Восхождение Черной Воды

Однако у медали, как известно, всегда две стороны. Перекресток возник в Англии и веками был к нему привязан, торговцы на нём тоже в большинстве английские. Тем не менее, вот перенесли мы один из главных переходов из Лондона в Норвегию — и особых возражений нет. Народ поворчал и быстро перестроился. Можно, конечно, возразить, что на территории островов остались ещё два основных перехода и половина второстепенных. Можно. Но даже в самые напряженные времена шотландцы не стремились сотрудничать с центральной властью в вопросе удушения нас, а Ирландия всегда подчинялась Короне неохотно. Англичанами они себя не считают. В самом крайнем случае, шотландский переход можно перенести куда-нибудь в Данию, на побережье Франции или в Лихтенштейн. И тогда, возможно, Перекресток превратится в некий аналог нейтральной Швейцарии.

При таком раскладе Черная Вода перестанет быть английским Священным Домом, что, в принципе, абсолютно неважно. Ну, останется у нас поместье в Британии, и что? Кусок земли, налогом не облагаемый; крепость, способная существовать автономно. Зато вмешиваться в наши дела другим Священным Домам станет сложнее.

Другое дело, что описанная мной комбинация неимоверно сложна для исполнения во всех смыслах. Множество магических расчетов, тяжелые дипломатические переговоры, окончательный разрыв с британскими структурами, начиная от Совета Мудрых и заканчивая поставщиками овощей в рыночные кафешки. У нас работает ресторанчик, чьи хозяева триста лет закупают молоко и творог у представителей одной семьи — это уже не бизнес, это история. Будет ли стоить овчинка выделки? Не знаю.

Вот и сидел я, думал, как поступить правильнее. Какую выбрать стратегию. Позволить вытащить Черную Воду из добровольной изоляции или, наоборот, отдалиться от английских сородичей ещё сильнее. Мы пришли на острова вместе с римскими легионами. Не пора ли уходить?

— Какая только чушь в голову не приходит.

Независимость, конечно, привлекательна. И вряд ли достижима. Наш Дом долго не трогали, позволяли зализать раны — не от доброты душевной, но всё же. Сейчас, очевидно, коллектив решил, что Черной Воде пора поработать на общее благо и перестать отсиживаться в уютной норке.

— Кажется, это здесь, милорд.

Синклер остановился возле небольшого одноэтажного домика за низеньким забором. Мы находились в предместье Лондона, в не самом престижном и богатом его районе. Впрочем, и не трущобы. Обиталище ремесленников, мастеровых, успешных матросов с кораблей и тому подобной публики, условно относимой к нижнему слою среднего класса. Один из младших коллег Синклера сообщил ему о странном случае смерти роженицы, сопровождавшемся полным истощением магии, целитель подумал и высказал предположение, заинтересовавшее меня. Поэтому мы здесь.

— Вижу. Причем нас опередили, — я кивнул на бричку, стоявшую во дворе. — Оперативно действуют.

Не стесняя себя условностями, мы распахнули калитку и прошли на землю частного владения. Небольшое отвлекающее заклинание, всегда используемое мной в людных местах, на парочку перед крыльцом не подействовало. Двое крепких мужчин в одеждах монастырских послушников замерли, явно не понимая, что им делать. Не ожидали они встретить несущего старую кровь в рядовой поездке.

Будучи в душе существом добрым, я избавил их от колебаний.

— ЛЕЖАТЬ.

Зачем изобретать что-то новое, если старое и так прекрасно работает?

Проходя мимо двух одаренных, вдобавок принадлежащих к церкви и защищённых отблеском совокупной веры миллионов людей, неподвижно уткнувшихся носами в грязную землю… Мне вдруг пришла в голову любопытная мысль. Я никогда прежде не пытался приказать человеку «убей себя» или придумать нечто похожее. Интересно, пересилит инстинкт самосохранения отданный Голосом Власти приказ или нет? Надо бы проверить.

Внутри дома ощущалось присутствие четверых. Двое обычных смертных, священник довольно высокого посвящения и ребенок. Ради последнего мы сюда и пришли. Пройдя через небольшую аккуратную прихожую, я, не скрываясь, открыл двери в гостиную, сразу же оказавшись в перекрестье удивленных взглядов. Люди сидели вокруг обеденного стола, на котором стояли чашки с чаем и тарелка с домашним печеньем.

Один из хозяев, полноватый мужчина лет пятидесяти, начал подниматься со стула. Прежде, чем он что-либо сказал, я слегка приоткрылся — снял защиту, позволяя присутствующим оказаться в зоне моей ауры. Сидевшая спиной ко мне женщина вздрогнула и вжала голову в плечи, её муж рухнул обратно на своё сиденье, у священника выпала печенюшка из руки. Я не эн Сагил, мне далеко до его мощи, да и смысла нет демонстрировать все возможности. Но, с другой стороны, из одаренных тут один священник. Ему тоже хватило.

— Проверьте ребенка, Синклер, — распорядился я, кивая на колыбель. — Я пока поговорю с хозяевами.

Впрочем, даже без проверки видно, что не зря пришли. Младенчик выглядел слишком необычно, видом вызывая подозрения о наследии сидхе или, более вероятно, Старейших. Строение костей черепа, необычайно чистая кожа без родинок, миндалевидный разрез глаз и прочие мелкие признаки очень выразительно намекали.

Взяв четвертый стул, стоящий в сторонке, я уселся за стол.

— Меня зовут Майрон Черной Воды, второй из носящих это имя, — помолчал, позволяя людям проникнуться. Хозяева, похоже, были на грани обморока. — До меня дошли сведения, что в вашей семье рожден ребенок кого-то из моих сородичей. Сейчас мой вассал проверит, действительно ли в мальчике течет кровь Старейших, но я сразу могу сказать, что результат будет положительным. В связи с чем у меня есть несколько вопросов — вы знаете, от кого понесла ваша дочь? Отвечайте.

В последнюю фразу пришлось добавить немного силы, иначе человек бы не смог заговорить. Надо бы с ними помягче.

Дети у представителей Священных Домов и обычных смертных рождаются редко. Физиология слишком разная. Тем не менее, изредка они появляются на свет, вызывая ажиотаж среди посвященных. Мы всё же люди (более-менее) и ничто человеческое нам не чуждо, то есть и за женщинами волочимся, и по борделям ходим, иногда наши девушки сбегают с приглянувшимися им парнями — ситуации случаются самые разные. Результатом становится рождение вот такого комочка плоти, мирно сопящего в колыбельке, игнорируя действия целителя.

— Мы не знаем, милорд, — не с первой попытки выдавил ответ мужчина. — Анна не говорила об отце ребенка. Сказала только, что совершила ошибку.

— Насчет ошибки — это очевидно. То есть совсем ничего? Внешность, он отвергший путь или принадлежит к Священному Дому, хоть какие-то привычки?

— Ничего, милорд, — чуть съёжился человек.

Я непроизвольно поджал губы. Раз девушка говорила о своей ошибке, скорее всего, насилия не было. Нет, союз был добровольным — для изменения энергетики, позволяющего волшебнице зачать от одного из нас, требуется время. Правда, непонятно, какое. Больше месяца точно. Потом беременность и неизбежная смерть, потому что без правильной подпитки с помощью ритуалов плод высасывает материнский организм досуха. Должно быть, девушка была очень выносливой физически и магически одаренной, раз продержалась девять месяцев, успев перед смертью родить. А ведь если бы избавилась от ребенка на ранних стадиях, осталась бы жива.

— Приношу свои извинения, что прерываю размышления могущественного сына Черной Воды, — не вовремя подал голос священник. — Моё имя Стефан Пинс, преподобный Пинс, настоятель церкви Святой Анны. Мы тоже получили уведомление о несчастье, постигшее семью Гринеров. Они — добрые христиане и верные подданные Его Величества, поэтому я сразу поспешил принести им пастырское утешение.

Пинс едва ли не прямым текстом сказал, что изъять ребенка не получится. Не имею права. Сиди перед ним дитя любого министерского Священного Дома, напоминания о рождении в семье, приносившей присягу или иную клятву верности королю, было бы достаточно. Мы и ряд других английских Домов менее скованны рамками людских законов.