Взлом с проникновением

Так будет меньше соблазна позвонить или написать ей. Сегодня проведем день порознь, а завтра утром поеду к ней и поговорим. Четко и по делу. С аргументами.

Ага, есть у меня один аргумент, который скоро зазвенит, потому что я ни черта не перестаю думать о Клубничке.

Даже девушки в коротких платьях у стойки не интересуют. Смотреть противно — в голове одна Ника, и никак ее не выдворить. Опустошаю стопки, уже не считая. Матвей хмурится, ребята тоже косо поглядывают, но от меня не сильно отстают. Напиться, забыться, завалиться спать — так завтрашний день быстрее наступит.

— Лёх, если ты так продолжишь, через полчаса тебя придется тащить домой, — включает режим мамочки Высоцкий.

— Не придется, — отмахиваюсь, двигая бутылку с коньяком, и с прискорбием осознаю, что друг прав. Голова уже идет кругом.

— Проблемы в раю?

— Ага. Говорит, я спешу, — фыркаю, вспоминая, как она почти рыдала на кухне. Это, получается, я такой изверг, раз затиранил бедную девчонку настолько, что она мне признаться боялась?

— Ой, они все так говорят, — отмахивается Серега. — А втайне мечтают о мужике, который придет, за спину поставит и все за них решит.

— Да-да, — соглашается Высоцкий. — Моя Сашка только кажется бойкой, а чуть что, так сразу ко мне бежит. Зато сначала брыкалась, как бешеная кобылка: ты мне не указ, замуж не выйду, а теперь с шеи не снимешь, — он снова счастливо улыбается, пока я покрываюсь завистью. Я ведь тоже не против, знаю, что у женщин в голове тараканов побольше и у каждого еще по двадцать микротаракашек в мыслях. С таким консилиумом каждый день — праздник на пороховой бочке.

— Главное, когда брыкует, обнимать ее, гладить по голове и слушать, что она там щебечет, они много чего полезного говорят.

Слова Сереги бьют обухом по голове. Я ведь так и не послушал ни разу. Попытался, но потом опять стоял на своем: надо к родителям, надо жить вместе, все надо. Сейчас, прокручивая все наши совместные вечера, понимаю, что и правда был на своей волне. Да, мне нравится Ника, да, я хочу быть вместе, да, она млеет в моих руках, но я ведь так и не узнал, нужен ли ей вообще в долгосрочной перспективе. Зато песочных замков настроил.

— Я сейчас, — выхожу из бара и беру телефон. Пишу сообщение, жду, заодно проветриваюсь. Минута, три, пять — ответа нет. Неужели обижается? Если специально игнорирует, приеду и накажу так, что сидеть дня три не сможет.

Звоню. Тишина. Еще раз. Тот же эффект.

И куда же ты делась, Клубничка? В груди разрастается тревога. Она ведь никуда не собиралась сегодня, значит, дома или с Алиной. Когда там она должна вернуться? Набираю еще раз на удачу, но абонент снова вне зоны действия сети. Ругаюсь и возвращаюсь в бар.

Не могу сидеть спокойно, пока Ника не отвечает. Вдруг с ней что-то случилось, а я не рядом? Выпиваю еще две стопки, пока пытаюсь дозвониться, а потом вызываю такси и, прощаясь со всеми, несусь к своей девочке. Мне нужно знать, что случилось и почему она меня игнорирует.

Едем долго, я даже успеваю протрезветь и подумать, что все это — чушь. Ника дома, просто не заметила, как разрядился телефон, можно не переживать и возвращаться домой. В бар не хочется. К Клубничке хочется.

Она не открывает. Звонок сбоку от двери не откликается, стук игнорирует, и я, недолго думая, подгоняемый паникой, берусь за вскрытие замка, жалея, что Диман выбрал в прошлый раз хороший. Ника все еще не появляется, зато первое, что я вижу, оказываясь в квартире, это сковородка. Кажется, я крупно налажал.

***

Ника

Если когда-то у меня откажет сердце, это определенно случится из-за Макарова. А ему, кажется, хоть бы хны. Стоит пьяный, слегка покачивается и ищет точку опоры. Осторожно закрывает дверь, но подходить не спешит.

— Напугал, да? — виновато опускает голову, как будто школьник, получивший двойку. Телефон отдается безумной трелью, когда приходят уведомления о звонках и сообщения, написанные Лёшей. — Прости.

— Может, объяснишь, зачем вломился? — хочется все-таки огреть его сковородкой, чтобы больше не пугал меня до чертиков. Сердце все еще бешено стучит. От греха подальше опускаю сковородку на пол: на кухню нести не решаюсь, вдруг она мне еще понадобится, мало ли, что Макаров задумал.

Но на смену страху приходит какое-то странное чувство, которому я пока не могу найти объяснение. Оно медленно топит пространство грудной клетки и отключает мозг.

— Хотел поговорить. Я звонил, ты не брала трубку, — хмурится мое пьяное чудовище, подпирая плечом косяк.

— А в звонок?

— Стучал, — стаскивает туфли и медленно, тяжело вздыхая, идет ко мне. Протягивает руки, почти моля взглядом, чтобы не отталкивала. Только я и не собираюсь. Смотрю в захмелевшие глаза и не сдерживаю улыбки. Значит, вот в каком виде он ко мне завалился пару недель назад. — Ник, Клубничка моя сладкая, скажи, что ты решила. Я честно думал дождаться завтра, но не хочу засыпать и просыпаться без тебя, — одна рука осторожно ложится на талию, большой палец второй медленно скользит по моей щеке, запуская счастливые мурашки. — Знаю, что у нас все быстро, но мне понять, что я тебя люблю, много времени не надо. Обещаю, мы разберемся со всеми твоими страхами, только вместе, ладно?

Если бы Макаров меня не держал, я бы наверняка упала. Любит. Не могу поверить в то, что только что услышала. Это запредельно, невыносимо нежно и волнующе. Кажется, моя улыбка растягивается от уха до уха. Лёша зеркалит мою эмоцию и мягко целует в щеку.

— Повтори признание утром, когда будешь трезвым, — смеюсь, целуя его, чувствуя вкус алкоголя на языке, но меня пьянит вовсе не он. Тело мгновенно расслабляется в сильных руках, прикрываю глаза, ловя частички теплого чувства.

— Понял, — кивает мой полицейский, обнимая меня крепче. — Я тогда пойду?.. — смотрит мне в глаза, ожидая решения, а я тихо хихикаю и глажу пальцами его лицо.

— Ага, — соглашаюсь, замечая, как на его лице сменяются эмоции. — В душ, а потом в спальню.

— Ник… — начинает, но не договаривает, потому что снова припадает к моим губам, в этот раз целуя с большим напором.

— Иди, — отстраняюсь первой и отступаю, прихватывая полотенце, до этого чудом державшееся на мне. Макаров раздевается на ходу, все еще пошатывается, но выглядит абсолютно счастливым. Наверное, мы похожи на двух идиотов. Влюбленных, но таких сумасшедших. И до меня вдруг доходит, что все это время было за чувство, медленно пускавшее корни. Чувство, которому было невозможно противиться, оно зрело с самой первой встречи с капитаном. И теперь я ощущаю острую потребность сказать ему об этом. Полицейским красноречием я не отличаюсь, поэтому осторожно, еще побаиваясь, произношу: — Лёш, — он оборачивается, придерживаясь за дверь ванной, и смотрит пристально, — я, кажется, люблю тебя…

— Повтори признание утром, когда я буду трезвым, — улыбается и подмигивает мне. — И без кажется.

Повторю.

Ост