Страница 55 из 72
— Еще желающие высказать свое мнение есть? — Вова медленно обводит немигающим взглядом пространство, но все молчат. Девушки протискиваются мимо него и быстро покидают квартиру, цокая каблучками по лестнице. Парень с разбитым носом пытается сесть, все еще зажимая пострадавшую часть тела ладонями и рукавом толстовки. Второй, который в зале, поднимает ладони в знак полного взаимопонимания и отсутствия претензий.
— Тогда прошу еще раз, делая скидку на музыку и ваш плохой слух — выметайтесь, — бросает Вова, продолжая удерживать Борщевского.
Парни уходят медленнее девчонок, но все же уходят. Я до последнего жду, что кто-то из них попытается освободить Енота, ударить Вовку в спину, и готова защищать его всеми силами, но… Парни даже не оглядываются на друга, закрывая предупредительно за собой дверь. И я даже не замечаю, как напряжена была до этого момента, облегченно выдыхая.
— А теперь слушай, дорогой гость, — Вова смотрит в глаза Борщевскому, и теперь любому очевиден страх последнего, — чтобы я тебя здесь больше никогда не видел. И рядом с Настей не видел. И к Пашке не подходи, иначе так просто не отделаешься. Понял?
Енот смотрит в ответ с такой ненавистью, что я до боли вцепляюсь руками в край тумбы, стоящей за спиной. Потому что, в отличие от Вовы, точно знаю, насколько мстительным и изворотливым может быть этот ублюдок. И вижу в его глазах, что мириться с сегодняшним унижением он не намерен.
Но Вова и не ждет ответа. Резко отпускает горло урода, показательно обтирая руки о штаны. Провожая взглядом шатающегося парня, который неловко обувается и снимает небольшую черную барсетку с вешалки. Открывает входную дверь и оборачивается на прощание, оставляя последнее слово за собой…
— Ты сам ко мне придешь, запомни. И за это ответишь.
Вова стискивает кулаки, но дверь захлопывается.
А я тяжело сползаю на пол, чувствуя, как тело начинает колотить мелкая дрожь…
Через несколько секунд Вова садится передо мной. На корточки.
Берет мои ладони, холодные и бледные, в свои. Глубоко вздыхает, собираясь что-то сказать…
Но не успевает. Из зала раздается странный звук — то ли стон, то ли всхлип, а мы синхронно снова напрягаемся. А Вова со вздохом встает и аккуратно шагает в сторону звука, стараясь не шуметь.
Чтобы на входе внезапно выдохнуть и ругнуться, устало потерев лоб…
Ну что еще случилось?
Да когда же это закончится, наконец?
Эти две простые, но очень волнующие меня лично мысли пролетели в сознании за то время, что мне понадобилось, чтобы встать и подойти к Вове.
— Да твою ж мать, — сорвалось с губ уже вслух, когда я своими глазами увидела источник шума…
Знакомая блондинка с идиотским именем «Никочка», отозвавшимся изжогой в районе пищевода, сидела на диване, как-то странно опираясь на руки. Мне хватило нескольких секунд, чтобы понять — девушка был пьяна. Не настолько сильно, как Пашка, но равновесие держала с трудом, чуть покачиваясь даже в сидячем положении. Растрепанные волосы, потекший макияж, смятая короткая юбка и «стрелка» на чулках — ее вид резко отличался от того, к которому я привыкла. У нее явно что-то произошло — не припомню, чтобы девушка позволяла себе даже такую мелочь, как смазавшаяся помада на губах, не говоря уже о большем. Но желания выяснять, как и сочувствия, во мне не образовалось от слова «совсем». Я устала, слишком насыщенным эмоционально и физически выдался день, поэтому хотелось лишь одного — завалиться на кровать и закрыть глаза. Желательно в надежных и теплых объятиях Вовы. Вопросов у меня к нему накопилось за последний час немало, но выяснение вполне терпело до завтра.
Поэтому, еще раз посмотрев на девушку, которая мутным взглядом обводила комнату, явно пытаясь понять, что происходит, я раздраженно вздохнула. Безумно хотелось взять ее за плечи и выставить из квартиры, предельно ясно обозначив дорогу прямым посылом. Но остатки совести скреблись где-то на периферии, не давая окончательно скатиться в откровенный сволочизм.
В отличие от меня, Вова муками выбора не страдал. Четкий вопрос, негромкое бормотание Никочки, легкое движение рукой, быстрый набор знакомого номера и несколько слов — и я горжусь им и бешусь одновременно. Воспитан он на ура, бесспорно, но внимание к посторонней девушке заставляет сжать челюсти от раздражения. И ладно, если бы просто к посторонней! Эта Никочка мне просто как кость в горле уже!
— Ась, ты чего? — спрашивает парень, подходя вплотную и обхватывая пальцами мой подбородок, заставляя поднять голову. — Устала? Прости, не думал, что так все получится…
На этот раз совесть не скребется, а наотмашь лупит по голове. Эмоции отступают, а я прикрываю на миг глаза в попытке успокоиться. Вся эта ситуация, что говорится «за гранью», но вины Вовки в этом точно нет. Да и Никочка эта… дура, несомненно, но на убогих злиться дело неблагодарное…
— Не уходи, пожалуйста, — просит парень, легко целуя в губы и гладя мою скулу согнутыми пальцами правой руки, — я только ее посажу в машину и сразу вернусь. Дождешься?
Киваю, дополняя молчаливый ответ улыбкой.
Вова с Никой уходит, придерживая плохо соображающую девушку за плечи, а я несколько мгновений продолжаю бездумно таращиться на закрывшуюся за ними дверь, стараясь подавить вновь всколыхнувшиеся эмоции. Вот же Енот — мудак! Знал же, что он здесь осталась! Хотя, чему я удивляюсь…
Решаю отвлечься и очень кстати вспоминаю про Пашку. Чуть замешкавшись на пороге, захожу в спальню его родителей, и тут же морщусь. Аромат стоит такой, что проветривать завтра наверняка придется несколько часов — пары алкоголя, запах немытого тела вперемешку с мужским одеколоном и женскими духами, еще что-то кислое… Непередаваемо.
Одноврменно накатывает отвращение и сочувствие к тете Свете — она уж точно не заслужила, чтобы на ее кровати кувыркались какие-то знакомые сыночка. Кстати, о сыночке…
Пашка спал, неловко свернувшись на коврике у кровати. Толчок Вовы не помог преодолеть высоту кровати и парень, похоже, уснул там же, где и упал, успев потревожить уединившуюся парочку. Я с сомнением уставилась на парня — желание оставить все, как есть, было велико. Не на улице, не замерзнет, конечно. Но пол твердый, не дай Бог какой-нибудь синдром сдавления себе належит…
Подойдя ближе, села на корточки и потормошила громко сопящее тело. Как и ожидалось — безрезультатно. Похлопала по щекам, ущипнула за бедро, потрясла еще… Из ощутимых эффектов — Пашка недовольно что-то промычал, но не пошевелился. Даже тональность сопения не сменил, гад.
Я негромко выругалась, а затем обхватила друга поперек груди. Показалось, что тяжелее в жизни ничего не таскала — даже в спине что-то хрустнуло в районе поясницы. Но Пашка, хвала небесам, всегда был худощавым, так что спустя несколько минут, тяжело дыша, я закинула его на постель. Последним штрихом заботы стало накидывание края покрывала на спящего парня. Не заслужил, само собой, но ладно уж, не надорвусь.
От непривычной нагрузки нестерпимо захотелось пить. В квартире я ориентировалась замечательно, так что дорогу нашла без проблем. Кружку и графин с кипяченой водой — тоже. И уже с удовольствием отпивая прохладную жидкость, машинально подошла к окну. Ночной город всегда мне нравился обилием огней и ярких вывесок, но наш район считался спальным, поэтому освещение во дворе оставляло желать лучшего. Впрочем, над козырьком нашего подъезда фонарь работал.
И его света мне сейчас вполне хватило, чтобы разглядеть подъехавшее такси. И не только его…
Чудом не поперхнувшись, я с трудом и болью проглотила воду, которую успела хлебнуть за миг до этого. И едва удержалась, чтобы не протереть глаза, не веря самой себе.
Потому что рядом с такси, практически оперевшись на него спиной, стояла Ника — вряд ли в это время по двору бегала еще одна полоумная на каблуках и в мини-юбке, откинув на спину длинные осветленные волосы. А уж фигуру Вовы я бы узнала из тысячи, но сейчас больше всего на свете мечтала ошибиться. Потому что даже с высоты четвертого этажа было прекрасно видно, что эти двое стоят не просто так.