Не пугай ежа голым задом

Глава 3. МАША. БЕДА ХОДИТ НЕ ОДНА, А С ДЕТКАМИ

Ласковое утреннее солнышко заглянуло к нам в окно и разбудило меня. Я сладко-сладко и длинно-длинно потянулась, стараясь не задеть Сашку, который очень чутко спит, и решила немного понежиться, наслаждаясь тишиной, пока она не сменилась шумом стройки. Взглянув на часы, я увидела, что уже довольно поздно, но, поскольку ни Сашке, ни мне нет необходимости каждое утро вскакивать и мчаться на работу к определенному времени, мы никогда рано и не просыпались. И вдруг сквозь полудрему я услышала у нас во дворе чьи-то негромкие голоса. Поудивлявшись, кто бы это мог быть – соседи бы обязательно постучали в дверь, а не таились, как воры, я осторожно встала и выглянула в окно, но ничего не увидела – значит, незваные гости были с другой стороны дома. Я потрогала мужа за плечо – обычно этого достаточно, чтобы разбудить его, но на этот раз он только пробормотал что-то неразборчивое и повернулся на другой бок. «Ладно! – решила я. – Пойду посмотрю сама!» Накинув халат, я вышла на веранду, а оттуда на крыльцо и, оглядев двор, просто остолбенела.

Еще бы мне было не остолбенеть, увидев на своем участке, в собственной беседке парочку уютно устроившихся бомжей, которые тоже явно недавно проснулись. Еще один преспокойно стирал свои носки прямо над раковиной, причем грязная, как сажа, мыльная вода текла на оставшуюся там со вчерашнего дня посуду, а за его спиной стоял его дружбан и брился Сашкиным станком, который всегда лежал там на полочке под зеркалом. Тут до меня дошло, чем этот мерзавец стирает свои носки, и я заорала как резаная. Да и какая бы другая женщина смогла остаться спокойной, глядя на то, что этот негодяй, этот подлец, этот подонок использует в своих низменных целях мое мыло «Ив Роше», которым я и Сашке-то разрешаю пользоваться только по большим праздникам. И как же это меня угораздило оставить его там? Но кто же мог предположить такое нашествие бомжей на наш участок? Раньше-то они так не наглели!

Взъерошенный Сашка выскочил из дома как был, то есть в трусах, но вот топор, который постоянно стоит у нас на веранде, прихватить не забыл. При виде этого великана, да еще и вооруженного, бомжи испуганно сжались и застыли на месте. Как ни заспан был мой муж, но он тут же оценил обстановку и, покачивая топором, пошел на этих подлецов.

– А мы чё? А мы ничё! – лепетали они, пятясь от него.

– Вы какого черта тут делаете? – грозно спросил Сашка.

– Так мы же не знали, что тут хозяева ночуют, – объяснил один из бомжей. – Мы думали, что дома никого нет, вот и устроились в беседке.

– А вам что, жалко, что ли? – обиженно спросил второй. – Мы просто переночевали и все! Ничего не сломали, не сожгли!

– Если не считать того, что брились моим станком, – язвительно заметил Сашка.

– И стирали свои поганые носки моим французским мылом, – почти со слезами выкрикнула я.

– Это тем, которое ты бережешь как зеницу ока? – уточнил муж, оборачиваясь на меня.

– Вот именно! – выразительно сказала я.

– Значит, так, господа бомжи! – с угрозой сказал Сашка. – Сделайте так, чтобы я вас долго-долго искал и никогда больше не нашел. Иначе говоря, вон отсюда, и чтобы духу вашего здесь больше не было! А если еще раз увижу, то пеняйте на себя! Позвоню участковому и как минимум обещаю вам ночь в обезьяннике!

– А мы больше не бомжи! – гордо заявил один из тех, кто был в беседке. – Мы люди социальные! Пролетариат!

– Ишь ты! Пролетарий! – хмыкнула я.

– Да! Пролетариат! Мы сейчас на Крякова работаем. Он нас нанял вашу же территорию от мусора очистить! Ну и вообще, вокруг прибраться.

– Где же он вас, таких трудолюбивых, нашел? – насмешливо спросил Сашка.

– А в Боровске! – ответил второй из тех, кто были в беседке. – У нас там его все знают! Подошел к нам, когда мы бутылки сдавали, и предложил поработать на свежем воздухе. И даже сам сюда нас привез!

– Ну, мы и согласились! – продолжил тот, что недавно пытался побриться. – Летом-то в городе разве жизнь? Пыль одна да асфальт! А здесь красота! Воздух чистый! Озеро есть, где вымыться можно! Душа радуется!

– Он нам и денег немного дал, – похвалился бомж, выкручивая свои носки опять-таки на посуду, от чего я даже застонала, но тут этот мерзавец их еще и понюхал, а потом восхищенно сказал: – А пахнут-то как! Словно одеколон!

– Оставь мыло в покое, эстет чертов! – заорала я, хотя он его уже давно положил на место, просто я все еще никак не могла отойти от шока – это же надо! Стирать носки французским мылом!

– А потом еще заплатить обещал, – раздалось со стороны беседки. – Только насчет жилья мы с ним не договаривались, вот и присмотрели себе...

– А теперь будете присматривать в другом месте! – жестко сказал Сашка. – И глядите! Я вас предупредил!

Под его тяжелым взглядом, а муж у меня, когда надо, может так посмотреть, что мало не покажется, бомжи шустро собрали свои манатки и скрылись из виду. Правда, как потом оказалось, перебазировались они совсем недалеко, в лесок, что совсем рядом с нами, где и устроили себе на деревьях некое подобие гамаков. Когда они ушли с нашего участка, Сашка выразительно посмотрел на меня, но ничего не сказал, хотя в его взгляде ясно читалось: «А ведь я тебя предупреждал!» Счастье великое, что он промолчал, потому что я была на взводе и в ответ на такое замечание устроила бы ему страшенный скандал – какая же женщина способна признаться в том, что сморозила глупость?

Завтрак прошел в тягостном молчании, причем ели мы на веранде, потому что беседку предстояло после нашествия этих незваных посетителей еще как следует отмыть и продезинфицировать – мало ли какая зараза у них водится, да и вшей с блохами и клопами тоже исключать было нельзя – хорошо еще, что на даче у нас есть химикаты и опрыскиватель. Привлекать к этой работе Сашку мне было стыдно – ведь это я, поддавшись на уговоры Артамоновой и Крякова, подписала этот, будь он неладен, протокол о намерениях, а значит, сама и поспособствовала появлению столь наглых бомжей. Но муж, надо отдать ему должное, ничем не попрекнул меня, а сам взялся за эту довольно тяжелую работу, а я занялась посудой, которую решила не только хорошенько отмыть, но еще и прокипятить от греха подальше.

Покончив с посудой, я вышла в сад, чтобы присоединиться к мужу и помочь ему. Работая, мы невольно видели, как бомжи сновали по поселку и честно отрабатывали полученные от Крякова деньги, собирая мусор в большие черные мешки и оттаскивая их в сторону леса. И тут с той стороны повеяло такой едкой вонью от горящего пластика, что невозможно было дышать, а за запахом последовал и страшный черный дым, который, как грозовая туча, наползал на наш поселок.

– Неужели они собираются сжечь там весь мусор? – в ужасе спросила я.

– А ты что, рассчитывала, что они его в город повезут? – хмыкнул муж.

– Но неужели ничего нельзя сделать? – чуть не плакала я.

– Пойду посмотрю, – сказал Сашка и ушел.

Я же, сцепив зубы, продолжала поливать беседку дезинфицирующей жидкостью, запах которой мне всегда был неприятен, но сейчас воспринимался как хорошие духи – как говорится, все познается в сравнении.

– Они развели костер за забором нашего поселка, – сообщил, вернувшись, муж. – То есть на оккупированной врагом территории. Сделать ничего нельзя – ведь общее собрание решило отдать ее Крякову в пользование, так что сейчас он там хозяин.

– Чтоб ему, паразиту, самому этим воздухом дышать! Причем всю оставшуюся жизнь! – не сдержалась я.

Сашка опять-таки ничего не сказал, а забрал у меня опрыскиватель и принялся поливать беседку.

– Добрый день! – раздался вдруг из-за забора голос Максима Парамонова, которого мы с мужем звали между собой Мажор за его вечно веселый, частенько и без всякой видимой причины, вид. – Чем это так воняет? Вашими химикатами?

– Нет, Максим! – вздохнула я. – То есть химикатами, но не нашими. Это горит пластик!

– У кого-то пожар? – встревожился он.