Новогодняя Полька

— В смысле не расскажешь? — вопрос Гай задал уже без злости, ее вытеснило недоумение. — И что ты скажешь родителям про переезд?

Я об этом не подумала, вернее — еще не думала.

— А мы уже на все сто это решили? Или еще сомневаемся? — решила я отшутиться. — Пока не скажу ничего…

— Я не сомневаюсь. Любые проблемы можно решить. Решиться во второй раз предложить такое девушке намного труднее, ты просто этого не понимаешь…

— И не ценю, — перебила я с наигранным смешком. — Именно это ты хотел сказать? Уточнить…

— Нет, я сказал, что сказал. Я готов к тому, что ты испугаешься перемен и мне придется тебя уговаривать, но себя я уже уговорил.

— За пятнадцать минут?

— Я тогда не знал, свободна ты или нет, так что оставь в покое и сову, и глобус, идет? Лучше вот, послушай…

Он включил музыку — странную, больше подходящую для фильмов-ужасов, чтобы еще сильнее подчеркнуть гнетущую атмосферу ожидания новой жизни. Сказочной…

— Такой фольклорный фьюжн тебе нравится? Хотя официально это этно-хаосом зовется, но я не люблю слово хаос, хотя именно из него рождается что-то новое и важное.

— Что за группа-то? Что-то новое?

— ДахаБраха уже классика… Конечно, не факт, что ты увлекаешься фольклором. У меня просто теща пела… Она этнограф из Новосибирского Университета.

— Ты из Новосибирска? Ты вскользь сказал, что переехал к нам откуда-то издалека.

— К вам? — хмыкнул Гай. — У вас земля Ингрии приватизирована, что ли? Я из Омска, но тебе это ни о чем не говорит, понимаю… Ну так, о фольклоре. Они… Ну, моя теща с подружками, собирали песнопения… И в итоге у них записаны песни акапелла для Вертепа, семнадцатый век, кажется… Там много всего… А эти музыканты — украинские этнографы, они сумели продвинуть свое творчество в массы. У моей тещи не было такой цели — они больше про костюмы сшить и чтобы точно по нотам было спето, с сопелкой и прочим… Тебе это ни о чем не говорит, понимаю…

— И теща тебя подсадила на эту группу?

— Нет, — Гай снова помрачнел, и я пожалела о вопросе. — Пани Оксана. Мы просто с ней о жизни говорим, ну… Всплыло в разговоре… О фольклоре, она предложила послушать. Мы вообще с ней просто разговариваем. Кажется, я вообще больше ни с кем и не говорю, кроме нее.

— А с мамой?

— А ты говоришь?

— А ты боишься? — снова нервно хихикнула я. — Ну, что я не то скажу про тебя, да?

— Полина, я нормальный вопрос задал — прямой. Ты говоришь со своей мамой? Или говорила? — посмотрел он на меня прямо, а не искоса.

— О чем? — снова напряглась я.

— Да вообще…

— О мужчинах?

— Да вообще, я же сказал! — Гай даже повысил голос из-за моей такой ярко выраженной тупости.

— Да, конечно! — ответила я тоже громко. — Мы живем вместе… Это естественно.

— А если бы не жили? Не говорили? Говорите, потому что просто третесь вечерами на кухне? А так потребности нет пооткровенничать?

— Пани Оксана всегда подсказывает тебе ответы?

— Нет.

— Ты просто хочешь услышать от меня то, что хочешь? Теорию проверяешь или что?

— Ничего. Я вопрос задал, а ты молчишь…

— Я не успеваю отвечать! — всплеснула я руками. — Да, говорю… Потому что это нормально говорить с мамой. Она же за меня переживает…

— А с папой?

— Нет.

— Он не переживает? — Гай явно решил загнать меня в тупик.

— Почему же?

— То есть он тебя о чем-то спрашивает, а ты игнорируешь?

— Боже, он ни о чем меня не спрашивает! Ему мама все рассказывает… Подробности — это не по мужской части или я не права? Мальчики с папами много всего обсуждают?

— А это нормально проводить такое железобетонное разграничение между мальчиками и девочками в отношении к их жизненной позиции относительно родителей?

— Гай, ты опросников каких-то перечитал? Что за канцеляризмы?

— Это, кажется, стереотипы, что мать без отца не может вырастить нормального сына?

— У тебя же есть отец?

— Я не про себя… Я про стереотипное мышление. У тебя оно должно быть наоборот неординарное, как у творческой личности.

— Я не слушаю фьюжн, поэтому не могу творить, так? То есть ты сделал вывод из моих музыкальных вкусов?

— Мы их вообще не обсуждали, кажется. Реально, я и не ждал, что ты знакома с этно-музыкой. Я бы очень удивился. Мать моя, например, этих улюлюкиваний не признает. И вообще считает, что сказки детям не нужны…

— Но они есть в каждом народе. И очень похожи между собой, кстати…

— Нужны. Даже если мы не понимаем, зачем? — то ли задавал вопрос Гай, то ли делал утверждение. — Но поговорить с матерью у меня не получается. Она не слышит контраргументов.

— Ты любишь сказки, она нет? В этом проблема? — готова была рассмеяться я, чтобы прекратить дурацкий разговор.

— Я не считаю, что она правильно воспитывает Георгину. Не считаю. Но диалога у нас не получается. Точно блок на меня стоит. Вот я и спрашиваю — может, матери общаются исключительно с дочерьми?

— А у пани Оксаны спросить не пробовал?

— Ты считаешь, что она для меня — истина в последней инстанции? Я же сказал, мне просто поговорить не с кем… О том, что болит. Мы же должны быть сильными… Для окружающих.

— Я не хочу, чтобы ты говорил мне лишнее, ладно? — испугалась я ни на шутку. — Не сейчас. Давай пока будем просто… Ну, парой встречающихся людей… Мы не соулмейты по умолчанию. Иначе… — голос мой опустился, как и голова. — Я могу очень быстро разочаровать тебя, не оправдав высоких ожиданий. Я совершенно обыкновенная, пойми меня правильно…

— Это тебе кто-то сказал? Из твоих бывших? Откуда такая низкая самооценка?

Откуда в тебе столько любопытства — кричал мой взгляд. Но в его отражалась стена: непонимания, недоверия, наплевательского отношения к моей зоне комфорта, пусть даже в кавычках. Однако я привыкла к своему теплому пледику, превратившемуся со временем в лоскутное одеяльце. Ты очередная брешь, которую придется залатать. Не больше, но и не меньше. Только откуда в тебе столько гнилых ниток, что они трещат, не успев натянуться?

Какие отношения можно строить с человеком, который в первый же день вытягивает через рот твою душу, чтобы прополоскать в ближайшей луже… Так, почти в луже… Раз пока оттепели нет, то чтобы отбить палками в первом сугробе… Первым после городской черты. Все мои личные красные линии Георгий Георгиевич, не задумываясь, перешел. Бодрым шагом, не оборачиваясь на знаки — осторожно, злая Полька! Я у него новогодняя Полька — девочка из коробочки, сучка из торта, все, как любят избалованные мальчики, чуть-чуть побитые жизнью.

Особо избитым он не выглядит — постель убирает каждое утро, машину регулярно возит на мойку, даже зимой, ботиночки начищены, рожа пусть не побрита, но подстрижена, волосы уложены, взгляд пустой — все, как у всех мажоров. Было б очень плохо, сил бы следить за собой не оставалось, все сливалось бы на самобичевание.

Преувеличиваете вы свою трагедию, милый человек, вам просто нравится ораторствовать. Только вот за бесплатно никто слушать не желает… А я хочу? Так тебе, Полька, тоже заплатят — возможностью не пить чай с мамой на кухне.

— Не думаешь, что у тебя завышенная? И не по себе сверчок шесток ищет? Не навернешься?

— Не понял, — ответил Гай серьезно.

Хотя чего уж там: серьезность не пропадала всю дорогу ни из голоса, ни с лица. Про его слова такое сказать не получится.

— Мы просто можем не ужиться. Просто не ужиться, — повторила уже по слогам. — Будем разную музыку слушать, например. Из уважения друг к другу в наушниках и перестанем слышать друг друга. В нашем варианте это вообще капец просто… Мы не знакомы, понимаешь?

— Я уехал от всех знакомых, чтобы начать новую жизнь.

— Давно? — в горьким смешком вставила я ему иголку если не под ноготь, то хотя бы в подкорку. — Не уехал. А новую жизнь начал…

— Пять лет я тут. Новая жизнь мне не нравится. Ты это хотела услышать?

— Я ничего не хотела. Я не программирую собеседников на правильны й ответ. Ты меня пытаешься под нужные тебе рамки подогнать? Может, тогда серую мышку поищешь? Я одинокая, но не мышь.