Темный лес

— Вероятно, вы придумали какой-то другой метод? — спросили из зала.

— Простой и грубый. Я сам человек простой и грубый, и все мои методы такие же, — ответил, подсмеиваясь над собой, Рей Диас. — Я повысил чувствительность каждого узла к нарушению целостности. Если конкретно, то каждый узел сети связи состоит из нескольких модулей; они могут располагаться на расстоянии друг от друга, но они соединены в одну сеть и постоянно обмениваются данными. Если любой из модулей узла выйдет из строя, то весь узел прекратит ретрансляцию сигнала. После этого, даже если ложный передатчик начнет передавать сигнал на следующий узел, этот сигнал будет заблокирован и не пройдет дальше. Система слежения за целостностью сети способна обнаружить неполадки с микросекундной точностью. Если противник захочет воспользоваться тем методом, о котором только что говорил представитель Германии, то ему придется уничтожить все модули узла одновременно, за одну микросекунду — и в течение этой же микросекунды приступить к передаче ложного сигнала. Каждый узел состоит как минимум из трех модулей, но их могут быть и десятки. Модули находятся в трехстах километрах друг от друга. Каждый модуль надежно защищен от внешних воздействий, но среагирует на малейшее касание. Может быть, трисоляриане и смогут вывести из строя все модули узла за микросекунду, но людям это не по силам.

Последняя фраза Рей Диаса насторожила собравшихся.

— Мне только что доложили, что устройство на руке Рей Диаса передает радиосигнал, — объявил Гаранин. Присутствующие в зале делегаты забеспокоились. — Я хотел бы спросить вас, Отвернувшийся Рей Диас, передают ли ваши часы сигнал действительно на Меркурий?

Рей Диас рассмеялся, но пояснил:

— Зачем мне посылать сигнал на Меркурий? Там ничего нет, кроме огромного котлована. Кроме того, мы еще не запустили ретрансляторы космической связи. Нет, нет и еще раз нет. Вам не о чем беспокоиться. Сигнал моих часов не передается на Меркурий. Он передается в Нью-Йорк, и приемник находится совсем рядом с нами.

Казалось, что в зале застыл даже воздух. Все собравшиеся, за исключением Рей Диаса, превратились в каменных истуканов.

— И что произойдет, если качающий «колыбель» сигнал прервется? — резко спросил представитель Великобритании. Он даже не попытался скрыть свое напряжение.

— Ну, что-нибудь обязательно произойдет, это точно, — рассмеялся в ответ Рей Диас. — Я уже двадцать лет как Отвернувшийся, и у меня всегда получалось раздобыть кое-что и для себя лично.

— Хорошо, мистер Рей Диас, не ответите ли вы тогда на более прямой вопрос? — встал со своего места представитель Франции. Он выглядел спокойным, но его голос дрожал. — За сколько жизней будете вы (или, если хотите, мы) в ответе?

Рей Диас широко раскрыл глаза, глядя на француза, как будто тот спросил что-то несуразное:

— Что? Какое значение имеет количество жертв? Я полагал, что вы все здесь уважаемые джентльмены, ставящие права человека превыше всего. Какая же разница между одной жизнью и жизнями восьми миллионов? Если речь идет только об одной жизни, то, значит, она не достойна уважения?

Представитель США вскочил с места и завопил, тыча пальцем в Рей Диаса и брызгая слюной:

— Более двадцати лет назад, когда проект «Отвернувшиеся» только начинался, мы указывали всем вам, что это за человек! — Он пытался взять себя в руки, но это ему не удавалось. — Он же террорист! Подлый, грязный террорист! Сам дьявол во плоти! Вы откупорили эту бутылку и выпустили джинна на свободу; теперь извольте отвечать за его действия! ООН должна признать свою ответственность за него! — в истерике выкрикнул делегат от США и швырнул в воздух ворох бумаг.

— Успокойтесь, господин представитель, — слегка улыбнувшись, ответил Рей Диас. — Колыбель очень точно измеряет мои физиологические параметры. Если бы я, как вы, забился в истерике, то она прекратила бы передачу сигнала. Ни лично вам, ни кому другому в этом зале не стоит раздражать меня. Наоборот, постарайтесь меня радовать — для собственного же блага.

— Каковы ваши условия? — мягко спросил Гаранин.

Рей Диас повернулся к председателю. В его улыбке появилась тень грусти, и он покачал головой.

— Господин председатель, какие у меня могут быть условия, кроме как покинуть этот зал и вернуться в свою страну? Чартерный самолет стоит наготове в аэропорту Кеннеди.

В зале воцарилась мертвая тишина. Все непроизвольно сосредоточили внимание на представителе США. Тот, не в силах выдержать всеобщего внимания, упал в кресло и прошипел:

— Выметайся отсюда, сволочь!

Рей Диас медленно кивнул, встал и вышел.

— Мистер Рей Диас, я провожу вас домой, — сказал Гаранин, сходя со сцены.

Рей Диас остановился, поджидая Гаранина — председатель не мог ходить так быстро, как в молодости.

— Благодарю вас, господин председатель. Мне подумалось, что вам тоже захочется покинуть это место.

Когда они подошли к дверям, Рей Диас обнял Гаранина, и они вместе обернулись к делегатам.

— Джентльмены, я рад навсегда оставить вашу компанию. Я потерял здесь два десятка лет, и никто тут меня не понимает. Я хочу вернуться в свою страну, к своему народу. Да, в свою страну и к своему народу. Я по ним соскучился.

К всеобщему удивлению, в глазах этого большого, сильного мужчины заблестели слезы. Наконец он произнес:

— Я хочу вернуться на родину, и это не часть плана.

Выйдя из здания Генеральной ассамблеи ООН, Рей Диас распростер руки и с наслаждением воскликнул:

— Здравствуй, солнце!

Солнцебоязнь, преследовавшая его на протяжении двух десятилетий, бесследно пропала.

Самолет Рей Диаса поднялся в воздух и полетел над ширью Атлантического океана.

В салоне самолета Гаранин обратился к Рей Диасу:

— Пока я с вами, самолету ничто не угрожает. Пожалуйста, скажите, где размещена бомба, управляемая вашей «рукой мертвеца».

— Нет никакой бомбы. Вообще ничего нет. Я просто блефовал, чтобы унести ноги. — Рей Диас снял часы и передал их Гаранину. — Это простейший передатчик, собранный из деталей сотового телефона «Моторола». И он не отслеживает мой пульс. Я вообще выключил его. Возьмите себе на память.

Оба долго хранили молчание. Затем Гаранин вздохнул и спросил:

— Как же такое получилось? Предполагалось, что Отвернувшиеся воспользуются своими правами против софонов и Трисоляриса. Но и Тайлер, и вы применили их против человечества.

— В этом нет ничего странного, — ответил Рей Диас. Он сидел возле иллюминатора, наслаждаясь солнечным светом. — На данный момент самая серьезная угроза выживанию человечества исходит от него самого.

Через шесть часов самолет приземлился на Карибском побережье, в международном аэропорту Каракаса. Гаранин остался в самолете, чтобы вернуться на нем в ООН.

Когда они расставались, Рей Диас сказал:

— Не прекращайте проект «Отвернувшиеся». Он — единственная надежда в этой войне. У вас есть два других Отвернувшихся. Пожелайте им успехов от моего имени.

— Я с ними не увижусь, — разволновавшись, ответил Гаранин. Когда Рей Диас вышел из самолета, оставив Гаранина в одиночестве, тот был в слезах.

Небо над Каракасом было таким же чистым, как и над Нью-Йорком. Рей Диас сошел с лестницы и вдохнул знакомый тропический воздух; затем он встал на колени и поцеловал землю своей родины. Под охраной большого контингента военной полиции его кортеж проследовал в город. После получасовой поездки по горному серпантину они въехали в столицу и направились в центр, к площади Боливара. Рей Диас вышел из автомобиля возле статуи Симона Боливара и забрался на постамент. Над ним, на коне и в латах, возвышался великий герой, который победил Испанию и пытался основать в Южной Америке объединенную республику Великой Колумбии. Перед статуей под лучами солнца бушевало людское море; его волны с трудом сдерживали военные полицейские. Солдатам пришлось стрелять в воздух, но толпы людей вскоре прорвали оцепление и хлынули навстречу живому Боливару, стоящему в ногах статуи.