Страница 48 из 53
— Современная наука отрицает возможность телепортации живых существ. Как же так? — удивился Красный.
— Так мы же практики, а не теоретики. Они отрицают, а мы сделали, — улыбнулся Мясищев. — Я бы эту Академию Наук вообще сраными вениками разогнал.
— Запомню, — кивнул Василий, и предложил. — А теперь давайте попробуем нашего монстра в воздухе. И про боекомплект не забудьте.
— Как скажете, Василий Иосифович, — кивнул Мясищев. — Но давайте сначала настроим катапульту.
— И как это делается?
— Просто приложите обе ладони вот сюда, и представьте место, куда вам очень хотелось бы попасть, и где вы будете чувствовать себя в безопасности.
— Понял, — Вася забрался в самолёт, поёрзал на довольно удобном сиденье, и приложил ладони к эбонитовым панелям. — Кстати, а парашют?
— Зачем парашют, если есть катапульта?
— Бережёного, знаете ли, бог бережёт. Тащите парашют, Владимир Михайлович.
Глава 20
Инженер Мясищев с чувством некоторого превосходства посматривал на собравшихся посмотреть на испытания нового истребителя генералов и высших офицеров Экспедиционного Корпуса — слухи тут разносятся мгновенно, и в этом главное отличие армии и лейб-гвардии от настоящего, правильного конструкторского бюро. У Поликарпова не поболтаешь, у Николая Николаевича за болтовню можно сучкорубом в тайгу уехать на вполне законных основаниях. Или на Таймыр оленей пересчитывать. Или ещё куда, но тоже за болтовню. Враг не дремлет!
Самолёт вёл себя в воздухе идеально, чуть ли не близко к совершенству. Сначала он совершил обязательные фигуры над площадкой, позволяя определить степень владения машиной, потом фигуры посложнее, потом ещё сложнее… пока не перешёл к высшему и боевому пилотажу. Владимир Михайлович Мясищев уже открыто улыбался, вполне искренне рассчитывая на серьёзную премию за досрочно сданный заказ. Вполне возможно, хватит на уютную квартирку в Ильинской слободе, где издавна селились считающие себя просвещёнными купцы и преуспевающие инженеры.
Мясищев не предполагал, что в настоящий момент сидящий за штурвалом самолёта Василий Красный разрывается между двумя желаниями — первым желанием было прямо сейчас выпрыгнуть с парашютом, чтобы дорогущий металл техно-магического угрёбища смялся всмятку о каменистую испанскую землю, а потом пойти и набить морду представителю КБ. Вторым было почти тоже самое, но машину предполагалось всё=таки посадить, а потом продолжить по плану пункта один.
А всё из-за того, что аппарат хоть и выдавал заявленную скорость, но управлялся на ней неохотно, в виражи входил отвратительно, скороподъёмность имел отвратительную, обзор ещё хуже, да и остальное управление слова доброго не стоила. Самый неприятный момент случился, когда кто-то на «Стрекозе» притащил полотняный конус, который почему-то очень долго не хотел входить в расплывающийся перед глазами новейший и жутко секретный прицел. Зато когда наконец-то прицелился и дал со всех стволов…
Нет, конечно же никуда ни попал и конус улетел за «Стрекозой» неповреждённым. Зато к удивлению своему Василий обнаружил, что самолёт отдачей остановило в воздухе, нос задрался вверх, и через секунду тяжёлая машина, перевалившись через спину, рухнула вниз в неуправляемом штопоре.
Где же тут автоматическая телепортационная катапульта?
Инженера Мясищева спасли от самосуда контрразведчики, быстро скрутившие Владимира Михайловича и затолкавшие его в машину перед носом разъярённой толпы генералов и полковников, обеспокоенных падением самолёта, но отсутствием парашютиста на месте катастрофы.
Он появился только через шестнадцать минут и тридцать две секунды, но за это время Василий успел побывать в холодной бане выделенного лётному отряду особняка в Сарагосе; в горячей парилке передвижной генеральской бани, тоже приписанной к лётному отряду и пока пребывающей в стадии готовности и в ожидании посетителей; и, наконец, побывал в кабинете императора Иосифа Первого на Ближней даче вблизи Санкт-Петербурга. В императорском кабинете Красный успел только поздороваться, окатить деда Николая Александровича водой из неизвестно откуда взявшейся в руках деревянной шайки, прихватить со стола бутылку с вином, и снова пропасть.
— Экий орёл! — бывший император попытался отряхнуться, будто выбравшаяся из воды собака, но неудачно. — Я пойду переоденусь после встречи с внуком, Иосиф, а потом мы непременно продолжим разговор.
— Согласен, — кивнул император действующий. — Разговоры для того и нужны, чтобы продолжаться до прихода к взаимному согласию.
А ещё разгулу милитаризма в Европе конца лета тысяча девятьсот тридцать седьмого года предшествовал самый главный разговор, О нём мало кто знал, и состоялся он на ранчо в штате Одинокой Звезды, куда собрались представителе старых денег — семей, истинно управляющих Америкой. Президента не позвали. Кто он такой вообще? Он говорящая голова, к которой удобно как-нибудь заявиться и сказать:
— Слушай, Френки, мы тут назначили козла отпущения, и по несчастливой для тебя случайности, тот козёл — ты!
Естественно, это не касалось случаев, когда деньги сами становились властью, но такое бывало редко — мало кому хотелось становиться публичной фигурой и мишенью для религиозных и политических безумцев. Разве что представители семейства Кеннеди время от времени вылезали на политический Олимп, но у них весь клан с небольшим прибабахом в сторону самолюбования и стремления к славе любой ценой.
Собрались неформально, так как давно друг друга знали, сотрудничали и соперничали в той или иной сфере. Никаких фраков — открытая веранда, негры с прохладительными и горячительными напитками, простые восьмисотдолларовые деловые костюмы со стодолларовыми галстуками расстёгнуты. На столах у кресел сигареты и сигары на выбор. Услужливый лакей чёрной рукой в белой перчатке с длинной спичкой наготове. Умиротворение и благополучие. И умопомрачительный запах телячьих стейков, приготовленных тут же на лужайке настоящими ковбоями в клетчатых рубашках.
Стоунволл Басс крикнул Бушу, тоже заинтересовавшемуся жареным мясом:
— Правильно, Прескотт, не уподобляйся девочкам, налегающим на лимонад и черри.
— Кого ты назвал девочками, старый койот нефтяных прерий, грызущий опоры собственных вышек? — рядом в кресло опустился представитель семейства Рокфеллеров со стаканом в руке.
— Всех тех, Виктор, кто перестал зарабатывать хорошие деньги, решив обойтись просто большими. Почему в Европе всё заглохло и мы терпим убытки? Почему наши заводы вот-вот остановятся, хотя готовы круглосуточно работать на военный заказ? Кто позволил островным обезьянам соскочить с Испанской авантюры?
— Наших кузенов ты называешь островными обезьянами? — удивился Ротшильд. — Родственники, как-никак…
— Одно другому не мешает, — проворчал Басс. — Виктор, мы все ещё в прошлом году договорились, что именно ты проследишь за поведением наших кузенов-обезьян, и вот итог. Почему так, Виктор?
— Русские убили младшего брата их короля и ещё кучу народа вместе с дирижаблями.
— Ага, злые русские тюлени обидели мирных британских устриц…, — кивнул Стоунволл. — И чёрт бы с ними, но зачем ломать игру прямо на ходу?
— Лягушатники тоже соскочили, — пожаловался Аарон Зелигманн, с неприязнью поглядывая на представителя семейства Варбургов. — И кое-то помог им зафиксировать прибыль и уйти с минимальными потерями.
— Французы нам ещё пригодятся, — Варбург поймал взгляд и ответил пренебрежительной гримасой. — Нужно же иногда думать о будущем, господа.
— А я вижу, что о нём никто не думает, — вполголоса заметил Корнелиус Вандербильт Пятый, считающийся изгоем в собственной семье и не обладающий миллионами. Но к мнению известного газетчика стоило прислушаться. — Вам не кажется, господа, что всё идёт к тому, что недавняя депрессия покажется ним детской вознёй в песочнице? Где развитие вашего бизнеса, господа? Вы остановились, и скоро мыльный пузырь мнимого благополучия снова лопнет, и уже не помогут никакие трудовые армии Френки Рузвельта.