Страница 2 из 9
— Пусть будет, — отозвался Эреб, принимая в свою сухую ладонь руку Лилит. И с недоброй усмешкой добавил: — Прежде чем заключать пари, тебе бы стоило узнать больше об этом молодом человеке. Ведь ты выбрала очень неудачный объект для спора. У парня слишком много других проблем, да и на женщин он не особенно падок, чтобы вопреки моему прямому запрету вступить с тобой в постыдный союз. А запрет будет, ты не сомневайся.
— Не сомневаюсь, — блеснула острыми зубками Лилит. — Ни в твоей способности запрещать, ни в своих силах. Готовься проиграть, учитель.
Молча кивнув ей на прощание, Эреб удалился.
Когда он ушел, демоница изменилась в лице. Вздохнула.
Потом взглянула на Даню.
— Знаю, получилось немного цинично. С ним иначе нельзя. Но не суди меня строго, таким бревном непросто манипулировать, — негромко сказала она, присаживаясь на край постели. — А так я получила официальный доступ к твоему симпатичному телу.
Она тихонько рассмеялась и с улыбкой погладила Даниила по волосам и шепотом мечтательно добавила:
— И почему только ты такой сладенький? Хмельной, как бокал девичьей крови на жертвеннике. Так бы и съела...
Эреб вошел в святилище, медленно переступая ватными ногами.
Какое внезапное решение.
Если вдруг Лилит пожелает победить любой ценой — она сможет это сделать. Потому что на самом деле иммунитет Дани не имел никакого отношения к месту его рождения и к другому миру.
Этот иммунитет ему дал Та’ки — побочный эффект от зачарования, которым шаман скрыл истинную природу магии Даниила.
А зачарования не безукоризненны, и со временем они нуждаются в обновлении...
Так что ученику Януса рано или поздно предстоит встретиться лицом к лицу с магией суккуба, распаленного желанием обладать новой игрушкой. Одна ночь с демоницей способна лишить человека воли. За несколько ночей суккуб способен выпить из своей жертвы почти всю жизненную энергию, лишить рассудка и памяти.
Шаманы и миротворцы почти неуязвимы для суккубов. Другие сильные маги могут защищаться специальными конструктами — обычно это малоэффективно, однако же определенный шанс уйти из-под наваждения у них есть.
Но Даня — призыватель, и никаких сложных конструктов он не знает.
Он уязвим.
А еще из-за наполненности божественной энергией его оболочка кажется такой хрупкой!
Того и гляди — сломается ключик Фортуны.
Вот только Эреб не знал, было бы это плохо — или все-таки хорошо?..
Ведь если ключ сломан — кто сумеет открыть дверь?..
И разве кто-нибудь вообще отправится эту дверь искать, зная, что ключ навсегда утерян?
Тяжело ступая, Эреб вышел в центр святилища и поднял лицо к выгнутому куполу.
Там, под слоями краски, скрывались фигуры тех, кто был Эребу дорог когда-то.
И сейчас он будто бы видел их через эти слои...
— Прости, — тихо сказал старик. — Я знаю, этот мальчик ни в чем не виноват... но, если бы он умер... Только не от меня. Не от моей руки. Всем стало бы лучше, — его голос дрогнул, взмывая под купол. — Зачем ты прислала его сюда? Теперь твой муж готов поднять остатки своего былого воинства из могил и пойти вперед — на погибель многим... И прежде всего, самому себе. Он обречен, если сделает это. Его ведь не оставят в живых — ни за что не оставят... Так зачем же ты это сделала?!
Он тяжело вздохнул и добавил:
— Впрочем, ты никогда не была умна. Красива — да. Но не умна. Скорее, безумна... За это он тебя и полюбил. Кто бы мог подумать, что такое железное сердце расплавится, как в горниле, в твоих тонких пальцах, унизанных кольцами?.. Лилит не понимает... Голову теряют не только те, кому в этой самой голове носить нечего. Ее теряют из-за горячего сердца. Я думал, за эти годы его сердце стало холодным. Но это не так...
Звук его голоса превратился в бормотание, с которым он и двинулся в свою каморку, сутуло сгибаясь от тяжести невидимой ноши.
Пусть все решит судьба.
Старые Мойры не знают жалости. Им виднее, чью нить и когда оборвать.
Ни помогать, ни мешать им Эреб не будет.
Если Лилит нечаянно убьет бедного мальчика или сведет с ума — пусть будет так. Он предупредит Даниила об опасности, и, если тот не убережется — это будет уже не вина Эреба.
И Янус, наверное, когда-нибудь простит своего старого друга за такую оплошность.
А главное — он останется жить.