Страница 4 из 15
Следующая заметка, попавшаяся мне на глаза, повествовала о том, что у него начались проблемы со здоровьем, он постоянно носил преподавателям какие-то справки. Но я этого совершенно не помню, так как мы регулярно виделись в коридорах университета, перекидывались парой фраз, но проводить совместный досуг так и не довелось. Больше года он ежедневно пропадал в университетских лабораториях, а как выяснилось позже, то и не только в нашем институте. В его поведении не было почти ничего странного, за исключением того, что он постоянно ходил в осенней одежде, даже в очень жаркие дни он ни разу не снимал куртки.
Затем он пропал, я его не видел несколько месяцев, однако все работы по курсу были выполнены в срок. Его справки касались лишь сроков сдачи работ. Он то и дело сдавал работы пораньше, под предлогом того, что отправляется на лечение. Такое часто бывало со студентами. Возможность отложить обучение по причине болезни – совершенно нормальная практика. Только у Войцеха всё было наоборот, он сначала сдавал работы, потом отправлялся лечиться. Позднее, сверив данные с моими восстановленными наблюдениями, я выяснил что он продолжал работать в своей проклятой лаборатории.
Тогда я подумал, что он попал в кабалу к какому-нибудь не добросовестному учёному, выполняя за него тяжелую работу и теряя своё здоровье. Он успокаивал меня, показывал внушительные пачки денег, уверял что продавать здоровье он не намерен. А ещё говорил, что честные деньги на дороге не валяются и как только их источник иссякнет, он продолжит жить как обычно. Ох уж это его «как обычно».
В нашем университете к научным работам студентов относились весьма уважительно. Будь ты хоть трижды бездарь, твои работы будут держать под семью замками, а если возникали споры об авторских правах, то студенты с юридического направления толпами ломились чтобы попрактиковаться. Хищно щёлкая зубами, они хватались за малейшую возможность показать себя защитником какого-нибудь талантливого, юридически не грамотного гения. Всё было настолько серьёзно, что даже преподаватели, чуть-ли не сами выполнявшие львиную долю работы за какого-нибудь бездельника, не имели права быть соавторами, даже с согласия ученика. Единственная возможная для них награда, это похлопывание по плечу и аплодисменты коллег на собраниях.
А делить было что. Общий доход от интеллектуальной собственности наших студентов был в четыре раза больше городского бюджета. До того, как студент не закрепит за собой право интеллектуальной собственности, всё было строго засекречено. Получить данные о неопубликованных исследованиях или ходе экспериментов было не легче чем ключи шифрования для военных роботов. Да и студенты были рады стараться. Пересчитает какой-нибудь умник ворсинки на усиках одноклеточных водорослей, а потом ходит по коридорам как нобелевский номинант. Но кое-что мне добыть всё-таки удалось.
Войцех работал над вопросами репликации генетических цепочек. Размер темы оказался просто необъятный. Хотя и выяснил тему исследования, мне это не помогло. Химию я сдавал на отлично, но всё равно не мог понять, чем именно занимался Войцех. В попытках разобраться в работах Войцеха, я заглядывал в опубликованные работы по схожей тематике, и тонул в необъятных рисунках. Простейшая схема ветвящихся молекул, казалась мне совокупностью всех партитур всех когда-либо существовавших оркестров. Попытки прочитать формулу вызывали у меня ассоциации с творчеством Ганса Гигера. Причём, чем проще организм, тем сложнее выглядели самые тривиальные его элементы.
Каждая страница самых понятных работ давалась мне тяжелее всего Ветхого Завета. И стоило мне только подумать, что я что-то понял, как я нарывался на следующую страницу, где говорилось о том же, но делались совершенно противоположные выводы. У эволюции были миллионы лет, и лаборатория размером с планету, чтобы это создать, а у меня почти нет времени.
Каждое воспоминание про институтские годы было неразрывно связано с этим парнем. Все детали моих лучших лет жизни более не радовали меня, а медленно вонзались в мою душу как, острые иглы железной девы. Моя совесть была беспощадна, она волоком тащила меня через тернистые поля биологических наук, но я не собираюсь сдаваться. Именно Войцех был ключом от железной девы моей совести. Лишь только Войцех, до последнего считал меня другом, пока я не предал его.
Ветра Мёртвого моря
Я не большой любитель истории. Мне эта дисциплина всегда казалась стенографией примитивных инстинктов человека, имеющих мало отношения к реальному мироустройству. Однако в поисках очередных фрагментов головоломки, мне пришлось окунуться в этот отвратительный омут. Долгое время наука была в заложниках у политиков, что привело к чудовищному упадку цивилизации и технологий. Для изнеженного безопасностью избалованного человека, стремление к сокращению рождаемости стало естественным и попало в руки к негодяям.
Напуганные перенаселением власть имущие, стали потакать наиболее глупым субкультурам. Полвека тому назад разнообразные волны феминизма и мизандрии поставили человечество в ситуацию, сломавшую основы основ человека как вида. Мужчины стеснялись быть мужчинами, а женщины окончательно перестали стремиться к материнству. Эволюция нас к такому не готовила. И в таких ситуациях, как обычно, происходит вымирание подавляющего большинства представителей такого вида. К счастью для человечества, с теми кто поддался веяниям субкультур, так и произошло. Эти идиоты наконец вымерли.
Подобные ситуации случались много раз в истории, но тогда это касалось лишь самых богатых. С развитием производства и доставки, каждый бедняк смог себе позволить то, что и не снилось патрициям древнего Рима, кроме собственных рабов, разве что.
Насколько я понял из моих поверхностных знаний в новейшей истории, первое что изменилось, это исчезновение шоу бизнеса как такового. После того как одно поколение назад власть одного гегемона в мире сильно пошатнулась, лишённые единого центра силы, властители мнений раскололись на множество мелких осколков. А когда простым людям пришлось между ними выбирать, быстро стало понятно, что все авторитеты дутые, и ничего из себя не представляют.
Когда маленький компьютер смог сочинять и исполнять симфонии, писать отличные книги и снимать по ним кино в реальном времени, стало невозможно оправдать халтуру «скрытым смыслом» или «непостижимым гением автора». Стоило ли удивляться, что бездари начала века вымерли вместе с их поклонниками. Слава Богу, говорил Войцех, что нам не приходится видеть весь этот мусор каждый день, и слушать похабное нытьё, которое иногда струиться из окон не в меру живучих стариков.
С исчезновением централизованной системы навязывания вкусов, исчезли и люди подверженные влиянию стадного инстинкта. За слово «модник» можно было крепко схлопотать. Общее эстетическое направление в нашей стране откатилось на сто двадцать лет назад. Будь моя воля, я бы откатил на двести, но кокетливые шляпки и строгие практичные юбки отлично смотрелись на женщинах. Полосатые пиджаки и шляпы добавляли значимости старикам, а молодецкую удаль парней просто возводили в степень. В разных городах люди придерживались разных стилей, с удовольствием перенимали удачные эстетические находки у тех, кого знали лично, минуя посредников в виде киношных фигляров, или откровенно больных «знатоков стиля». Уродливое начало века, крайне негативно повлияло на эстетический уровень жизни, и поэтому современники не пытаются скарабеить его наследие.
Я рос в семье довольно ортодоксальных христиан, воспринимал религию как наследие, которое ещё пригодится. Несмотря на то, что я не был склонен к ревностному исполнению ритуалов, я практически не общался с людьми, склонными к распущенности и раскрепощённости всех видов. Войцех относился к моим взглядам с пониманием, и редко заводил разговоры на религиозные темы. Он иногда даже интересовался отношением верующих к разным вопросам.
Во всяком случае мы с Войцехом были похожих взглядов на большинство вещей, по крайней мере того, что касалось второй половины десяти заповедей. Общался ли он с маргиналами – я не могу сказать точно, но, во всяком случае, я не замечал дурного влияния на него извне. Когда общаешься с человеком, который буквально из кожи вон лезет чтобы изобразить святошу, а тревожное ощущение скорого обмана не покидает. Но тут другое дело. Человек, способный дать словесный отпор, который уверен в себе и в меру злопамятен – не вызывает ни подозрения, ни опасения. ровно до тех пор, пока не добьется своих целей, и не покажет своё истинное лицо.