего и не требовалось, всё и так было ясно для неё уже с самого утра, а лекарь только подтвердил это с профессиональной точки зрения.