Цена твоего молчания

Мать вчера вскользь сообщила, что два дня дома ночевать не будет, не поленившись, как всегда, добавить очередную колкость. Но последняя даже не отложилась в памяти, растворившись в перспективе нормально подготовиться. И еще, Вова теперь каждое утро присылал романтичные смски, заставлявшие меня улыбаться весь день…

В свете всего этого я чувствовала себя, если не абсолютно счастливой, то где-то очень близко к этому. И даже по сторонам не смотрела, погруженная в собственные воспоминания и фантазии.

А зря…

Потому что в противном случае всеми силами постаралась бы этой встречи избежать.

— Ненавижу тебя! Ненавижу! — меня обхватили за плечи, а затем сильно встряхнули, заставляя клацнуть зубами от неожиданности. — Почему ты? Почему? За что? Почему ты не можешь просто навсегда исчезнуть из моей жизни? Из его жизни? Почему?!

А я, в полном шоке могла только смотреть на кричавшую на меня девушку, не зная, что сказать и сделать…

Но тут меня тряхнули еще раз, да так, что едва не ойкнула — если так дальше продолжится, то синяки на плечах мне обеспечены. Зато растерянность тут же отступила, а я с силой сжала чужие запястья, отдирая чужие руки от себя.

— Чего? Кого? — попыталась я вникнуть в то, что мне только что проорали в лицо. И отступила на шаг на всякий случай, хмуро потирая пострадавшие места. — Ты про Пашку что-ли?

— Что? — на этот раз настало время блондинки удивляться, но она с этим справилась быстро, вновь повысив голос. — Да при чем тут Пашка? Да и он тоже! Только и слышу — Настя! Настя! А что в тебе такого особенного? Я из кожи вон лезу, а он все равно говорит только о тебе!

— Да кто говорит-то? — Оставила я бесполезные попытки вникнуть в этот эмоциональный, но малоинформативный бред. Попыталась обойти девушку, в надежде уйти от странного разговора, но мне решительно заступили дорогу.

Вот что за гадость-то!

— Кто, кто! — Передразнили меня, скривившись. — Да будто сама не понимаешь! Про Егора! Признайся, ты его приворожила? Магия вуду, заговоры, еще что-нибудь?

У меня натурально глаза на лоб полезли. Я приворожила Енота? Серьезно? Да он мне не обосрался даже с королевским приданым и табуном арабских скакунов в придачу!

Две секунды моего офигевания…

И я срываюсь на хохот. Искренний, громкий и совершенно неуместный, судя по лицу блондинки. Но сдержаться не могу — слишком красочно откликнулось собственное воображение. В нем я с пучком дымящей травы и в белоснежной фате тыкала цыганской иглой связанного Борщевского, улыбаясь, как заправский маньяк.

Между прочим, прекрасная сцена. Мне понравилась.

— Совсем сбрендила? — Отсмеявшись, поинтересовалась я, одновременно вытирая выступившие от смеха слезы. Давно так не веселилась. — Какая магия? Какое вуду? Ты еще демонов вызывать начни. Тогда точно в психушку упекут, там тоже контингент веселый.

— Тогда что? Что у тебя есть такого, чего нет у меня? Что?? Скажи!!

Улыбка с моего лица сползла. И дело не в том, что девушка подошла ближе, едва ли она сама это заметила. А в том, что, несмотря на весь крик и воинственность, ее глаза заблестели, а голос на последнем слове едва заметно дрогнул. Она тут же повернула голову, будто решила посмотреть в начало коридора, но было поздно.

И меня затопило сочувствие. К этой, по сути, чужой, но очень несчастной девушке. Находиться рядом с Енотом мне виделось худшим из наказаний. А уж любить этого мудака…Мда…

Я глубоко вздохнула и подошла к окну, привалившись к подоконнику левым бедром и с тоской посмотрев на улицу, где прохожие радовались теплому и погожему летнему утру…

— Ничего у меня нет, Ника. Тебя же Никой зовут, да?

Она кивнула — периферическим зрением заметила.

— Вероникой…

— Так вот, Вероника, — продолжила я без тени веселья, чувствуя, как внезапно потяжелели слова, — ничего особенного во мне нет. А уж по части внешнего вида я тебе и в подметки не гожусь. Дело не в тебе. И даже не во мне, как ни странно.

— А в чем? В чем это дело? — тихо, но отчаянно спросила она, подойдя к тому же окну и встав в двух шагах от меня, обхватив себя руками.

Я бросила на нее быстрый взгляд — слезы уже отступили, и нервное покусывание нижней губы с головой выдавало ее состояние.

— В самом Борщевском, — пожала плечами, вновь начав разглядывать улицу, — он эгоист до мозга костей. И делает лишь то, что хочет сам. Ему совершенно плевать на мнение остальных, их старания или чувства. Он использует их ровно до того момента, пока ему это нужно, выбрасывая из жизни без сожаления и мук совести.

— Но вы же встречались? Значит, чем-то ты его привлекла? Чем? Ведь он до сих пор тебя любит…

— Любит? Енот? — я снова рассмеялась, но на этот раз веселья в том смехе не было ни капли. Только тягомотная такая тоска, от которой впору на стену лезть. — Вероника, пойми, наконец! Енот любит только одного человека — самого себя. И я бы дорого дала за то, чтобы он отстал от меня!

— Но почему тогда он забыть тебя никак не может?

Девушка не особо мне поверила, но, по крайней мере, прислушалась. Да и не надо было быть психологом, чтобы понять — сложившаяся ситуация слишком вымотала ее. И чисто по-женски я ее понимала. Тем более, что сейчас она была совсем не похожа на ту высокомерную фифу, что постоянно сжигала меня ненавидящим взглядом с первого курса.

— Это верно, — кивнула я, еще раз тяжело вздохнув, — забыть не может. И это вовсе не из-за каких-то там романтических чувств. Да и не встречались мы никогда, не знаю, кто тебе это сказал.

— Егор, — выдохнула Вероника, машинально колупая угол подоконника. Не обращая внимания на дорогущий маникюр, — обмолвился как-то, что у вас еще в школе что-то было.

— Что-то, — хмыкнула я в ответ, — именно что-то.

— Расскажи, — внезапно попросила она и тут же осеклась. Кинула на меня быстрый взгляд, а затем вновь перевела его на свои руки. Затем снова на меня. И спустя несколько секунд прозвучало неожиданное, — пожалуйста.

Я удивленно посмотрела на Нику, пытаясь понять, зачем ей это. Но она смотрела на меня без тени смущения или чего-либо еще. Открыто, честно и немного с ожиданием. И почему-то где-то глубоко внутри появилась уверенность, что это не игра и подставы ждать не стоит. Да и не великая там тайна, если уж на то пошло…

— Мы с Енотом учились в одном классе, — медленно начала я рассказывать, подбирая слова и стараясь не вспоминать «по-настоящему», чтобы не всколыхнуть забытые чувства, — до сих пор не понимаю, почему его родители отдали в обычную, даже посредственную, городскую школу, причем в другом районе, когда могли позволить себе любой платный лицей. Но сложилось именно так, что богатый избалованный мальчик учился среди детей «работяг». И отношения эти не складывались. Выросшие по законам обычных дворов ребята не хотели считаться с высокомерным и заносчивым Енотом, частенько по первости его поколачивая. Но, в целом, недолго — Борщевский сменил тактику, начав использовать преимущества своего положения. Шоколадки, конфеты, дорогие школьные принадлежности и прибамбасы, которые легко раздавал в обмен на некоторые услуги и лояльность, стали куда более весомым аргументом в общении, чем физическая сила, воспитание и совесть. И с взрослением все стало еще хуже.

Я сделала паузу, переводя дыхание — в горле пересохло, хотелось пить, но, как назло, с собой воды не оказалось. Покосилась на Веронику, но девушка внимательно слушала, затаив дыхание.

— К классу у Енота уже образовалась своя компания, не из нашей школы, — продолжила я, желая побыстрее закончить, — и он перестал бояться кого бы то ни было. На самых отчаянных одноклассников и не только он натравливал своих дружков, и постепенно класс разделился на тех, кто «за», и тех, кто «не вмешивается». Впрочем, об этой «компании» ты должна знать больше моего — судя по лицам, состав особо не поменялся.

Вероника поморщилась, и я с удивлением поняла, что от этих ребят она тоже не в восторге. Надо же, какие чудные открытия…