Страница 13 из 65
Я уже готов насмешливо фыркнуть, хотя ни черта мне не смешно. Перед глазами всплывают картинки, — отголоски того, что успел подсмотреть в галерее. Напряженные плечи, предостерегающий взгляд, судорожно сжатые пальцы на ножке бокала; каким вызовом фонило от прямой спины Олега. Вспоминаю, как от этого зрелища внутри меня зажглось что-то давным-давно погасшее. Азарт.. Изначально в план это не входило, но если уж представилась такая возможность, стоит воспользоваться. Потому, наконец, разрешаю себе то, на что лучше не идти.
— А что? Братик умеет выбирать, — отрываюсь от созерцания лобового, — и у тебя вкус ничего так.. присмотримся к этой дамочке повнимательнее.
Семен нервничает. Семен не хочет. В гробу он видел противостояние из-за бабы..
Я хлопаю его по плечу в успокаивающем жесте, когда мы пересекаем узкую аллейку перед клиникой:
— Не ной, солнце. Тебя не зацепит. — Легко обещаю ему я. — Ничего в моем брате пугающего нету. По крайней мере снаружи. И не вздумай при Кирилле речь о бабах заводить.
# 11
PHOTOS
# 12
...Тимур Ветров.
Из входной двери клиники я практически вываливаюсь, делая жадный, глубокий вдох. Начинаю судорожно шарить по карманам, пока наконец не вспоминаю, что оставил сигареты в машине. Прикрыв глаза зарываюсь пальцами в волосы, и делаю еще один вдох. Ветер легко забирается под толстовку, оседает мелкой дрожью на коже. Я заставляю себя открыть глаза. Сглатываю. Облизываю пересохшие губы. Вдох-выдох. Удавка с горла никуда не желает деваться. И нет у нее причин оттуда исчезать.
Этот маленький кусочек времени, в котором ни на секунду нельзя расслабиться, отчаяться и прикинуть самый страшный исход.
Я выдержал целых двадцать минут. Двадцать минут наедине с больным братом. Заставляя себя мягко улыбаться глядя в собственное отражение - в проваленные дыры щек, острые скулы под тонкой бледной кожей и лысую голову. И это бодрит лучше всякого ледяного душа после трех банок энергетика. В психологии это называют заумным диагнозом -- проекция на себя.
У меня крайне богатый словарный запас, но не достаточный, чтобы выразить всю дерьмовость этой жизненной ситуации. И сейчас, на границе дорог, в ловушке этого всратого мира, прибитый к асфальту я не впервые застаю самого себя врасплох, потому что не возможно придумать слов, чтобы описать весь этот ....
Результаты обследования — удовлетворительные. Так сказал доктор. Вот только я ни хрена не чувствую себя удовлетворенным.
Злость кипит под ребрами превращаясь в мешанину из беспомощности, ненависти и тонны вопросов. Как, что, зачем, почему. Почему он. И что теперь. Вопросы зияют в моей голове уже без вопросительной интонации, просто как констатация факта, как будто я всегда жил с ними по одну сторону.
У меня был идеальный мир. Тот, в котором его если не любят, то хотят, если не хотят, то уважают, если не уважают — боятся. А еще завидуют. Потому что все смотрят на меня, такого со всех сторон красавчика, и никому даже не приходит в голову, как это все дается. Никто не знает сколько времени я провожу за онлайн тренингами - маркетинговыми, управленческими; семинарами - где приходится обсуждать, делать выводы, спорить с кучей преподавателей; перерывать тонны компьютерной информации, чтобы постоянно быть в курсе всех деталей в сфере экономики и бизнеса.. Никто не видит, как упорно я издеваюсь над собственным телом в спортзале, то носясь как угорелый с мячом, то отрабатывая удары, игнорируя усталость, до тошноты и тихого гула в ушах. И уж точно никто не представляет, чего мне стоит после бессонной ночи натягивать на лицо эту свою улыбку и отвечать «доброе утро», когда на языке вертится «свалите все!». Я уверен, оно того стоит. Идеальный мир, в нем все комфортно и ровно. Было.
Мать моя, Антонина Павловна Ветрова, иногда бросает в сторону меня: "исчадие ада!" Я в курсе, я не спорю.. Но по вечерам, когда я уже в постели или еще нет, а просто слоняюсь по комнате с кружкой последнего за прошедший день кофе, Кир вываливает на меня через айфон весь спектр своей адской боли и мучений. Не стонет, не просит, не спрашивает "за что", но я чувствую все это сквозь тяжелые вздохи и гулкие слова. "Тим, а помнишь, как отец нас на рыбалку в первый раз повез?" я выдыхаю в трубку и просто говорю. "Помню, Кир. И твою первую рыбу помню. И как ты в меня лягушкой швырнул."— "Какой лягушкой? Не.., Тим. Это не со мной.. Мне нравятся лягушки. Я бы не стал.."
И я киваю в согласии натирая переносицу, чтобы не щипало в глазах. Он бы не стал. Но он пытается вспомнить, и я верю, что на это мгновение он забывает о своей яме.
Сегодня Кирилл ведет себя как обычно, как будто все эти трубки из его вен и куча анализов в пронумерованных строчках, плотные жалюзи на окнах -- крохотный жизненный промежуток, после которого все будет как раньше. Интересуется раскладом моих дел (как будто они у меня есть), приятелями (как будто мне не срать на отмороженного Лиса и на вечно гундосящего Игорька), и перед каждым моим уходом просит присмотреть за Данькой. Как будто у меня есть выбор..
Металлопластиковая дверь клиники сипло хлопает и мне даже не нужно оборачиваться, чтобы понять кого она выпустила. Семен подходит ко мне медленно и тяжело, будто столетний старик, тычет в бок бутылкой.
— Как просил, холодненькая.
Я перестаю массировать переносицу, молча обхватываю холодный пластик и сорвав крышку, жадно глотаю.
— Да.. Это еще тот Армагеддон.., — приятель залипает на мой идеальный профиль и делает несколько шагов вокруг.
Я знаю, что он сейчас пытается рассмотреть.. Попросту сравнивает меня и лежащего в палате Кирилла.. Разница очевидна.
— Слушай, а что за кордоном тоже ничего нельзя сделать? — В ее глазах читается осипший, почти немой вопрос, разлитый в светлую радужку кислотными пятнами.
Я бы мог ему рассказать про переписку предков со всеми лучшими клиниками Европы, хватило бы трёх часов.
— Да ты оптимист, приятель, — говорю безразлично, холодно, с насмешкой, от которой, я точно знаю, у Семена сводит чертовы клыки.
— Ну тогда пойдем, что ли?
— Идём. — Потерянно киваю и направляюсь в сторону аллейки, которая уже давно потеряла свою красоту, осыпавшись мятой листвой на чёрную, влажную от затянувшихся дождей землю.
А за аллейкой гоп стоп какой-то. Volkswagen Tiguan Co
— В чем проблема, сердешный? — Начинает Семен, неудовлетворенный этой расписной картиной.
— Ребят, ваша? Ну какого? Вылезло, что-ли?! На асфальте номер нарисован. Это значит, что забито место!
— Это у кого вылезло? Отъезжай, давай. — Слуцкий смотрит вопросительно и настороженно, и сквозь нервное спокойствие просматривается та самая злая дворняга, не привыкшая доверять людям.
— Тормозни, Сеня. — Хватаю приятеля за локоть и мягко тяну на себя. — Сорян. Не заметили. В клинике трудитесь?
— Какая разница? В клинике, за клиникой? Я что, отчитываться должен перед каждым слепым папуасом?
Наверное, в моих глазах что-то отражается, раз Семя скалится — недобро, словно почуявшая кровь акула. А потом медленно, неумолимо, шаг за шагом начинает теснить этого вертухая с нашего бампера.
— Хватит болтать, мымра, — отъезжай!
Тот чует нехороший позыв, но еще петушится, наламывает что-то, угрожает, суетливо стреляя глазами. И я чувствую его слабость, сладкой негой щекочущей мои ноздри.
— Я десять минут тут сижу жду, теперь вам ждать! Ваша очередь!
Десять минут. Он просит десять минут. Вроде почти ничего, по меркам отпущенных живому человеку, вроде пустяк - душ принять, зубы почистить.. Да только в оскомине своей мягкой, вполне себе дружелюбной улыбки, которой я пользуюсь почти инертно, я уже мысленно фигачу злому дяде по роже полупустой пластиковой бутылкой. Вот, вот сейчас, даже распаляться не нужно. Но..