Страница 11 из 72
Но просить рыжего вернуть меня в город уж точно не собиралась.
Хрен с ними, с деньгами. Придумаю что-нибудь. Кровь вон сдам на станции переливания — и полезно, и такси компенсирую. Не пропаду.
А там — пусть Пашка хоть с Борщевским, хоть с лешим дружит! Наплевать! Может они окажутся сговорчивее и проще…
Странно, но стало легче. Сколько раз замечала — эмоции застилают глаза, заставляя мысли метаться беспокойным клубком в лапах шкодного котенка. А как только отринешь чувства, сожмешь их в кулак, так оказывается, что и выход рядом, и жизнь продолжается. Причем вполне себе невозмутимо продолжается, снисходительно улыбаясь тебе, как несмышленому ребенку, у которого упало подтаявшее мороженое под ноги. Обидно, да. Но совершенно не смертельно. И решается все горсткой монет и каплей поддержки…
Но, прежде чем отправиться за рюкзаком, решила наведаться в ту самую деревянную будочку, знакомую едва ли не всем и каждому с детства. Вкусный сок, с аппетитом поглощаемый мною весь вечер, настойчиво требовал выхода…
К счастью, очереди не было, поэтому я проворно забежала в туалет и захлопнула за собою дверь, оказываясь в пугающей темноте. Через малюсенькое резное отверстие в самом верху рассеянный свет растущего месяца проникал совершенно недостаточно. И дискомфорт внутри не давал расслабиться и задержаться тут лишнюю минуту.
Поэтому, едва застегнув джинсы, я с облегчением выскочила наружу. Наугад захлопывая за собой дверь и, одновременно, поправляя куртку. Успевая посматривать под ноги, чтобы не запнуться, и совершенно не обращая внимания на то, что творилось прямо передо мной.
И только когда знакомый насмешливый голос разрезал тишину этой поистине кошмарной ночи, изумленно вскинуть глаза вверх.
Чтобы еще через миг изумление сменилось отвращением…
— Вот ты где, Настя, — протянул Борщевский, заступая мне дорогу. Обманчиво расслабленный, но я точно знала — спокойно мне уйти он не даст. И плевать, сколько людей вокруг. Особенно, когда в радиусе трех десятков метров их нет вовсе, — убежала, пропала куда-то. А я соскучился…
— И поэтому лучше места для встречи, чем это, — я красноречиво выделила последнее слово, — ты не нашел?
Старалась, чтобы голос звучал язвительно, но в душе все явственнее поднимался страх. Мало ли что в голове у этого придурка…тем более в свете нашей последней встречи…
А в том, что Енот не забыл и не простил, не сомневалась нисколько.
И я не ошиблась.
— Ну, а что поделаешь, — пожал он плечами, делая шаг ко мне, — если ты по-хорошему не хочешь. За столом, со всеми…
— Борщевский, какого хрена тебе надо? Я не Пашка, мне лапшу на уши вешать не надо! В твои извинения я не поверю, даже если ты тут на коленях ползать будешь!
— А зря, — усмехается он, не изменившись в лице ни на миллиметр, словно болтал с давним приятелем, — только я ведь и вправду приехал из-за извинений. Только не моих. Твоих.
— Что? Ты головой ударился? Или вискарь паленый? С чего вдруг я буду извиняться? За что?
— А за свою несдержанность, милая, — он медленно приближается, а я, отступая, неожиданно упираюсь в знакомую деревянную дверь. И деваться некуда — Енот с глухим хлопком припечатывает ладони по обе стороны от меня, лишая возможности вывернуться и сбежать. И, широко распахнув глаза, я вижу прямо перед собой ненавистное лицо, не в силах даже закрыть глаза, потому что так еще хуже, — твоя пощечина, помнишь? У меня до сих пор кожа горит…
Он со свистом втягивает носом воздух, словно принюхиваясь, и сокращает расстояние между нами еще сильнее. Я только успеваю упереться руками в его грудь, ощущая холодную кожу куртки и силу парня, которая легко преодолеет мое сопротивление, если он захочет.
А он точно захочет, это с легкостью читается в его глазах.
— А еще при всех…
Его нос вдоль моей щеки, едва не касаясь ее…
— Поэтому самолюбие, поверь, пострадало не меньше…
— Отойди от меня! — шиплю ему в лицо, но парень только весело хмыкает.
— А если не отойду?
— Я закричу! — звучит вполовину не так уверенно, как мне этого хочется. Борщевский слишком близко, мне слишком страшно и некомфортно. Его аура и запах словно лишают воли, мешая сопротивляться в полную силу. В памяти всплывают обрывки знаний о самообороне, но слишком смазано и в разнобой, чтобы оформиться в сколько-нибудь конкретный план.
Но сдаваться просто так я не намерена…
— Давай, кричи, — покладисто соглашается он, а его левая рука вдруг ложится на мой подбородок, не давая отвернуть голову. Проводя пальцем по нижней губе, заставляя дернуться от отвращения. Безуспешно. А парень только усмехается, мельком оглядываясь, — только, боюсь, тебя не услышат.
Нееет..
Я готова застонать в голос, но лишь крепче сжимаю зубы.
И как я могла не заметить!
Ребятам надоело пить под аккомпанемент собственных голосов, шороха посуды и разномастного смеха. Кто-то притащил колонки и, судя по всему, подключив телефон, врубил популярную попсовую песню, под громкое одобрение окружающих. И то, что некоторые сидя начали пританцовывать…
Енот прав…если меня и услышат, то явно не сразу и не быстро.
И парень ясно видел мой взгляд с отразившейся в них зарождающейся паникой…
— Давай так, — горячие пальцы скользят по моей щеке, перемещаясь на висок и волосы, — сначала ты меня поцелуешь туда, куда ударила…
Он прижимается ко мне всем телом, словно не замечая моего сопротивления и выставленных рук.
— Потом еще раз…туда же, — я пытаюсь отвернуться, но меня грубо хватают за волосы, не позволяя, — для закрепления результата…
Еще пауза, а я понимаю, что шансов вырваться у меня с каждым мгновением все меньше. Но и подчиниться немыслимо. Внимательно слежу за каждым движением урода, с мрачной решимостью готовясь, если не ударить, так хотя бы укусить. Сильно, до боли, до крови! Чтобы шрам на всю жизнь, как напоминание!
О том, чем может обернуться такое членовредительство, думать не хотелось…
— А после, в качестве моральной компенсации, я, так и быть, поцелую тебя сам, — волосы свободны, но в плену снова подбородок и мне недвусмысленно намекают на то, что целовать будут явно не целомудренно, — и, если мне понравится, мы будем в расчете…
— Нет! — дергаюсь в отчаянном порыве, но Борщевский лишь сжимает меня крепче.
— А мне плевать, милая… Хотя, можно обойтись и без прелюдии…
Он приближается неотвратимо, а я не выдерживаю и все-таки зажмуриваюсь. Чувствуя волну тошноты, подкатывающую к горлу, и собираясь в единый комок, готовясь к сопротивлению. Несмотря на то, что отвернуться мне не дают. Дернуться — тоже.
Я не сдамся!
И за миг до того, как омерзительные губы касаются моих, а я открываю рот только для того, чтобы прокусить все, до чего смогу дотянуться, мне вдруг становится легко и свободно.
Настолько, что я не сразу понимаю, что случилось и почему.
Но сдавленный, полный боли стон быстро возвращает меня в реальность, заставляя распахнуть глаза…
Енот валялся на земле, почему-то прижимая к себе правое колено и с ненавистью глядя на парня, стоящего в паре метров от меня. Сморгнув пару раз и приглядевшись, я с удивлением узнала в парне Владимира. И такой вид у него был…
В общем, я бы искренне посоветовала Борщевскому очень тщательно выбирать слова и телодвижения…а еще лучше немного полежать и не отсвечивать. Сводный брат Пашки производил впечатление ядовитой змеи — мало того, что клыки уже смазаны ядом, так еще и молниеносный бросок в случае атаки не оставит шанса даже самому сильному и проворному врагу. И даже учитывая то, что комплекция Борщевского была куда как внушительнее, в случае драки тет-а-тет я бы на него не поставила ни рубля.
— Сука, — выдохнул Енот непослушными губами, с трудом принимая сидячее положение, — я тебя запомнил. Ты просто не знаешь, с кем связался…
— Ну, и с кем же? — прозвучало так издевательски-ласково, словно Владимир разговаривал с глубоким инвалидом по умственной части, — с оригиналом, зажимающих девчонок около туалета? Или это ущербный подвид романтики такой, а я не в курсе?