(Не)твой

Серёга возвращается слишком улыбчивый, мы ржем с него, он уже с полгода на медсестру слюни пускает, а сказать не может, так и ходит при любой возможности к ней и пялится постоянно.

Выходим на улицу, Палыч стоит, читает какие-то бумаги, в шеренгу по привычке строимся, переглядываемся, странно все.

— Итак, молодежь, с сегодняшнего дня изменение у вас небольшое. Мне в радость, вам, думаю, тоже. Устаю я с вами…

— Палыч, ты уходить собрался? — выкрикивает Сава.

— Не дождешься, Савельев, я тут ещё тебя переживу. Тренер у вас на земле новый, гонять вас будет как сидоровых коз, я уже договорился, а я три раза в неделю хотя бы тут ваши рожи видеть не буду.

Улыбаемся, ладно, не уходит, уже хорошо. Хотя новый тренер не всегда радость. Если какой козел попадется, то вряд ли сработаемся. Мы не дети уже, с нами сложно, характер у всех разный.

— Значит так, тренера нового уважать, слушаться, шуточки свои спрятать, всё понятно? — киваем. Понятно, конечно, но на тренера сначала посмотреть дайте, а мы решим потом, спрятать шуточки, или нет. — Прошу любить и жаловать, Крохалева Ольга Сергеевна, мастер спорта по художественной гимнастике, опытный тренер. Отныне все кардио и силовые на ней.

И выходит она. Та, которая Крохалева. Из-за спин наших, свисток на груди болтается, она его руками теребит, волнуется. Правильно делает. Мужиков много, красоток все любят.

Мелкая совсем, но не тощая, фигурка что надо. Становится рядом с Палычем, кепку снимает, и…

И она правда красотка, все верно я в холле заметил, когда на скользком полу ее спасал. И без кепки ей больше идёт…

Глава 2. Антон

То, что она будет гонять нас, как сидоровых коз, Палыч не соврал. Ольга эта зараза Сергеевна свисток свой изо рта выпускает только чтобы выкрикнуть очередное упражнение, а потом опять свистит, да так громко, что от этого звука башка трещит невыносимо просто.

Мы упахиваемся быстро, жара сумасшедшая, нагрузка ещё бешенее, пот глаза заливает, щиплет, неприятно. Вначале тренировки все пытались пошутить с ней как-то, подколоть, какой-то общий язык найти, прощупать почву, сейчас же сил и желания ни у кого нет, выжить бы и до душа доползти, потому что потом лёд ещё, сдохнуть не хочется.

А тренерша с зубками и коготками оказалась, все замечаем. Голос командирский, тренирует классно, по технике поправляет, чтобы суставы себе не убили да связки не порвали. Но молчит, даже на попытки познакомиться не отвечает, всё, что не касается тренировки — мимо. То ли волнуется так сильно, то ли грымза на самом деле, но четко даёт понять, что она — тренер, мы — подопечные, не больше.

А мы по-другому привыкли, Палыч то с нами как с равными, даже на днюхи иногда приходит, если не в клубе собираемся, их он принципиально не посещает, не любит. А эта деловая колбаса, тренировку закончила, в свисток свой опять подула, оглушая, и, развернувшись, побрела в спорткомплекс, и слова ни сказав.

— Вредная, зараза, но задница зачет, — говорит Лёха, он самый старший из нас, ему двадцать семь, но как малолетка ни одной юбки не пропустит, на всех обернется, со всеми пофлиртовать успеет. — Интересно, одинокая?

А я не знаю, почему, но так зло от его слов становится. Хочется рот закрыть, а ещё лучше глаза ему, чтобы не пялился. Задница и правда зачёт… Я фигурку заценил ещё когда от падения её спасал, она мне тогда нежнее показалась, чем сейчас на тренировке, молчаливая такая, растерянная. А тут… терминатор в юбке, ну почти.

Красивая. Правда, очень. Не смазливая, как многие, а красивая. И губы красные, хотя без косметики всякой, свои такие. Кусает часто? От картинки во рту пересыхает. Сглатываю. Какого черта? Мы даже не знакомы толком, а у меня уже фантазии всякие.

Интересно, сколько лет ей? Раз и мастер спорта, и тренер со стажем. Выглядит не больше, чем на двадцать, мелкая, хорошенькая. Наверное, если волосы растрепать и маску эту надменную с лица убрать, то и вовсе больше восемнадцати не дашь. На куклу похожа. Вся такая идеальная. Стрижка как под линейку, макияжа минимум, одежда сидит как влитая, ну точно куколка. Злая куколка.

— Бля, верните Палыча, — стонет Колос лёжа прямо на траве. Все устали, даже самые выносливые, — это что ещё за садюга мелкая?

— А они мелкие все такие, — поддакивает Сава, и мы ржем. Он-то точно знает, какие эти мелкие. Сава эксперт у нас по коротышкам, — они характером рост компенсируют. Да ладно, парни, сработаемся! Нормальная она, жопой чую, просто кусается, чтобы мы борзеть не начали.

О да. Что-что, а борзеть мы умеем. Когда Палыч ногу сломал пару лет назад и на целый месяц выпал, мы новому тренеру, что на замену прислали, тоже зубки показали. Он думал королём тут будет, все уклад наш сменить пытался и свои правила диктовать, но у нас корона на команду побольше оказалась, мы ему-то всю спесь и сбили. Так, что он, поговаривают, вообще из тренерства ушел. Ну и хрен с ним, всё равно это явно не для него дело, подход уж слишком дерьмовый.

Так что Ольга Сергеевна с нами не зря так строго, не зря кусается, понимает, что двадцать три здоровых мужика на шею сядут и не заметишь. Поэтому правильно всё. Пусть кусается. Я не против.

Перед глазами опять картинки всякие, с укусами связанные, трясу головой, отгоняя мысли. Да какого хера? Как будто месяц не трахался. Даша же только утром свалила, что со мной? Странное чувство. Очень. Очень странное. И я не контролирую его. Просто тренерша эта из головы все два часа не выходит, и я не понимаю, что вдруг случилось, что меня вот так заклинило.

Мы ещё минут десять лежим всей толпой, пытаясь отдышаться, между тренировками у нас есть час на восстановление дыхалки, обычно раза три успеваем сбегать покурить. Но сейчас вообще вставать не хочется, упахались все, ещё и жара бешеная.

— Курить охота, а встать никак, — говорит Сава, как будто мысли читает. — Так, ладно, мужики, кто курит, поднимайте сейчас свои телеса, позже не пущу, лёд потом, вонять не должно.

Со стонами поднимаемся, кто курит, остальные лежат счастливые на траве, отдыхая. Надо бросать, тоже буду лежать и никуда не спешить. Как теперь кататься после такого убийства — не представляю. Палыч нас походу реально разбаловал, раз нас хрупкая девчонка за полтора часа так умотала.

Уходим за спорткомплекс, мы всегда сюда за уголок сбегаем. И не видит никто, и вернуться если что быстро получится. Тренер знает, что мы грешим, орёт часто, особенно после медосмотра, когда пульмонологический тест не лучший приходит, но быстро успокаивается. Сам курит, видели мы, только ему не сказали. Палыч нормальный мужик, не хотим его компрометировать, поэтому киваем, когда взбучку нам за курение устраивает, и больше стараемся не попадаться ему, чтобы не расстраивать.

Достаем сигареты молча, говорить тоже не очень хочется, кажется, даже язык и челюсть болит. Сава уже полгода бросает, но сейчас курит, Лизка узнает, с потрохами его сожрёт. Она уже спалила однажды, что мы за спорткомплекс с сигаретами бегаем, Сава месяц потом не курил, видимо, хорошенько ему никотин отсосали из организма, раз силы воли на целых тридцать дней хватило.

— Интересно, а тренер ваш в курсе, что у него в команде такие раздолбаи, или мне обрадовать его пойти? — звучит где-то рядом, и мы смотрим по сторонам, пытаясь отыскать обладательницу сладкого голоса. Сладкий, правда, лучше, чем когда она на тренировке орала и рычала. Другой совсем, нежнее, что ли.

Она торчит в окне, прямо рядом, в двух метрах. Какого хрена она тут забыла? Там заброшенная комнатушка какая-то была всегда, мы и курили спокойно, зная, что в окно не спалит никто, потому что от роду никто не заходил туда.

— И вам день добрый, Ольга Сергеевна, — говорит Сава, — ну что ж вы так сразу стучать, м? Давайте дружить лучше, мы хорошие мальчики.

Заранец своей улыбочкой любую закадрить может, и хоть его давно никто не интересует кроме коротышки, если надо — он кота сразу включает.

А я молчу стою, как немой, и смотрю на эти губы красные, чтоб им пусто было. Ну какого ж ты такая красивая, мать твою, чё со мной?!