Девочка

«Там может быть его мать, но это не страшно, главное, чтобы телефон работал и кто-то был дома», – судорожно думала Анна, гудки, опять гудки, она уже собиралась давать отбой, как ответили.

– Алё! Лёша дома? – дрожащим голосом и с явным усилием выцедила она из себя.

– А, это опять вы, девушка, как давно вы знаете этого Алексея? – ответил всё тот же мужчина.

– Два года, – почти не думая ответила она.

– А откуда эти номера?

– Это его мобильный и домашний, я не раз звонила… – Аня не успела договорить, как мужчина её перебил.

– Номера вашего жениха?

– Да, говорю же вам, я не понимаю, в чём дело, – Аня выдохнула и ссутулилась от бессилия.

– Я не знаю ни вас, ни вашего Алексея, но номер моего мобильного и моего домашнего вы уже набрали. Я повторяю: это мои номера, и ничего общего они с вашим суженым не имеют, уверен. Прошу не звонить в дальнейшем.

– Извините.

– Так что желаю вам удачи и выбирайте друзей надёжнее. У меня дела.

Злой телефон снова высветил конец разговора. Аня встала с кровати и неуверенным шагом пошла за дверь, не зная почему. Просто чувствуя, что так надо. За дверью ждал сюрприз, записка лихим женским почерком:

«Анют, убегаю рано, будить не стала, на холодильнике деньги. Ты у меня умница, поесть приготовишь. Целую, бабушка».

– Бабушка??? – вслух переспросила Аня и перечитала ещё раз, нет, бабушка, действительно, некая бабушка писала своей внучке. Но она здесь при чём? Ещё один вопрос в копилку странного утра.

Аня отправилась на кухню, и вправду на холодильнике, большом и белоснежном, она увидела голубоватую купюру с Ярославлем. Тысяча рублей была приколота ещё одной запиской «на 3 дня, не трать всё разом». Аня не сомневалась, что можно разом и больше потратить, но здравый смысл подсказывал, что тремя днями ей не выпутаться. За окном светило солнце, совсем не осеннее, Аня подошла к окну и присмотрелась. Лето, на дворе было лето.

– Что за херня! – еле шевеля губами, выругалась девушка. На календаре было 28 июля, год, как и был, 2009. Только сейчас Анечка заметила, что квартира тоже не её, как и всё остальное. Вместо хрущёвской пятиэтажки высокие потолки явно дореволюционного дома, она вышла в комнату и присмотрелась. Мебель под стать зданию: старинное кресло стояло напротив телевизора, выглядевшего не менее старинным, стол, на который облокотилась Аня, был весьма органичен всему, толстые ножки из явно натурального дерева поддерживали тяжеленную плиту, нет, монолит столешницы не из чего-нибудь, а из камня. Аня никогда такого не видела в домашнем быту.

– Боже, где я? – никогда не верующая Аня подняла руки к небу, который сейчас заменял потолок. И чуть не села от удивления: на потолке была лепнина. Нет, не из пластика, который так любят нынешние богатеи средней руки, а самая настоящая – из гипса или ещё чего круче. Аня стояла, опершись на стену, и не могла слова проронить, да чего там слова, мысли встали в изумлении и не желали двигаться. Как она раньше этого не заметила? Аня оглянулась на кухню и присмотрелась. На кухне, не столь большой, как комната или даже зал, что будет вернее, стоял обычный стол советских времён или начала девяностых из ДСП, и окно там было привычным стеклопакетом, да и холодильник – весьма современная штучка, даже с магнитиками. А здесь , прям музей, Аня прошагала по комнате, на деле она оказалась не столь большой, но в несколько раз превосходящей её старую, родную, как дома. За комнатой были спальные: собственно, та, из которой Аня вышла, и чужая, туда-то Аня и шагнула. Спальня не уступала красотой и изыском комнате: маленький столик, прикрытый большим куском ткани, именно ткани, грубым и не обрезанным по краям. Анечка приподняла край так, из любопытства. И пожалела, столик был кованый. Из настоящего метала с изысканной ковкой на ножках, изображающей каких-то птиц – то ли голубей, то ли ворон. Аня убрала журналы с ткани, журналы были свежие и различные – от музыкальных до экономических.

– Кто такая эта бабушка? Откуда такая дорогая мебель? А главное – я здесь при чём?

Аня только и делала, что задавала вопросы, на которые никогда не узнает ответа. Она убрала ткань и столик вновь заставил её удивиться: под толстым стеклом, потемневшим от времени, проступало небо, и по окантовке золотистыми буквами надпись «Малый стол с журавлями». Аня присмотрелась к птицам внимательнее: длинные крылья, непропорциональные шеи, маленькие тела. «Может, и с журавлями, – смирилась Аня, – не так важно». Но утро не переставало удивлять: на теле одной из птиц была тоже надпись, вернее, клеймо – стилизованные «ЖIБ» и цифры 178, но между 1 и 7 был промежуток, Аня потёрла пальцем и не столько увидела, сколько почувствовала: 7. Так, 1,7,7,8, – одна тысяча семьсот семьдесят восьмой год? Ни фига.

Аня не удивилась и не была шокирована, она в музеи видела вещи и старше. Но так просто, в обиходе, вещи времён Екатерины Великой или кто там был на троне тогда, Аня точно не помнила. Она просто закрыла всё и положила журналы, где были, бегло оглядела спальню дальше, но, не сходя с порога, состояние было хоть в обморок падай. Взгляд остановился только на двух вещах: кровати и книжном шкафу. Кровать была такая же основательная и старая, как и всё вокруг, но высокая и с тремя матрасами приличной толщины, завершала образ полупрозрачная ткань, опоясывавшая сие ложе, по-другому и не выразиться. А шкаф был так велик, что занимал полспальни, и сплошь уставлен книгами, корешки выдавали возраст, некоторые могли сравняться возрастом со столиком, а то и превзойти его.

«Ноги моей здесь не будет!» – твёрдо решила Аня и двинулась к двери, за которой, как ей казалось, выход наружу из этого музея-дурки. По пути она заглянула в комнату, где проснулась: там стоял современный шкаф для одежды, вещевые полочки для цветов и книг, родное окно, не евро, оно практически не отличается от её домашнего. Чуть улыбнувшись то ли контрасту, то ли тому, что за дверью была действительно лестничная площадка, Аня шагнула в проём. Что-то держало, некие нити говорили ей: «Подожди, ты забыла что-то». Аня нехотя шагнула обратно, прикрыла дверь в свою спальню. Когда она стала считать её своей? Схватила лёгкую курточку. Оглянулась, как бы играя, что она увидит: современную вешалку или старинный гардероб? А нет, до смешного, куртка висела на гвоздике. Простом маленьком гвоздике, грубо вбитом в стену, причём ничего другого в маленьком и тесном коридорчике не было – четыре двери и проход в холл. Аня улыбнулась, но на этот раз шире и от всей души, она уходила из этого романтичного, пугающего, странного и манящего места. Да что там уходила – убегала, сваливала, в конце концов.

Глава II

Маленькая улочка и фонарный столб встретили нашу героиню на природе. Ни машин, ни прохожих, ничего. Аня посмотрела наверх, она была права, старый дом трёх этажей высился над ней. Она без ошибки нашла кухню, больше машинально, нежели ей это было надо, три окна большой комнаты и ещё штуки четыре таких же окон. Занавески были точно такими же, как и в большой комнате. «Получалось, что если кухня в начале квартиры, а те окна в конце, то квартира занимает весь верхний этаж, чуть выше чердак с хорошими окнами и балкончик, на котором росли цветы. Может, где-то есть лестница наверх, и это тоже наше? – здесь Аня поймала себя на последнем слове, – наше? Стоп! Как наше? Твоё с кем?»

«Ты больная дура», – уверенно прошептала она себе и двинулась вперёд, где только что проехала машина. «Если там есть машины, значит, там есть люди», – рассуждала Аня и уверенно шагала в неизвестность, прошу прощения, к своей судьбе. До перекрёстка Аня дошла очень быстро, но ожидаемых людей там не было, да что там людей, улица была пуста, как туннель. Два ряда ровных домов несовременных многоэтажек, а весьма милых домиков в три-четыре этажа. Этакая провинциальная улочка, даром, что вывески были современными. Но ни одной улицы Аня не знала и, куда идти, даже не представляла. Солнце уже было на самой верхушке и начинало припекать. Аня присела на поребрик, закрыла лицо руками и заплакала. Слёзы сами текли из глаз и просачивались между пальцами, капали на асфальт и таяли в лучах солнышка. Мимо проехала машина, но как только Аня подняла заплаканное лицо, машина уже скрылась за поворотом.