Страница 64 из 68
— Значит, ты думаешь, Анетт к тебе всерьёз расположена?
Готли пожал плечами.
— Какая разница? Отец убьёт меня, если узнает, что я кручу с правнучкой ростовщика. Он всё ещё цепляется за такое пропахшее пыль старьё, как честь дворянского рода и прочие анахронизмы.
— И тем не менее ты ведёшь её на бал?
— А что мне остаётся? Когда папаша помрёт, кто будет меня кормить? Герб над каминной полкой? Или, может, сгнившая усадьба, куда уж страшно и вступить — того гляди обвалится.
Я только спустя четверть часа понял, что речь шла о студенческом бале, посвящённом тридцатилетию факультета, где учились собеседники. Через несколько дней его должны были отпраздновать с большой помпой в специально арендованном для этой цели дворце, куда решено было пригласить слушательниц медицинского факультета — для тех студентов, которые не прибудут на торжество со своими собственными дамами.
Решительные действия в отношении доктора Улаффсона я решил предпринять после того, как увидел, что в красное с белыми колоннами здание на углу Портери-стрит и Стратфорд-авеню, куда швед регулярно наведывался, втаскивают не меньше дюжины огромных коробок, каждую из которых несли по три-четыре человека. На коричневых боках виднелись маркировки, свидетельствующие, что груз прибыл из Амстердама.
Вечером того же дня я взялся за приготовления. Нанёс грим, переоделся, чтобы выглядеть недавно вернувшимся из-за границы господином лет тридцати с небольшим. Рассовал по карманам оружие, взял трость. Пробормотал короткую молитву (это никогда не помешает) и вышел на улицу. Падал мелкий снег. Он медленно кружился, оседая на мостовую, появляясь на миг в свете фонарей, и исчезал, едва коснувшись чёрного тротуара.
Часы показывали без четверти одиннадцать. Я доехал до перекрёстка, предшествующего Портери-стрит и Стратфорд-авеню, вылез и пошёл дальше пешком. Жилых домов вокруг было немного, но из-за садов улицы казались в темноте похожими на щербатые рты: дома-зубы чередовались с чёрными провалами заросших деревьями пространств.
Я прогулялся по району, продефилировал мимо дома, приобретённого Улаффсоном под лабораторию. Здание казалось пустым: в окнах не горел свет, никто не входил и не выходил, даже охраны не было видно — вероятно, вся она помещалась внутри.
Угловой дом выделялся в темноте не только белыми колоннами, но и тем, что был единственным, выходящим на перекрёсток: справа и слева за чугунными оградами темнели скверы, на тротуаре от деревьев лежали густые тени. Справа от крыльца горел фонарь, освещая лишь половину ступенек и часть массивной двери с полированной медной ручкой.
Я понаблюдал за домом издали, затем прошёл мимо, держась другой стороны улицы и тщательно обходя фонари. Перешёл улицу там, где начинался сквер, убедился, что ворота заперты, и проникнуть за ограду нет никакой возможности (высота около трёх метров, никаких поперечных опор и декоративные, но при этом вполне острые пики сверху). Я вспомнил, как в Амстердаме забрался в клинику Рессенс по стене, но на красно-белом здании уступы начинались слишком высоко, а на всех окнах были новенькие решётки. Можно, конечно, создать из воздуха ступени, но лучше такими вещами заниматься, когда совершенно уверен, что тебя никто не увидит. Да и вообще, я решил экономить магические силы. Не так давно мне слишком дорого обошлось транжирство.
Так что я обошёл дом с другой стороны, но и там всё выглядело примерно так же.
Вдруг я заметил в третьем окне второго этажа мелькнувшую полоску света. Приглядевшись, увидел, как жёлтый электрический луч опять проскользнул по стеклу и пропал. Кто-то был в доме, и этот кто-то — не из числа слуг или охранников, потому что зачем бы он тогда пользовался фонариком? Вор? Но кому придёт в голову красть там, куда только начали переезжать, куда ввозят не ценности, а ящики и коробки? И потом я не видел поблизости никакого автомобиля, на котором можно было бы увезти награбленное. Не стоял никто и на шухере.
Я попытался понять, как чужак мог проникнуть в дом. Получалось, что только через дверь. Я направился к крыльцу. Остановившись на неосвещённой половине, прислушался. Сначала было очень тихо, а затем где-то наверху — возможно, как раз на втором этаже — что-то звякнуло. Я взглянул на часы. Светящиеся стрелки показывали сорок пять минут двенадцатого. Протянув руку, я взялся за медное кольцо и потянул. Дверь слегка приоткрылась. Она была тяжёлой, и пришлось приложить усилие, чтобы образовалась щель побольше — такая, в которую я смог протиснуться.
Глава 73
Внутри было темно, пахло пылью и деревянной стружкой. Виднелись белые чехлы, укрывавшие мебель, вдоль стен стояли дощатые ящики разных форм и размеров, некоторые достигали в высоту метров трёх. Примерно такие я видел, наблюдая за разгрузкой возле дома очередного фургона.
Прислонив трость к стене, я вытащил пистолет и пошёл, держа его на уровне пояса. Был ли я готов выстрелить в человека, если тот вдруг возникнет из темноты? Нет. Без причины — нет. К тому же, я создал невидимый барьер и не рисковал ничем, кроме того, что кто-нибудь может поднять тревогу. И потом, даже в случае нападения слуги или охранника застрелить его будет несправедливо — это ведь я забрался без разрешения в чужой дом. Так что оружие достал для устрашения. Хорошо, если сработает.
Напрягало, что я не знал, находится ли в здании тело горничной фон Раскуль. Может, Улаффсон решил его не покупать — мало ли доноров можно найти прямо на улицах Лондона?
Размышляя таким образом, я двинулся дальше. Вперёд гнало любопытство: кто всё-таки опередил меня, забравшись в дом и обшаривая второй этаж с фонариком?
Иногда казалось, что в темноте кто-то прячется, и я останавливался, вглядываясь в неясные очертания. Обычно это оказывались либо тюки, либо непокрытые чехлами предметы интерьера, либо вешалки с одеждой. Кстати, судя по ним, в доме находились по крайней мере пять человек — именно столько пальто я насчитал.
Впереди показалась лестница. Она немного закручивалась, широкая, с дубовыми перилами — одним словом, парадная. Должно быть, раньше по ней спускались к гостям хозяин с хозяйкой. Он — в смокинге с красной гвоздикой и сигарой в руке, она — в роскошном платье с кринолином, золотой сеточкой на волосах и кружевных митенках. Почему-то именно такая картинка возникла у меня в голове, пока я поднимался по мраморным ступенькам, вглядываясь в царящую наверху темноту и прислушиваясь, не донесётся ли со второго этажа какой-нибудь звук. Но звон, который я услышал, стоя на крыльце, был единственным.
Я поднялся на второй этаже и остановился в коридоре. По правую руку виднелись закрытые двери, а по левую — окна, плотно задёрнутые шторами. Между ними висели огромные портреты разряженных вельмож в зелёных, белых и синих мундирах и обтягивающих рейтузах. Картины покрывал густой слой пыли.
Свет сюда не проникал, но в самом конце горел маленький электрический рожок, и под ним кто-то лежал. Собственно, подрагивающий свет выхватывал из темноты только ботинки, потому что остальное тело скрывала стена. Я медленно пошёл вперёд и крадучись приблизился к лежавшему на полу человеку. Осторожно заглянул за угол: коридор сворачивал вправо и тонул во мраке. Пахло пылью и чем-то резким, химическим. Светильник на стене тихо гудел. В его дрожащем свете можно было увидеть, что на спине убитого расползлось мокрое пятно — кто-то ударил его ножом или ещё чем-то острым. Человек был одет в чёрное пальто, котелок валялся чуть поодаль. На полу лежала внушительная трость с круглым серебряным набалдашником.
Я присел, отложил фонарь, взялся за плечо мертвеца и попытался перевернуть, но тот был слишком тяжёл. Пришлось положить пистолет на ковёр рядом с фонарём, чтобы задействовать обе руки. Когда человек оказался лежащим на спине, я невольно задержал дыхание — в лицо пахнуло странной смесью резких запахов, среди которых особенно чётко выделялся один — зловоние разложения. Но, судя по кровавому пятну на спине, ещё влажному, человек умер совсем недавно. Возможно, за несколько минут до моего появления. Откуда тогда эта вонь? Она со всей определённостью исходила именно от тела.