Страница 17 из 28
У меня пока утро складывалось хорошо — я наконец промыла волосы, но не высушила — откуда в мужской квартире взяться фену! Может, он и есть в коробке на антресоли, но мне в помощь только полотенце — их тут вдоволь. Оделась, даже накрасилась, вышла в коридор — несчастное животное по-прежнему сидело у дверей.
— У меня волосы мокрые, — извинилась я и прошла к обеденному столу с новогодними объедками.
Подняла контейнер с “Оливье”, принюхалась — ну, пахнет майонезом. Отравлюсь — мне же хуже… Но нельзя же нарушать традиции — утро первого января нормальные люди начинают со вчерашнего салата. Хоть в чем-то я должна быть нормальной!
— Ты что это одна завтракаешь? — услышала я, когда отставила от себя пустой контейнер из-под “Оливье”.
Сам виноват, что не начнет новогоднее утро традиционно — проспал, так тебе и надо!
— Тебя, что ли, ждать? — огрызнулась я и взглянула на собаку.
Пописала она или нет, не знаю — запаха не доносилось, но я и сидела далеко от двери, да и лужа от миниатюрной собачки должна была быть с наперсток, а полотенцем можно было раза в два обернуться — по крайней мере мне.
Просто не хотелось смотреть на него — трусы надел и то хорошо, как говорится. Предложить ему воспользоваться свитером — не поймет. Я сидела в футболке и джинсах, которые забрала из спальни, когда проверяла градус его бодрствования, равнявшийся нулю. Да и не возбуждает он меня своими кубиками на сытый желудок. Все — диета на год, пошел нафиг.
— А чего такая спешка? — дошел он до барной стойки и облокотился на нее, точно я его снимала.
Не на ночь, нет — на камеру.
— Я ухожу, — ответила, но из-за стола не встала.
— Мы же на дачу собрались… — продрал он глаза чуть больше, а то от дневного света превратился в совершеннейшего китайца.
— Это ты собрался отвезти туда собаку, — поправила я его уже более-менее нейтральным тоном. — Кстати, покормить ее не думаешь? Она мясо не тронула. Наверное, недостаточно свежее.
Я тоже к нему не прикоснулась — салата оказалось достаточно, из меня еще ночной ананас не вышел.
— Слушай, ты кончай это… Давай… Мы едем и точка. Что ты с утра устроить решила?
— Не поняла…
Ни тона, ни вопроса, но как дура не собираюсь хлопать тут ресницами.
— Я бы тогда сторожу сказал приехать за собакой. Мы собирались провести день за городом.
— Мы? Кто такие мы?
Я не встала, но голову задрала, шею вытянула, позвоночник на пару позвонков подрастала. Гай ростом не щеголял, наоборот сгорбился.
— Так… Что случилось? Чем недовольна? Можно с утра настроение не портить?
Сколько вопросов! И хоть на один дал бы ответить… Да не нужны ему ответы… Вот и ответ.
— Я просто не хочу с тобой на дачу. Я поеду домой, займусь делами.
— Полина, мы с тобой вчера договорились. Что изменилось за ночь? Что я не так сделал? Ну блин… Не трахайся со мной больше — кто просит! Просто съезди на дачу — мне одному скучно!
— Мне одной весело! Ты что, считаешь себя таким уж подарочком?
Не ответил.
— Если ты такой прикольный, то что до сих пор тебя к рукам не прибрали? Ушлый такой? Ты чего не женат? — задала я вопрос, который должен был стать финальным не только в тираде, но и вообще — во всем знакомстве. Новогоднем. Однодневном. Случайном. Задала громко, будто кричала — ты чего собаку не выгулял, козел?!
— А что, в двадцать семь все нормальные парни обязаны быть женатыми? — ответил тихо, будто оправдывался.
— Нормальные — да. Ну, никто не пытался затащить под венец? И ты до сих пор не встретил ту, которой захотел бы это предложить?
— У меня иммунитет, — хмыкнул он, хотя хмурость и раздражение с его лица не исчезли, как и из голоса.
Сесть он не сел, но стал еще ниже, как-то в конец навалился на камень столешницы.
— А ты что ж не замужем? Силенок захомутать мужика не хватило? Жрать готовить не умеешь? Или чего другого не умеешь? Я должен ответить, да?
— Не надо! Твое мнение меня не интересует! — вскочила я со стула. — Я видела твой свадебный альбом. Ненавижу мужиков, которые женам изменяют. Понял, почему я ухожу?
Он не ответил, зато выпрямился. Я уже стояла, но это не помогало — голову не подниму, мне не важно, что у него там читается в глазах.
— Понял. Уходи… Терпеть не могу баб, которые в чужих вещах копаются. Что пыталась найти? — тут он хмыкнул. — Даже не скажешь, что бабки искала. Понятно, что бабло дома никто не держит. Чего тебе надо было? — добавил совсем грубо.
— Ничего… — не могла я сказать правду.
Глаза не опустила, просто не подняла.
— Ты можешь злиться. Я… Мне нужно контейнеры забрать, они не мои… — махнула я рукой в сторону стола. — Ты есть будешь или выкинуть… Я назад ничего не попру. Стекло вымою дома…
Ногой по плитке я не водила, как и рукой по стеклу стола. Но что-то скрипело, визжало, точно взяла бритву и по стеклу, по стеклу… Не собака, нет… Душа… Болела. На нее злился разум — ну чего ты добилась, кроме как настроение себе испортила…
— Я кофе себе сварю… — прошел он мимо вглубь кухни. — Хочешь? — спросил, не обернувшись.
— Если не сложно… — согласилась по-еврейски.
— А тебе не сложно ответить, зачем ты рылась в тумбочке? — говорила со мной его спина.
Теперь глаза я подняла — спину изучала, расправленные плечи. Гордо себя несет. Это на мои плечи коромысло стыда накинули.
— Ящик был открыт, — соврала и зря.
— Я всегда закрываю. Следующий вариант? — включил он машину на промывку системы.
— Название волшебного тюбика посмотреть хотела.
— Посмотрела?
— Нет.
— Альбом весь просмотрела?
— Весь… Извини. Мне стыдно. Просто оторваться не могла.
Гай продолжал стоять ко мне спиной. Поставил на поднос первую чашку, выбрал программу.
— Извини, — повторила я. — Не мое дело… Просто. Ну, просто… У меня пунктик… Без женатых, понимаешь?
— Я не женат.
— В разводе? — не обрадовалась, а просто спросила, скорее даже по инерции.
— Нет.
— А где жена?
— Там, откуда не возвращаются. Мушкетеров смотрела?
Он обернулся и поставил на стол первую чашку с пенкой.
— И?
— Ничего. Цитата оттуда.
Гай отвернулся и поставил под краник пустую чашку, чтобы сварить второй кофе: мне или себе? Не сказал, кому предназначена чашка, которая уже на столе. На грязном. Даже садиться за такой противно. Я взяла пару контейнеров и отнесла к раковине. Повернула голову к кофейной машине:
— Будешь что-то есть?
Он молча пожал плечами.
— Да что-то не хочется. Настроение уже не то…
— Извини…
Я теперь смотрела исключительно перед собой, боясь даже случайно встретиться взглядом с Гаем. На языке чувствовалась горечь, но не от нетронутого кофе, а от затронутой темы. Поднятой мною таким дурацким образом. Жаль, что языком своим не подавилась вовремя!
— Я сейчас уйду… — проговорила и чуть не уронила контейнер на пол.
Поймала и еле поборола в себе желание театрально съехать на пол и разреветься.
— На дачу не поедешь? Препятствия же к этому больше нет…
Я не повернула головы: хватало ушей, чтобы улавливать горькую хрипотцу в голосе говорящего. Вот нахрена он меня куда-то тащит? Препятствия нет…
— Давно?
— Семь лет.
На этот раз я успела прикусить язык и заживать ответ — любой, потому что любой будет хуже молчания. Я включила воду, ополоснула контейнер и мокрым бросила в сумку. Лопатки чесались — неужели он за мной наблюдает?
— В тебя волосы мокрые. Куда ты собралась с мокрой головой? — услышала я спиной вопрос.
— Домой собралась. Мне лучше уйти. Есть шапка. И я такси вызову.
— Меня спросить сложно?
Я обернулась, сглотнула горечь и сложила губы трубочкой, чтобы задать вопрос:
— О фене? Я не сильно его искала.
Фотоальбом тоже не искала — под руку попался, вот уж точно.
— Посмотри в ящике в шкафчике под раковиной. Но я не о том. Спросить, что будет для меня лучше: чтобы ты ушла или чтобы поехала со мной на дачу?